Запретная страсть - О'. Страница 21

– Представляю себе, – промолвила она, радуясь, что он заговорил о джунглях. Если удастся навести его на археологические рассказы, поездка в Сан-Франциско пройдет без сучка без задоринки.

Ей нравилось слушать, как Брэндон рассказывает о своей работе. Часто, когда Дуглас задерживался на деловых ужинах, Брэндон и Джинни приходили к ней в рабочий кабинет и они втроем болтали в теплой компании об экзотических странах. Брэндон рассказывал о своих экспедициях, а Келси тем временем раскладывала по папкам сметы на приобретение мебели или сравнивала на компьютере ценники. Эти спокойные вечерние посиделки доставляли ей удовольствие. Она не меньше, чем Джинни, любила слушать, как он описывает сочащиеся влагой зеленые джунгли и изумительные, врастающие в землю храмы.

Тогда это было желанным бегством из дугласовского мира мелочной власти в широкий мир Брэндона – мир человеческой истории. Теперь это было бегство в другую сторону. Лучше говорить о трагедии тысячелетней давности, лишь бы не затрагивать теперешнюю. Слезы тех, кто жил тогда, давным-давно выплаканы, а боль прошла.

И Брэндон тоже, по-видимому, был рад переключиться на другую тему. Келси задала пару наводящих вопросов, и он рассказал смешную историю о веселом профессоре, приглашенном к ним прочитать лекцию. Он заморочил головы студентам, попросив найти на столе «предмет материальной культуры», который в конце концов оказался глиняной подставкой для карандашей, слепленной каким-то ребенком к «Дню отца» [1].

Они оба весело хохотали – Брэндон рассказывал о самых невероятных предположениях, которые высказывали отчаявшиеся студенты, и мало-помалу пальцы Келси перестали судорожно стискивать руль.

Они и не заметили, как оказались в пригороде Сан-Франциско.

– В какую сторону ехать?

Келси не знала, кто такой мистер Фуллер: тоже археолог или деловой партнер «ОДК». Впрочем, поскольку раньше она этого имени не слышала, то склонялась к первому предположению.

– Сейчас мы на севере города. Где офис мистера Фуллера?

Брэндон ответил как-то странно, ему явно не хотелось говорить о Фуллере.

– Это в центре, – уклончиво сказал он. – Но у меня там встреча в пять часов. Сначала перекусим. Давай заедем на причал.

– На причал? – удивилась Келси. Неужели он хочет обедать на людях? Дома он ел один, очевидно, чтобы никто не видел, как он мучается с вилками, ложкой и тарелками. Она думала, он предложит что-нибудь дорогое и солидное, где чопорность официантов и клиентов гарантирует, что никто не будет сочувственно глазеть на него. Или дорожную забегаловку, где можно заказать и съесть гамбургер, не вылезая из машины.

– Ага, – сказал он. – Там в конце причала есть маленький китайский ресторанчик. С палочками я пока не совладаю, но пару булочек с яйцом съесть сумею, не ударив лицом в грязь.

– Но, Брэндон… – Она не находила нужных слов. Такое чудо – провести с ним несколько дивных часов, и ей не хотелось чем-нибудь все испортить. Она боялась, что толкотня на причале будет действовать ему на нервы, вызовет раздражение, и Брэндон снова станет таким, каким был все эти дни, когда не скрывал своей неприязни к ней. – Там так далеко идти. И столько народу…

– Ничего, я справлюсь. К тому же ты будешь держать меня под руку, чтобы я не свалился в залив, – беззаботно пошутил Брэндон, но потом, почувствовав ее беспокойство, сказал уже серьезным тоном: – Послушай, Келси, мне нужна толпа. Последние недели я с ума сходил в этой жуткой больничной палате и в этом доме, черт бы его побрал, где все ходят на цыпочках. Мне нужно вдохнуть соленого воздуха, услышать, как орут и хохочут люди.

– А твоя нога… – Трудно было поверить, что он не дурачится, но он говорил с такой тоской в голосе. – Она не разболится? Там идти далеко.

– Ну и пусть. Боль укрепляет характер.

– Брэндон…

– Поехали, Келси. Это будет так здорово! Ты ведь не стыдишься меня, правда? Обещаю, что чай не разолью. Да и вообще, туда ходят одни туристы. Никто и не увидит, что ты обедаешь с жалким слепцом.

