Черное сердце - ван Ластбадер Эрик. Страница 80

Он улыбнулся, погладил ее по мягким волосам.

– Как ты можешь знать такие вещи?

В глазах ее стояли слезы:

– Потому что я боюсь за тебя.

Он засмеялся:

– Мне ничто не может повредить. Мне удалось ускользнуть даже из новой Кампучии.

– Но призраки ее до сих пор тебя терзают...

Джой уже довольно давно спала с ним в одной постели и до того боялась его кошмаров так, будто они были ее собственные. Она не знала, что именно видел он в этих страшных снах, она его не спрашивала, не разговаривала с ним об этом. Но достаточно было почувствовать тот поток чудовищных эмоций, который изливался из него во время этих кошмаров, и тогда она обнимала, укачивала его, как ребенка, а он кричал во сне и без конца повторял что-то на кхмерском, что – она не могла понять. В эти страшные минуты он казался ей пришельцем, явившимся на землю откуда-то с дальней планеты.

Но ее тяга к нему, облегчение и покой, которые он приносил ей по ночам, привязывали ее к нему.

Только из-за него она все еще оставалась в этом особняке на Греймерси-парк. Без него она бы не выдержала своего странного брака, он бы ушла от Макоумера, вернулась к своим родным в Техас. Он был таким непонятным, этот кхмер, но в глубине души она сознавала, что эта загадочность и привлекает ее в нем.

– Мои призраки, – ответил Киеу, помолчав, – живут во мне. И они не могут мне повредить, даже в новой Кампучии.

– Но там все еще идет война.

Он взглянул на нее своими темными бездонными глазами.

– Большую часть своей жизни я провел на войне. Я дитя войны, в буквальном смысле. И неужто ты думаешь, что теперь война может меня погубить? После всего этого? – Он покачал головой. – Не бойся за меня, Джой. Вот он я, здесь, – он взял ее руку в свою, слегка сжал. – Я всегда здесь буду.

Прозвенел дверной звонок, Лорин сказала:

– Я открою.

Луис Ричтер наносил последние штрихи на их ужин, состоящий из сэндвичей с ростбифом и немецкого картофельного салата. Лорин глянула на часы. Она устала. Утром она, как обычно, занималась классом, который ее всегда успокаивал, а на этот раз почему-то раздражал необходимостью бесконечно повторять элементарные вещи. Правда, на дневной репетиции она немного успокоилась: они готовили новую постановку, и она хорошо поработала над своей партией. Большинство ее коллег ворчали в эти дни – Мартин навалил на них двойную нагрузку. Он не объяснял им причин, но в воздухе все же витало какое-то возбуждение и ожидание.

Лорин же после разрыва с Трейси была только рада погрузиться в работу. Она загоняла себя до смерти.

Идя к входной двери, она в очередной раз подумала о том, что значит для нее теперь Луис Ричтер. Когда-то у нее был дядя, который очень ее любил. Она помнила, как сидела у него на коленях, как он обнимал ее своими большими и сильными руками. Она помнила, как от него пахло табаком и одеколоном, ей нравилось класть свое маленькое ушко на его огромную грудь и слушать, как громко бьется его сердце. Он умер, когда ей было восемь лет, и с тех пор она никогда уже не чувствовала себя так хорошо со старшими. Кроме Луиса Ричтера.

Ей было так с ним интересно, что она даже неожиданно для себя стала думать над тем, что он сказал по поводу внезапного решения Джека Салливена обнародовать тот факт, что буквально накануне убийства в Каире Де Витта президент заявил, будто проблемы безопасности его совершенно не интересуют.

– Все понятно, – сказал тогда Луис Ричтер. – Я думаю, после этого в задницу старого Лоуренса вцепятся все, кому не лень.

Как часто случалось и с Трейси, широта его знаний, глубина суждений увлекли и ее.

Она улыбнулась своим мыслям и открыла дверь.

Увидев ее, Киеу, обмер. Это чувство было ему знакомо, он уже испытывал его в джунглях Камбоджи.

Очаровательная улыбка, которую он подготовил, мгновенно растаяла. Он ничего не мог с собой поделать: к горлу подступила тошнота, и, с трудом с ней справившись, он спросил:

– Луис Ричтер нев птас тай?

