В плену прошлого (СИ) - Семакова Татьяна. Страница 7

— От чего же, — снова хмыкаю. — Почему сразу не вмешался? Я три года мотаюсь.

— Думаю, ты уже в курсе. Надеюсь, иначе твой детектив совсем никудышный.

— Хочу послушать твою версию.

— Хорошо, — раздражается от моей настойчивости, откладывая приборы. Демонстративно выковыривает языком застрявший кусочек пищи из передних зубов, вытирает губы салфеткой, брезгливо морщась, очевидно, от ее недостаточной мягкости, комкает и бросает на стол. — Я не хотел влезать. Не хотел никакого расследования, не хотел знать правду и видеть тебя.

— Я такая страшная? — улыбаюсь через силу.

— Ты занудная. И всегда добиваешься своего, не мытьем, так катаньем. — Старательно держу улыбку, но губы дрожат. — Я знаю о твоем разговоре с Андреем. Он мне рассказал, в тот же вечер. Сказать, как это выглядело? Пожалей дуреху, вот как. Все выяснила? — Моргаю и по щекам скатываются две непрошеные слезинки. — Началось, — закатывает глаза Смолин.

— Башку мне оторвет, — бубнит Васька, то и дело поглядывая в окно.

— Не оторвет, — отмахиваюсь, сама страшно нервничая перед встречей с братом. — Не нагнетай.

— Нахера я согласился? — трет лоб и косится на морозильную камеру, где у его отца припасена бутылка водки.

— Даже не думай, — машу перед его мечтательным лицом рукой. — Если меня попрут, везти тебе.

— Если я выпью, ты останешься.

— Тогда повезет Андрей и тебе точно влетит.

Вася горестно вздыхает и выходит на улицу, прихватив пачку сигарет. Тоже всеми силами пытается выглядеть круто. В основном перед Андреем и Костей, которые на четыре года старше. Если бы не его кровное родство с Мариной, девушкой брата, наверное, и не приняли бы. И мне бы не подставлять его так, но я больше не могу.

Андрей с Мариной подъезжают первыми, на это и был расчет: брат всегда впереди на своем байке, пока остальные собирают пробки.

Он заносит в дом позвякивающий ящик и замирает на пороге, увидев меня. Марина от неожиданности врезается в его спину, ойкает и с любопытством заглядывает, а потом тактично оставляет нас наедине. А я гадаю, как ему удалось привезти на мотоцикле целый ящик, даже если куплен он был в магазине в двух километрах. Но, это Андрей. Кажется, будто он может все.

— Что ты тут забыла? — рычит брат и проходит, скрипя кожей экипировки.

— Ты знаешь, — сразу же занимаю оборонительную позицию.

— Знаю и ты уедешь. Как минимум потому, что тебя не приглашали.

— Андрей, — начинаю с запалом, но он резко прерывает:

— Тема закрыта. Собирайся. Наденешь Маринкин экип.

— Ты не можешь так поступать! — выпаливаю через хлынувшие сплошным потоком слезы. — Не можешь! У тебя права нет!

— Если у кого и есть на тебя права, так это у меня. И пока ты живешь за мой счет, так и будет! — рявкает, шваркая ящик на стол.

— Да почему ты такой?! Почему?! Что плохого?!

— Что плохого?! — ревет медведем. — А когда он тебя бросит? А если он тебя обидит? Мне что делать прикажешь? На чью сторону вставать?

— Почему сразу обидит, Андрюш? — меняю тактику, кидаясь к нему и хватая за руки.

— Потому что восемь лет разницы, Вик, — отвечает уже спокойнее. — Ты мелкая еще совсем. Ребенок, блин!

— У твоего ребенка грудь больше, чем у девушки, — выбиваю его из колеи сравнением.

Андрей морщится и выдергивает свои руки из моих.

— Ну вот нахера? — ворчит, машинально опускает взгляд ниже и снова морщится. Потом и вовсе нос воротит.

— Ты сопротивляешься неизбежному, — выдаю заранее отрепетированную взрослую фразу с умным видом, и глаза брата закатываются к потолку.

— С чего ты вообще взяла, что ему это надо? С тобой все понятно, ты с пеленок за ним таскаешься. Ему такое счастье не упало, уверяю.

— Поэтому он перестал заходить, если заезжает за тобой на машине? Поэтому с днем рождения поздравил по телефону? Мы виделись чуть ли не каждый день, но едва мне исполнилось восемнадцать, он на расстояние пушечного выстрела не подходит!

