Когда Алиса упала - Блэйкмор Ким Тэйлор. Страница 13

– Это вестибюль.

– Это я вижу.

– Для посетителей. Таких, как вы.

Где же тогда Алиса вошла? С одним сундуком и неподъемным грузом лжи Лайонела? В четырнадцать лет Алиса перестала разговаривать. Только вот болтала о новорожденном черном теленке, а на следующий день замолчала. Неделя прошла, и год, а она все молчала – остался лишь наш особый язык знаков и жестов. Как же она делилась своими переживаниями и страхами?

Дышать все тяжелее. Я вскакиваю, подхожу к входной двери, поворачиваюсь к эконому:

– А где принимают пациентов?

– Миссис Эбботт…

Он поднимает руку, на его лице застыло любезное выражение.

– Значит, где-то в глубине дома.

Там, за лестницей, круглое стеклянное окошечко врезано в дверь, а за ней – подвал и морг.

– А. Миссис Эбботт. Миссис Сноу.

Повернувшись, я обнаруживаю прямо перед собой высокого мужчину, он стоит слишком близко, и я вынуждена смотреть на него, запрокинув голову.

– Доктор Мэйхью?

– Да. Собственной персоной.

Голос у него сахарно-медовый. Он держит под мышкой блокнот, теребя его уголок. Волосы густые, с проседью, но буйные бакенбарды черные. Я не могу определить его возраст. Серые глаза глубоко посажены, над ними тяжелые брови. Он повидал жизнь: морщинки в уголках глаз, похоже, и от душевной боли, и от смеха. Его взгляд мечется туда-сюда, он наставляет длинный подбородок на меня.

– Я не слышала, как вы подошли.

– Мягкие подошвы. Так лучше для пациентов, – говорит он, и тонкие губы изображают улыбку. – Я знаю, зачем вы пришли.

Он протягивает руку. Я не пожимаю ее. Он опускает руку.

– Доктор Мэйхью, – подает голос Кэти, – моя золовка нуждается в утешении.

– И она получит его, – говорит он и движением ладони показывает на дверь справа: – Давайте побеседуем.

Стены в кабинете Лемюэля Мэйхью оштукатурены и желтоватые от дыма. Стены голые, только за письменным столом висит большой плакат. Рисунок тушью: голова человека разделена на френологические доли, а на шее выведена фраза «Познай самого себя». На широком подоконнике папоротник в горшке.

Мэйхью устраивается в кресле, откидывается назад. Пружины скрипят. Он складывает пальцы домиком и постукивает ими по губам.

– Я так же безутешен, как и вы.

– Вот как?

– Любая смерть – это трагедия. Но я рад, что вы пришли, теперь я могу лично поделиться с вами новостями. Мы провели тщательное расследование. Все правила соблюдались.

– Тогда как же она забралась на крышу?

– На крышу…

Я перебираю пальцами по подушке кресла.

– Вы за нее отвечали. Вы должны знать, как она попала на крышу. Раз уж провели расследование.

– Да, я знаю. Это…

Он пожимает плечами, тянется через бумаги на столе, отодвигает в сторону пепельницу, используемую в качестве пресс-папье, и раскрывает папку.

– Ммм. Как жаль. Мы, конечно же, пытались уберечь вас.

– Уберечь от чего?

– Эти отчеты доступны обществу, миссис Эбботт. Мы должны сообщать о происшествиях в лечебнице попечительскому совету. – Колесики его кресла елозят туда-сюда по деревянному полу. – А также семье. Мисс Сноу страдала психическим расстройством.

– Я хотела бы посмотреть.

– Посмотреть что?

– Крышу. Ее комнату. Медицинскую карту.

– Отчет о ее смерти посмотреть можно. Но записи о лечении конфиденциальны.

– Объясните, почему моя сестра умерла.

Он выдыхает через нос, закрывает папку.

– По словам вашего брата, вы были медсестрой в ходе военного конфликта. Вы все еще медсестра?

– Нет.

– Значит, отдали долг правому делу.

– Доктор Мэйхью…

– Вы помните, как некоторые из ваших пациентов кричали всю ночь после битвы? «Взять высоту!» или «Бей их!». Снова и снова этот жалобный крик.

– Какое отношение это имеет к Алисе?

