Аномалия (СИ) - Юнина Наталья. Страница 41

– А как ты объяснишь тот факт, что как минимум трое моих трусов имеют большие дырки?

– Ну это ты спроси у своих рваных носков. Носки, наверное, отросшими ногтями порвал. А здесь…тоже чем-то острым.

– Чем?

– Чем, чем. Пиписькой, наверное.

– Она не острая.

– Ну тогда я не знаю чем. Хотя, подожди! Знаю. Это же твой кот. Когда я бросала в него вещи, он наверняка схватил зубами трусы и прогрыз их. Вот и дырки.

– У тебя ножницы в руке с момента, как я достал тебя из-под кровати, – а вот теперь ножниц нет. Он разжимает мою руку и выдергивает ножницы.

– Это я от кота защищалась.

– И случайно порезала трусы?

– Я не помню. Все было как в тумане.

– Ну да, ревность и задевающие слова застилают глаза, – вот же сученыш. – Что ж ты так ведешься на всё, радость моя? Признаться, я был уверен, что действия с твоей стороны будут попозже. Ну или менее заметные. Ты же могла заехать в аптеку и купить, ну скажем, слабительное и подсыпать его в молоко или воду. Или насыпать крошки на постельное белье. Или выбросить всю туалетную бумагу. Да много чего.

– Не подумала. В следующий раз буду изобретательнее. И вообще, это за то, что ты мои трусы украл.

– Вот удивительное дело, в один момент я убежден, что ты редкостная бывалая стерва и тут же выдаешь такое наивное дитя.

– Наверное, поэтому ты в меня и влюбился. Раз я вся такая внезапная.

Не знаю, чего я ожидала от Потапова после этих слов, но точно не того, что он громко рассмеется.

– Когда я такое говорил?

– Примерно полтора часа назад, когда предложил потрахаться на постоянной основе и поспать у тебя в кровати, а не на коврике.

– Это всего лишь удовлетворение физиологии. У меня трехнедельный застой.

Еле подавляю в себе смешок. Три недели. Это называется застоем? Вот только вслух я этого не говорю. До меня вдруг доходит, мы встретились с ним три недели назад. Забавный и почему-то приятный факт. Но куда более приятно осознавать, что за это время он точно не трахался с безвкусной.

– Путём сложных мыслительных процессов, я пришла к выводу, – копирую некогда произнесенную им фразу, из-за чего Потапов улыбается. – Что человек, который хочет просто удовлетворить свои физиологические нужды, то есть заняться сексом, займётся им с женщиной, которая трётся своей шерстью об его эбонитовую палочку так сильно, что должно уже всё ебануть. Ой, эбануть. Но хозяин эбонитовой палочки бросает эту трущуюся прилипалу и мчится за малолеткой, укравшей курицу с корпоративного стола. Намеренно подначивает ее к каким-то действиям, чтобы она пришла к нему домой. И спускает ей с рук то, что вряд ли кому-либо спустил бы. Не подскажете, как это зовется, Сергей Александрович? – и все же приятно видеть, что иногда он не знает, что ответить. Пауза непозволительно длинная.

– Тебе повезло, что я прибухнул в такси и стал чуть добрее. Штопай, – кидает в меня свои труселя.

– Я не умею штопать. И вообще, когда кожа дышит это полезно. Да и поздно уже, я спать хочу. У меня режим.

– Штопай.

– Ты глухой? Я не умею.

– Учись.

– Может, чем-нибудь другим займемся? Я тебе завтра новые куплю.

– Такие же синтетические как у тебя? Нет уж, спасибо.

– У меня настоящий шелк и кружева.

– Да, да. Штопай.

– Я куплю такие же как у тебя.

– А ты уже успела заработать деньги?

– Так я за твои куплю, которые давала за машину. Сам отдал. Я не просила.

– Штопай, – в очередной раз повторяет Потапов, чуть ли не закатывая глаза.

– Я все же настаиваю заняться чем-нибудь другим.

– Хорошо. Не хочешь штопать, давай в качестве оплаты оральный секс.

Очередная провокация, на которую я, к счастью, не ведусь.

– Ну, в качестве нового для меня эксперимента, можно попробовать. Только сначала в душ. А где мы будем это делать? На кровати или на диване? Хотя, о чем я. Конечно, на кровати. На диване тебе будет неудобно меня удовлетворять.