— Да потому что ты виснешь на нем! И когда тебе стукнуло восемнадцать, почему-то решила, что все можно!

— То есть, ты никак не способствовал, да?

— Я тебе все сказал.

— Я не буду виснуть. Никогда этого не делала и сегодня не стану. Просто позволь мне остаться.

— Нет.

— Хорошо, дуй на воду. Делай, как удобно тебе. Учиться я не пойду, пойду работать. И когда я от тебя съеду, угадай, что произойдет? — Андрей скрипит зубами, глядя в сторону, но молчит, а я закрепляю успех: — Со мной ты испортишь отношения в тот момент, когда я выйду за ворота. С ним, когда мы начнем встречаться. Раньше, позже, неважно.

— Ты маленькая еще и дуреха, — вздыхает и расстегивает куртку, изнывая от жары. — Ты понятия не имеешь, как он ведет себя с девушками.

— Мне нет никакого дела до других девушек.

— Он с ними спит. Все. И когда это кто-то, кто не ты, мне начхать. Но, если…

— Даже если и так, пусть лучше он, чем… чем какой-нибудь другой придурок. Чужой.

— Всю душу из меня вытрясла, — снова рычит, пиная ножку стола. Бутылки в ящике победно звякают, как и мое сердце в предвкушении вердикта. — Оставайся. Но! Учиться ты пойдешь при любом раскладе. Стоишь в стороне, глаза в пол, ешь и пьешь безалкогольное молча. Вообще, чтоб тебя не видно и не слышно было. Ясно?

Вместо ответа бросаюсь ему на шею. Брат нехотя обнимает и трогательно целует в голову. Тяжело вздыхает.

Когда на праздник по случаю дня рождения Марины собирается толпа их друзей, в самом деле топчусь в стороне. Стою у костра, который Васька развел под шашлыки, но все равно мерзну, потому что Смолин не приехал. Метаю в брата молнии взглядом, зная наверняка, что он ему позвонил и запретил, своими глазами видела, как он отходил с телефоном у уха. Андрей упорно делает вид, что не замечает. И тут появляется Костя.

Ни с кем не здоровается. Игнорирует дернувшегося в его сторону брата. Мечется взглядом и быстрым шагом, стягивая на ходу свою куртку, идет прямо на меня.

— Удобная версия, — проговариваю, указательным пальцем катая по столу его салфетку. — Только вначале было яйцо. — Щелчком отправляю комочек в его сторону и поднимаю взгляд. — Точнее, два, которые ты ко мне подкатил.

— Ошибаешься, — настырно стоит на своем Смолин, буравя меня тяжелым взглядом.

— Он велел тебе не приезжать. Он позвонил тебе и запретил, потому что там была я. Но ты все равно приехал, — настаиваю и я.

Достало это вранье. Достала его манера выкручивать факты в оправдание своего мудачества.

— Именно так, позвонил. Но сказал совершенно другое. Повторить? — ухмыляется надменно. — Мало было? Давай, мне не трудно. Ты — заноза в заднице, — отбивает, прямо глядя мне в глаза. — Красивая мелкая заноза, забившаяся под самый, сука, ноготь.

«Не может этого быть, — талдычу мысленно. — Не может!»

«А если все так? Если в самом деле попросил приехать, а не наоборот? Он отказался, потом передумал, чтобы не ругаться с Андреем», — терзает логику раненная любовь.

«А с чего бы ему не приехать на день рождения Марины? Он точно должен был там появиться!» — возмущается разум.

Моргаю, снова прогоняю мутную пелену перед глазами, снова роняю слезы.

— Сама напросилась, — равнодушно пожимает плечами Смолин. Распаковывает зубочистку и отправляет кончик в рот.

— Я все это знаю, — улыбаюсь дрожащими губами. — Знаю, Кость. И что назойлива была, и что душила тебя своей привязанностью. Любовью своей наивной… — замолкаю на время, проглатывая ком обиды. Собираюсь и выталкиваю то, в чем уверена, несмотря на все его злые слова: — Но не надо мне врать, что тебя заставили. — Смолин стискивает зубы, надламывая зубочистку и смотрит волком. А я давно не Красная Шапочка. Вытираю слезы, подбородок повыше. — Признайся. Признайся и мы закроем эту тему раз и навсегда.