Приятные вещи (СИ) - Петюк Дмитрий "Desmond". Страница 19

Тем временем плод развился достаточно, чтобы его с полным правом можно было назвать младенцем. На голове стали пробиваться первые волоски, хрящи застывать, превращаясь в кости. Появление волосяного покрова вновь привело к росту сложности. Каждый волосок состоял из множества клеток — и, если фолликул, направляющий рост и обеспечивающий будущий волосок питательными веществами, смоделировать было относительно просто, то луковица, из которой произрастал кортекс — плотный пучок очень тонких волокон, покрытых рыхлыми клетками медуллы — была совсем другим делом. Всю структуру оборачивали слои и слои чешуек кутикулы, превращая такой, казалось бы, простой элемент тела в сложную многоступенчатую систему, более пяти миллионов сложных систем. И каждый из волосков удлинялся и развивался, фолликулы снабжали корень особыми клетками, обеспечивая дальнейший рост и вызывая запредельную нагрузку на разум.

В связи с этим я принял решение сбросить детализацию. Больше всего мне хотелось убрать просчёт всех волос, исключив их из уравнения, но я понимал, что ни Мирена, ни Кенира, получившая лысую мать, этому ничуть не обрадуются. К тому же в человеческом теле имелись и жизненно необходимые волосы, находящиеся в ноздрях и слуховых проходах. Поэтому я оставил волосы на голове, в носу и ушах, не стал трогать также брови и ресницы, принявшись безжалостно исключать из формулы всё остальное. Откровенно говоря, я не имел понятия, какое значение для организма имеет пушок, с ног до головы покрывающий человека. Но, учитывая существование на Земле такого явления, как эпиляция, решил, что Мирена прекрасно обойдётся и без волос на теле.

Следуя формулам симуляции, младенец распрямился, его уходящая в никуда пуповина окончательно исчезла. На меня обрушились новые потоки данных — клетки продолжали делиться, младенец расти и набирать массу. Я чувствовал, как мои мозги готовы расплавиться, даже через отстранённость форсированного режима стали пробиваться чувства, в первую очередь — инстинкт самосохранения. Хотелось всё бросить, отменить вычисления, сказать, что ничего не получилось, сделать всё, лишь бы прекратить это как можно скорее. Но я продолжал. Полностью просчитывать волосы на голове я не стал, отбросив всё, что отрастало дальше пары миллиметров. Также не пришлось беспокоиться и о тонусе тела — формулы из учебника химерологии были разработаны вовсе не для того, чтобы показать магу будущего питомца с атрофированными мышцами, так что полученная модель изначально имела оптимальное состояние мышц, сухожилий, жировой прослойки и скелета. Это, конечно, тоже вело к определённым проблемам — но с излишней мускулистостью Мирене предстояло смириться точно так же, как с невзрачной внешностью или безволосыми подмышками и промежностью.

Пусть мой мозг бросал все сто процентов ресурсов на просчёт развития тела, где-то на краю сознания мелькало любопытство. Очень хотелось посмотреть, что же именно у меня получается, каким именно выходит конечный результат. Увы, визуализировать это скопление клеток, создающих скелет, нервную и кровеносную системы, кровь, органы и кожный покров, у меня ни за что бы не получилось. Я мог лишь дать грубую оценку процесса, понять, что тело развивается нормально, что не возникает никаких аномалий и непредвиденных ситуаций.