Жаркий летний день, на фоне желтого неба высятся пальмы. Влажность бусинками лежит на лбах и плечах. По четвергам они обычно танцевали в Чау Чхайа, неподалеку от Кемарина, тронного зала дворца, где ощущалось присутствие Сианука и всей длинной череды его предшественников, кхмерских царей.

На Малис сомнут чанг кбеу, она слегка согнула колени, босые ступни охлаждает мраморный пол. Двигаются только ее руки. Ее руки ведут бесконечный рассказ о чувствах и жизни. Тело ее неподвижно, лицо напоминает застывшую маску, как и предписано правилами кхмерского балета. Сок не может оторвать от Малис взгляда, он смотрит на ее танцующие руки, рассказывающие о мстительных богах, страшных демонах и утраченной любви.

Он захвачен бледным огнем, чье название не должен упоминать, о чьем происхождении не должен говорить.

Снаружи по королевским садам прогуливаются монахи в оранжевых тогах, светлые зонтики предохраняют их гладко выбритые головы от солнца. На флагштоках плещется сине-красно-белый флаг с изображением Ангкор-Вата в центре. Его извивы напоминают движения пальцев Малис.

В тот день он понял, что Малис и есть апсара, одна из таинственных небесных танцовщиц, наделенных сверхъестественной силой. Считалось, что древние кхмерские цари использовали апсардля разговоров с богами, апсарыпереводили язык слов в язык движений.

Глаза Соки Киеу полны страсти. Глядя, как танцует его сестра, как она ведет рассказ о прошлом кхмеров, он вспоминает те танцы, которые она исполняла для него по ночам. Только для него. Нет, то был танец, который Малис танцевала для себя, но поскольку он его видел – то и для него. Момент близости, преступный и потому еще более восхитительный. Только для него. Для него и для нее. Для них обоих.

И сейчас, взглянув в сине-зеленые глаза Лорин, Киеу увидел Малис, живую и невредимую. Ее прямая высокая шея, наклон головы, прямые плечи, и, прежде всего, поза танцовщицы – все это напоминало ему Малис, и сердце его готово было выскочить из груди. Колени у него ослабели, он мигнул, потому что ему показалось, будто в ушах Лорин сверкают рубиновые сережки в форме лотоса, которые всегда носила Малис.

– Что? – спросила она, с любопытством глядя на него. – Что вы сказали?

И тут до Киеу дошло, что он говорил на кхмерском, будто перед ним действительно Малис!

– Извините, – сказал он, прокашлявшись, – я задумался. Луис Ричтер дома? Могу я его видеть?

Он сказал то, что должен был сказать, но голова его продолжала кружиться.

– Конечно, – Лорин отступила, позволила ему пройти и закрыла за ним дверь. – Могу ли я спросить ваше имя?

– Ким, – автоматически ответил Киеу. Он увидел, что она повернулась и с любопытством его разглядывает.

– Значит, вы и есть Ким, – она улыбнулась. – А меня зовут Лорин Маршалл, – она протянула руку, и он на мгновение замер. Потом взял ее руку, поднес к губам, почувствовал мягкую, нежную кожу. Глаза его закрылись, и он снова вспомнил Чау Чхайа.

Она повернулась и пошла по коридору, а он следил за ней глазами и ему казалось, что вот здесь, сейчас, снова появится его возлюбленная сестра.

Что я здесь делаю? – с ужасом подумал он. Он понимал, что как только увидел в дверном проеме ее, а не старика, ему следовало извиниться и сказать, что ошибся дверью. Но он этого не сделал. И сейчас еще не поздно сбежать – но он не уходил.

Воспоминания о Пномпене были слишком сильны. В Лорин он увидел дух, обретший плоть и кровь. Он не думал о совпадении – для него не существовало такого слова. Он был обречен на встречу с Лорин Маршалл. Это была его карма, а от кармы не уйдешь.

Он увидел в ней то, что уже никогда не надеялся увидеть, и сразу же поверил, что с помощью Лорин Маршалл ему удастся изгнать из своей души демонов. Прекратить невыносимую жизнь в грехе.

Лорин скрылась за поворотом, и Киеу услышал ее голос:

– Луис, к вам пришли.

Киеу ушел в гостиную в тот самый момент, когда в ней из кухни появился отец Трейси. Он нес черный лаковый поднос, нагруженный тарелками, серебром и стаканами. Старик помедлил, увидев посетителя.