– Брэндон! – Она сердито дернула его за рукав. – Не говори ерунду! – Ты же сам знаешь, что это не так.

Он схватил ее руку и задержал в своей.

– Да, конечно же, знаю. – Он улыбнулся, и, увидев его улыбку – такую знакомую, так напомнившую прежнего Брэндона, – она чуть не расплакалась. – Поехали. Это время было такое трудное для нас обоих, и я знаю, что со мной было совсем не сладко. Давай на час-другой забудем обо всем. Может, я позабыл многое, но не забыл, что нам с тобой всегда интересно. Правда?

– Да, – с трудом вымолвила она, – правда.

Они выбрали столик на воздухе, с залива тянуло свежим ветерком, но пригревало солнце, и холодно не было. В небе скользили чайки, громко и резко крича, а внизу, у длинного причала, не переставая лаяли, перекатываясь друг через друга, толстые, лоснящиеся морские львы. Брэндон мотнул головой на эту какофонию и засмеялся:

– Когда ничего не видишь, можно подумать, что тебя занесло на сборище шутов и они одновременно дудят в свои дудки.

Келси закрыла глаза и, слушая его, тоже заулыбалась. Он совершенно прав. Когда мы раньше слышали морских львов, мне казалось, что они кого-то оплакивают, но теперь это мне никогда не придет в голову. Я буду представлять клоунов, и от этого захочется улыбнуться… Так почему же слезы снова жгут глаза?

Она сидела и смотрела на Брэндона. Солнце переливалось в его светлых волосах, когда ветерок перебирал их, сдувая с бинтов. Возможно, в том, как он сказал про морских львов, и заключается его обаяние. Он любит жизнь – всю, без изъятия, до самого глупого и смешного в ней. Там, где другие разводят меланхолию, он видит повод улыбнуться. Когда ты вместе с ним, начинаешь видеть мир его глазами. И оказывается, что все куда интереснее, чем ты думала.

Они все еще сидели, молча вслушиваясь в неповторимую суету причала, когда к ним подошла официантка. Брэндон заказал булочки с яйцом, при этом не смущался и вовсе не выглядел несчастным. Две женщины за соседним столиком даже уставились на него во все глаза, разглядывали его с головы до пят: от сиявших на солнце волос до отставленной в сторону длинной мускулистой ноги.

Сама понимая, что это нелепо, Келси почувствовала, как в ней закипает возмущение. Она перехватила взгляд одной из женщин и подчеркнутым жестом протянула руку и поправила прислоненный к столу костыль.

Потрогав подушечку костыля, Келси не сразу убрала пальцы – Брэндон долго держал ее под мышкой, и она еще хранила его тепло. Жест был откровенно хозяйским, и она с удовольствием заметила, как в глазах женщин погас алчный огонек. «Костыль и мужчина, который им пользуется, – мои», – говорил этот жест.

Но через минуту Келси отпустила костыль, почувствовав себя вдруг последней дурой. Что за примитивные инстинкты? А если они хотят любоваться им? Он не принадлежит мне, совсем не принадлежит.

Она позволила себе обмануться близостью, возникшей, когда они медленно, рука об руку шли по причалу к ресторану, тесно прижавшись друг к другу, так что их тела от плеча до бедра соприкасались, чтобы Брэндон мог опираться на нее.

Они сразу же вошли в общий ритм, и на удивление легко сложился между ними физический контакт. Они понимали и чувствовали друг друга без слов, сосредоточившись на движении мускулов, мгновенно улавливая малейшее изменение скорости, направления. С каждым шагом тело Келси все теснее прижималось к телу Брэндона, повторяя его очертания, и она уже не могла сказать, где кончается она и начинается он.

Прогулка наверняка доставляла ему боль, но она, как последняя эгоистка, мечтала, чтобы причал тянулся и тянулся и конца ему не было, чтобы до вечера не наступил момент, когда им придется отделиться друг от друга и снова стать двумя чужими людьми.

– Я думал, ты любительница курятины с орехами.

– А? – Келси вздрогнула от голоса Брэндона. – Ах да, верно, – проговорила она, стряхнув с себя ощущение его тела и поняв, на что он намекает. Частенько, когда приходилось засиживаться в офисе, Келси заказывала блюда из китайского ресторана. А Брэндон, примостившись на краешке стола, брал ее палочки и выискивал в картонной коробочке последние запрятавшиеся орешки. Не отрываясь от компьютера, она шлепала его по руке.