Очередная Потаповская усмешка и… ни одного слова. Вместо этого он снимает с меня сумочку и берет за руку. Усаживает на диван и сам куда-то уходит. Что творится в его голове понять сложно. Одна хорошая новость, несомненно, есть. Кот, развалившийся около окна, преспокойно лижет свое хозяйство, никак не реагируя на меня. В частности, на мои ноги.

А вот Потапов, в отличие от кота, на них внимание обращает. Как только он возвращается в гостиную, в очередной раз берет меня за лодыжки и укладывает на диван так, что я оказываюсь в лежачем состоянии.

Я ожидала от него набор для шитья, но точно не аптечку. В очередной раз становится неловко. То он полный говнюк, то снова ухаживает за мной, принимаясь обрабатывать царапины.

– А как я должна была убирать твою квартиру с таким ненормальным котом? Он реально мог меня убить, если бы не курица. Он бешеный.

– На самом деле он не агрессивный. Он трус. И ни разу ни на кого не напал.

– О, так я такая единственная?

– И неповторимая. Максимум он давал лапой тому, кто пытался взять его на руки. Хоть Даня и утверждает обратное. Он на всех шипит – факт. Ходит по пятам и пугает внешним видом, отчего люди его бояться, тоже факт. Но не нападает. Скорее всего, он почувствовал в тебе злые намерения.

– Искать свои трусы – это не злые намерения.

– Я тебе новые подарил.

– Вот сам их и носи.

Замолкаю, стараясь сконцентрироваться на действиях Потапова. Я четко улавливаю момент, когда обработка царапин перестает ею быть. Он начинает меня гладить.

И без слов понятно, к чему приведут его поглаживания. Взгляд у Потапова моментально меняется. Нет уже никакого ухода за царапинами. Он поглаживает пальцами внутреннюю сторону бёдра, ведёт выше, из-за чего я машинально свожу ноги. А затем поднимает подол моего платья, полностью оголяя живот.

– Что ты делаешь?

– У тебя здесь царапина. Я видел, когда вытаскивал тебя из-под кровати.

Я идиотка, раз верю в этот бред. И неустанно наблюдаю за тем, как он наклоняется к моему животу и касается губами кожи чуть ниже пупка. Дыхание спирает от этой ласки. Особенно, когда он продолжает целовать мой живот дальше. Мне определённо пора отсюда уходить.

Неимоверным усилием заставляю себя встать с этого дивана. И только я принимаю сидячее положение, чтобы сбежать от греха подальше, как Потапов одним движением накрывает меня собой, прижимая к дивану. Перехватывает мои руки и, прижав их к подушке, впивается в мои губы, лишая возможности говорить. Наконец, оставляет в покое мои губы, что-то бессвязно шепчет, покрывая поцелуями мое лицо. Проходится губами по моей шее и опускается к груди.

– Остановись, – не знаю, кому это больше говорю. Себе или ему. Скорее, себе. Наутро я точно перестану себя уважать, перейди я сейчас черту. Несмотря на то, что я убеждена, что он ко мне не равнодушен, в реале я могу ошибаться, выдавая свои желания за действительность. А желания меня трахнуть – недостаточно. Мне этого мало. – Я серьёзно. Остановись.

Ноль на массу. И, кажется, мне впервые наедине с ним становится не по себе. Он, черт возьми, пьяный. Наши силы априори не равны.

– Серёжа. Не надо, – почти вскрикиваю, когда он спускает бретельки платья, оголяя грудь. Тянется к груди, вбирая в рот сосок. – Хватит! – только сейчас понимаю, что он давно не держит мои руки. Упираюсь ладонями в его грудь и отталкиваю.

– Игра затянулась, не находишь?

– А я с тобой сейчас и не играла. Шутки шутками, но я не тарелка, из которой можно поесть, когда тебе приспичит, – в спешке натягиваю платье и стопорюсь, услышав:

– Да, ты необычная тарелка. Дорогая.

Замахиваюсь, дабы ударить по его лицу, но, несмотря на алкоголь, он ловко ловит мою руку.

– Пока не перестанешь воспринимать меня как, пусть и дорогую, но б/у вещь, тебе ничего не светит. Понял?!

– Что-нибудь еще?

– Если не готов подправить в себе аномальную извилину и предложить что-то нормальное, даже не думай меня трогать.

– Хочешь, чтобы я соврал?