А потом мне стало совсем не до раздумий. Виртуальное тело выросло достаточно, чтобы каждая клеточка моего мозга, каждая нейронная связь, каждый синапс были заняты только одной-единственной задачей. Я больше не видел ни внешний мир, ни Мирену, ни Царство моей госпожи, всё внимание уходило лишь на делящиеся клетки, развитие и разрастание математической модели. Я впал в настоящий транс — не тот, в который я умел входить, вычисляя сложные формулы, а просто потеряв себя, оказавшись в полнейшей пустоте наедине с цифрами и просчитываемыми процессами. Я потерял счёт времени, единственным способом его измерения оставался возраст моделируемого тела. Четыре года, шесть, десять. Двенадцать, четырнадцать, шестнадцать. После шестнадцати мне стало настолько плохо, что я покачнулся, едва не рухнув в облака. Невероятным сосредоточением воли я попытался удержать разрывающую разум модель, но с ужасом понял — это не удаётся. Что ещё немного, ещё чуть-чуть и я умру, не сумев завершить самое амбициозное и самое неподъёмное творение моей жизни. Следовало остановиться. Шестнадцать лет являлись прекрасным возрастом для любой девушки, вот только в шестнадцать тело ещё продолжает свои рост и развитие, а значит, попытка исцеления, опасная и сама по себе, может привести к самым ужасным последствиям. Следовало дотянуть хотя бы до восемнадцати, а лучше до двадцати — возраста, в котором пропорции тела окажутся максимально близкими к текущим. И если я этого сделать не смогу, моя скорая смерть тоже окажется напрасной. К тому же остановиться я просто-напросто не мог — для прекращения расчётов требовалось сознательное усилие, на которое просто не хватало остатков воли.

Внезапно тонкие сильные руки охватили меня сзади, прижимая к высокой груди. Мягкие прохладные крылья из облаков и тумана обернули моё тело, защищая от невзгод и опасностей. Тихая гармоничная мелодия раздалась прямо у меня в голове, прочищая разум и возвращая способность мыслить. Мои широко распахнутые невидящие глаза получили, наконец, способность регистрировать окружающую действительность, а сознанию вернулась ясность достаточная, чтобы заметить ошарашенный взгляд единственного глаза на изуродованном лице Мирены, которая впервые в жизни увидела, сколь прекрасна и милосердна моя госпожа.

— Продолжай, мой паладин, — раздался у меня над ухом голос Ирулин, и я почувствовал на коже её тёплое дыхание.

— Госпожа, но как же вы? — спросил я. — Вам надо сохранять силы.

— Глупый Ули, — засмеялась богиня, — самое важное для меня — это ты. Продолжай, не мешкай. Не своди свои и мои усилия насмарку!

Сейчас, когда рядом стояла моя богиня, когда она сжимала меня в объятиях, любые невзгоды и неподъёмные задачи показались мне по плечу. Я сосредоточился, до предела напрягая прояснившееся сознание, и продолжил. Семнадцать лет. Восемнадцать. Девятнадцать. Двадцать. Теперь можно было и остановиться, но для полной уверенности следовало просчитать ещё год. К счастью, теперь в теле проходило лишь обычное обновление клеток, глобальных изменений больше не имелось. Так что высвободившиеся ресурсы я пустил на одну, казалось бы, ненужную, но важную для каждой женщины вещь. Я перестал отбрасывать данные, касающиеся роста волос, начав просчитывать и их.

И когда, наконец, прошла целая вечность, а мой мозг, разрывающийся от объёма содержащихся в нём данных, продолжила удерживать лишь сила стоящей рядом богини, я мысленно ухватил получившуюся математическую модель и превратил её в ещё одну монетку. Созданная из кроваво-красного кристалла, та сияла ослепительным светом, окрашивая окружающие облака в закатные оттенки.

— Мирена! — выкрикнул я сорвавшимся голосом.

Та словно вышла из транса и, с трудом оторвав глаза от лица богини, взглянула мне в глаза. Мотнув головой, она протянула руку, и монетка, пролетев по воздуху, легла ей в ладонь.

— Тааг, приступай к финальной части ритуала! — сказала она, опуская монетку в проектор.

В окне на небе я увидел своего голема, который давно, возможно несколько часов назад, закончил последние штрихи ритуального контура. Тааг вытянул передние манипуляторы, расплёл их и коснулся тысячами тоненьких волокон кристаллических пластин управляющих площадок. Алмазная ванная налилась изнутри алым светом точно того же оттенка, что и использованная монетка. Оставалось только ждать. Ждать, превозмогая невыносимую головную боль, которая настигла меня даже здесь во сне.

Несмотря на то, что я закончил расчёты и отдал полученные данные, ни о каком облегчении речи не шло. Монетка являлась всего лишь якорем, визуальным отображением той модели, которая до сих пор находилась у меня в голове. И до тех пор, пока всё не закончится, пока я не смогу избавиться от этих данных, как когда-то стёр информацию об восстановленных конечностях Ксандаша, ни о каком облегчении не могло быть и речи.