Маньяки (ЛП) - Шеридан Энн. Страница 22

Поворачиваясь к ним лицом, я скрещиваю руки на груди, прикрытой полотенцем.

— Что теперь? — Выплевываю я, не желая затягивать неизбежное. Чем скорее я встречусь лицом к лицу со своими демонами, тем скорее я смогу понять, как победить их.

Охранник, вошедший с ножом, указывает на мой шкаф, и я вижу белый чехол для одежды, висящий на открытой двери. Мой желудок сжимается.

Свадебное платье.

— Гребаный ад, — бормочу я, понимающе качая головой. — Этот мудак времени даром не теряет.

— Просто одевайся, — говорит здоровенный охранник, раздраженно стиснув зубы. — И не экономь на нижнем белье. Джованни очень разборчив в том, как, по его мнению, должны одеваться его женщины. Кружева лучше всего, — выплевывает он. — О, и не забывай улыбаться. Жена ДеАнджелиса всегда должна улыбаться.

— Пошел ты.

— Если бы ты не собиралась стать невестой моего босса, — говорит он, его глаза темнеют, — я бы трахнул тебя в тот момент, когда вошел в эту комнату и обнаружил тебя связанной.

Я усмехаюсь, пересекая комнату и пытаясь игнорировать горячие взгляды, исходящие от него и его друзей-ублюдков.

— В чем дело, придурок? Не можешь поставить женщину на колени без необходимости ее насиловать? Тяжелый случай. Хотя не вини себя, — говорю я, с отвращением скользя взглядом вверх и вниз по его телу. — Ты, конечно, не лакомство, и не делай вид, будто я не видела, как твой микрочлен напрягся в штанах, пока я принимала душ. Ни одна женщина в здравом уме не захочет такого. Теперь о твоем друге, — говорю я, глядя на чувака, который освободил меня от пут. — Вот ему есть с чем поработать.

Он рычит от гнева, и когда он бросается ко мне, я вхожу в гардеробную и жду всего мгновение, прежде чем захлопнуть дверцу с такой силой, что она врезается ему в лицо. Болезненный смех разрывает меня, когда я расстегиваю молнию на чехле с одеждой и впервые вижу дурацкое шелковое свадебное платье, которое, по мнению Джованни, я должна надеть, но смех стихает, когда пронзительный плач ребенка в соседней комнате проникает в гардеробную.

Мое сердце разбивается вдребезги.

Держись, малыш. Я приду за тобой, и тогда, обещаю, ты познакомишься со всеми тремя своими старшими братьями. Ты будешь в безопасности, любим и согрет. Ты никогда ни в чем не будешь нуждаться. Просто дай мне еще немного времени.

Порывшись в ящике с нижним бельем, я выбираю самое отвратительное белье, которое могу найти, прежде чем снимаю платье с вешалки и неохотно надеваю его, ненавидя то, что оно сидит на мне идеально, и, черт возьми, оно действительно чертовски красивое.

По моему лицу катится слеза.

Сегодня я выхожу замуж не за того ДеАнджелиса.

Тяжело вздыхая, я быстро вытираю лицо и надеваю туфли на каблуках, которые прекрасно сочетаются с платьем. Подходящая по цвету вуаль легко скользит по моим волосам, и я позволяю ей упасть на лицо, прежде чем открыть дверцу гардеробной и приготовиться встретиться лицом к лицу с дьяволом.

Мальчики сказали мне, что я должна была бежать и никогда не оглядываться, и вплоть до этого самого момента я отказывалась их слушать. Я ничего так не хотела, как вернуться сюда и сделать все, что в моих силах, чтобы спасти их, но теперь я услышала их. Я услышала агонию в их голосах, отчаянное желание, чтобы у меня была лучшая жизнь, даже если это означало быть в бегах вечно.

Я не слышала их до этого момента.

Так вот, я никогда в своей гребаной жизни не хотела бегать так быстро.

11

Церковь огромная, и я сразу же ее возненавидела.

Дедушка ДеАнджелис сидит в самом начале, на его старых, дряхлых губах застыла больная ухмылка, а вокруг меня на скамьях сидят знакомые лица. Вся семья ДеАнджелис — или то, что от нее осталось, — должно быть, собралась на важный момент для Джованни.