– После их смерти вы писали родственникам погибших об этих ночах? Думаю, нет. Думаю, утешая родителей, вы писали, что их сын умер спокойно.

– Я не понимаю, о чем вы.

– Я о том, что ночи вашей сестры были так же ужасны. И думаю, она очень хотела, чтобы они прекратились.

Я сглатываю. Будто камень глотаю. Или правду.

– И поэтому она спрыгнула с крыши.

– Да.

Три этажа. Четыре, если считать конек крыши.

– Почему? Как?

Его ладонь скользит по бумагам. Лист сминается, и доктор тщетно пытается разгладить его ладонью.

– Думаю, если человек хочет… покончить с собой, он всегда найдет способ. – Он касается своего носа, чуть сбоку, будто дает понять, что у нас общая тайна. – Я никогда не напишу о самоубийстве в ее карте.

– Но это не так. – У меня прерывается дыхание, я глотаю воздух ртом. – Она бы этого не сделала.

Кэти кладет руку мне на запястье. Сжимает, когда я пытаюсь вырваться.

– Доктор, очень любезно с вашей стороны не предавать эту информацию огласке. И так сердце разрывается от произошедшего.

Вывернув руку, я освобождаюсь от ладони Кэти.

– У нее были синяки, доктор Мэйхью, которые не… Здесь, – я показываю на свои запястья. Сначала на левое, потом на правое. – На бедрах. И здесь. – Я рисую синяк на своем горячем лбу. – Откуда у нее эти синяки?

– У нас прогрессивная лечебница, миссис Эбботт. Мы стремимся вернуть пациентам душевный покой. Они работают в саду, на ферме. Мы сами выращиваем овощи для кухни. Мясо тоже с нашей фермы, – говорит он и издает резкий смешок. – Пациентов лучше кормили во время войны, чем всех нас, учитывая нехватку продуктов и пайки. Лучше кормили. Но не всех хорошая еда успокаивает. Некоторых нужно призывать к порядку. Применять другие меры. И они работают. Для того они и придуманы.

– Что за меры? – Я подаюсь вперед, вцепляюсь в край стола. – Что за меры?

– Если коротко – труд и свежий воздух. – Ударив ладонью по столу, он добавляет: – Я вас успокою. Пойдемте. Посмотрите.

Мы поднимаемся на площадку второго этажа. Мэйхью стучит по зарешеченному окну, указывая на крыши зданий внизу. Слева от нас запертая металлическая дверь, другая такая же справа.

– У нас даже мельница есть. А вот аптекарский огород. – Мэйхью выпускает клуб дыма из трубки. – По весне телята. У нас есть свой бондарь. Работает с тех пор, как открылся этот корпус. Бадьи у нас в ходу.

– Сколько во все это труда вложено, – говорит Кэти, вытирая лоб платком.

– Мужское крыло справа. Женское слева. Это крыло миссис Оуэнс. Очаровательная женщина, хотя и несколько напористая. Она управляла школой для юных леди. В Мансонвилле. Мы очень благодарны миссис Оуэнс за ее благодеяния.

Кэти кивает и склоняется к окну:

– Здесь есть все, что нужно.

– Свежий воздух, труд и душевное спокойствие, – говорит Мэйхью, заложив руку за спину и покачиваясь с пятки на носок. – И все на этом небольшом участке. Вообще говоря, нам тут уже тесновато. Я присмотрел еще четыре акра и готовлю письмо миссис Оуэнс.

Замок слева щелкает, и длинная ручка поворачивается. Дверь в отделение на мгновение приоткрывается, и оттуда бочком выходит девушка. Это та девушка, что бежала за нами по дороге, в серой юбке и фартуке. Она несет ведро и швабру и, заметив меня, вздрагивает. Ведро раскачивается, вода чуть не переливается через край. Она охает, переводит взгляд на Кэти, смотрит в пол. Стискивает губы.

– Мисс Суэйн, – говорит Мэйхью, сжимая мундштук.

– Да, – бормочет она.

– Все в порядке?

– Все хорошо.

– Ну и отлично.

Она кивает и отступает к лестнице, перед ступенькой мешкает, чтобы перехватить ведро поудобнее.

– Уборка. Сколько тут дел. – Доктор снова указывает в окно, на хлев и пастбище: – Смотрите-ка. Ягненок. Ха.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.