Он стоит вначале прохода, наблюдая за мной, как ястреб, его глаза блестят миллионом темных секретов, и с каждым моим шагом по длинному проходу желчь поднимается все выше в моем горле.

Мое сердце бешено колотится в груди, и я едва слышу тихую музыку за громким стуком пульса в ушах. Люди пялятся на меня справа и слева, и я могу только представить, что им наговорили об этом союзе: что это значит для семьи ДеАнджелис — заполучить единственную живую наследницу состояния Моретти, плюс дополнительный удар по яйцам знаменитым сыновьям ДеАнджелис из-за того, что их отец украл единственную оставшуюся для них важную вещь — меня.

С каждым шагом к алтарю я напоминаю себе, что, не пройдя через это, у меня нет шансов снова приблизиться к парням. Если я сбегу сейчас, то рискую всем. К тому же, в этой самой комнате мне придется иметь дело с двумя или тремя сотнями мафиози. Бежать — не вариант, если только я не хочу получить пулю в спину.

Священник, стоящий в центре прохода справа от Джованни, выглядит так, будто его сейчас стошнит, и я молю Бога, чтобы этот парень был на моей стороне, что он, возможно, нашел какую-то лазейку в обетах, какой-то способ выкрутиться, но Джованни слишком умен, чтобы им можно было так играть. Я могу гарантировать, что вся часть "возражает ли кто-нибудь против этого союза", вероятно, будет случайно забыта. И, черт возьми, где, блядь, Джиа? Я знаю, что ей наплевать на меня, но, конечно же, в ее интересах что-то предпринять по этому поводу. Если подумать, то мне на руку, что ее не нет здесь прямо сейчас, по крайней мере, пока. Я буду более чем рада, если она приедет и "спасет" меня, как только мальчики окажутся у меня в целости и сохранности.

Когда я встаю перед Джованни, у меня сводит живот, и я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не наброситься на него. Такой человек, как он, без колебаний поставит меня на место, особенно на глазах у всех этих людей.

Тихая фоновая музыка начинает стихать, и мои руки становятся липкими от пота. Я с трудом сглатываю, мой взгляд прикован к Джованни, пока он наблюдает за мной, его жесткие темные глаза так похожи на глаза Романа, что это убивает что-то во мне.

— Не играй ни в какие игры, — предупреждает он меня низким и приватным тоном. — Сегодня никто не должен пострадать.

Я сжимаю челюсть, и сопротивляюсь желанию заплакать, когда священник начинает говорить, приветствуя гостей на самой грандиозной свадьбе года, объединяющей две семьи во имя мира. Понимая, что все это будет кучей пылающего дерьма, я позволяю своим мыслям вернуться к мальчикам и счастливым воспоминаниям, которые мы разделили. Мы еще вернемся к ним. Я знаю, что вернемся. Просто есть еще одно препятствие, которое мы должны преодолеть, прежде чем обретем покой.

Я больше не слышу ни единого гребаного слова, сказанного священником, пока исполняю свою роль у алтаря. Джованни все это время удерживает мой пристальный взгляд в заложниках. Проходят минуты, или, может быть, часы, я, честно говоря, не знаю. Я настолько оцепенела, что сейчас для меня ничего не имеет значения.

Маркус… эта искорка в его глазах. Она исчезла.

Я всхлипываю.

Джованни тянется к моим рукам, сжимая их в своих так чертовски крепко, что у меня на мизинце появляется мучительная трещина.

— Осторожнее, — предупреждает он меня, когда я сдерживаю яростный крик. — Не заставляй меня ломать еще один.

Слезы наворачиваются на глаза, но я не решаюсь их выпустить, когда священник подходит к нам ближе.

— Ваши клятвы, — говорит он, выжидающе глядя на Джованни, прежде чем повернуться ко мне, в его замкнутом взгляде мелькает грусть.

— В самом деле, — говорит Джованни, темнота в его глазах рассеивается, когда он устраивает шоу для своих верных гостей. Он усиливает хватку на моей руке, и огонь обжигает мой палец, когда он одаривает меня мягкой улыбкой, фальшь пронизывает его черты. Проходит мгновение, и он подходит ближе, не в силах удержать улыбку от превращения в усмешку. — Я, Джованни Роман ДеАнджелис, беру тебя, Шейн Александру Моретти, в свои законные жены с этого дня. Пока смерть не разлучит нас.