Первый/последний (СИ) - Ру Тори. Страница 21

— В каком смысле? Нет, конечно! Просто я тут чай пила. С печеньками. И подавилась...

Я ссылаюсь на занятость, но вру, что в следующий раз приду обязательно. Макара нельзя сбрасывать со счетов, просто потому, что мне... льстит его внимание. Оно — как еще один шикарный повод показать Косте средний палец.

***

К ужину я по памяти воспроизвожу вчерашний салат из университетского буфета — ингредиенты чудом обнаруживаются в кладовке и в морозилке. Видимо, это Кнопка подсуетилась и создала для меня уют, и сердце сжимается от невыносимой грусти.

...Где же ты, дорогая Кнопка?.. Сколько надежд не сбылось... Как мне не хватает тебя!..

Острый нож, мерно постукивая по доске, разрезает шампиньоны на полупрозрачные ломтики, из крана капает вода, реальность подергивается и плывет, и вокруг вдруг возникают знакомые стены в синий цветочек, голубые льняные занавески и мамины герани на подоконнике.

По полу разбросаны фарфоровые осколки и гребаный салат, я стою на коленях и собираю этот трэш салфеткой.

— Когда-нибудь ты настолько меня выбесишь, что я... — шипит Костя мне в ухо и тяжело дышит. — Пришибу тебя наглухо, мое золотце...

Жужжание телефона пугает до судорог. Одно неловкое движение стальным лезвием, и на пальце расцветает порез. Накрываю его губами, смотрю в мамины ясные глаза на экране, и веки обжигают едкие слезы. Интересно, что еще этот гад предпримет после нашего с ней разговора?

— Алло? — я включаю громкую связь, откладываю нож и опускаюсь на табуретку.

— Эрика, детеныш, привет! Несколько суток молчишь!.. Как ты там? — мама притворяется нормальной, но я не ведусь на ее ужимки.

До скрежета зубов сжимаю челюсти и не узнаю собственный голос:

— Он сидит рядом? Или ты ведешь подробную стенограмму и сейчас же побежишь зачитывать ее дорогому Косте?

— Ты что себе позволяешь? — ахает она. — Что за тон?

— Зачем, мам?.. Ты же понимаешь, что я сбежала не из-за подросткового максимализма и желания побунтовать. Мам, последние два месяца он меня бил. Ногами, кулаками, чем придется. Поклялся, что не успокоится, пока не убьет или не сделает овощем...

— Эрика, а ну-ка замолчи! — мама задыхается, где-то на фоне шуршит фольга блистера, и в емкость с шипением заливается вода. — У тебя и раньше были к Косте придирки, но теперь ты все рамки перешла: обвиняешь его в преступлении! Позволь спросить, где, в таком случае, синяки? Почему я их не видела?

— Он знал, как бить. Он не оставлял синяков...

Мама щедрым глотком запивает таблетку и рявкает:

— Бред! Полный бред!

От обиды, боли и бессильной ярости темнеет в глазах, к вискам приливает кровь, уши закладывает. И я кричу, в истерике срывая связки:

— Скажи, зачем вы с тетей Леной уехали аккурат перед выпускным? Не для того ли, чтобы оставить квартиры свободными?.. Так боялась, что Лена понизит тебя в должности, если я откажусь от ее психопата-сынка и свалю?! Срочно решила меня под него подложить?!

— Ты что плетешь, а? — заикается мама. — Сколько хорошего Костя для тебя сделал: помогал с оценками, натаскал по всем предметам перед ЕГЭ, привил правильный образ мыслей, оградил от плохих компаний, предложил пожениться. А что ты? Испугалась ответственности? Да ты же точно такая, как твой папаша...

В груди что-то лопается и окончательно умирает. Вместо шквала эмоций под ребрами воцаряются тишина и ледяная пустота.

— Ради бога, исполни мою просьбу... — я чеканю каждое слово, и оно железом лязгает в мозгах, — Прямо сейчас иди к Косте и передай ему, что у меня есть парень. Красивый, богатый, крутой и безбашенный. Мы вместе прожигаем жизнь, бухаем и трахаемся. Передашь?

— Эрика, ты с ума сошла? Ты ради этого мальчика и сбежала, да? Как я Елене в глаза посмотрю...— визжит мама, но я усмехаюсь:

— Ты больше никогда обо мне не услышишь. Забудь, что у тебя была дочь.

Я сбрасываю вызов, онемевшими пальцами извлекаю из телефона симку и, сняв сетку со слива раковины, с садистским удовольствием выворачиваю оба крана и смываю ее в канализацию.

***

Глава 20. Влад

С утра нудит мерзкий дождь, постукивает по карнизам, капает с крыши и шумит в водосточной тубе. Наступила настоящая осень — с сонливостью, простудами и перманентным желанием сдохнуть, но я заряжен странной эйфорией: словно неведомые силы закинули меня в разгар теплого, полного надежд мая.

Энджи занята — вечером ограничилась лишь коротким смс с пожеланием сладких снов, а Князь, вернувшийся в приподнятом настроении, пришел в восторг оттого, что я собираюсь остаться и полночи показывал мне свой дембельский альбом.

Неделя учебы позади, психика справилась — я смирился с утратой Кнопки, и жизнь продолжается даже с еще одним валуном на шее.

Я готовлюсь в понедельник бежать в универ со всех ног.

Не знаю, с каких это пор я стал гребаным оптимистом, но поводы для радости действительно имеются.

Самый неожиданный и сбивающий наповал — это Эрика. Красивая, чуть замороженная девочка, перебравшаяся в нашу мухосрань аж из столицы. Не могу понять свою реакцию на нее — с самой первой встречи взглядами я захотел, чтобы она мне улыбнулась. И когда она исполнила мою мечту — солнечно, волшебно, прекрасно, — я размяк, растекся соплей у ее длинных ног и на несколько часов поверил, что все еще может быть хорошо.

...Кнопка, срочно приснись и признайся, что же такого ты знаешь обо мне и о ней?..

Плывя по течению, упиваясь своей болью, я никогда не помышлял об альтернативном развитии событий.

Но если бы отец не погиб, он, вероятно, по-прежнему был бы счастлив с Энджи, а я... нашел бы счастье с кем-нибудь другим. Возможно, с такой девчонкой, как Эрика — от общения с ней легкие наполняются чистым воздухом, я глупею, но становлюсь кем-то новым: справедливым, неравнодушным, живым.

Я до чертиков пугаю себя, и вчера, после расставания с ней, сумел вернуть разум лишь оплеухой, которую сам себе щедро отвесил.

Интересно, как и когда приходит понимание, что ты нашел своего человека?

Хочешь его во всех смыслах? Или бескорыстно желаешь, чтобы ему было хорошо?..

Память выдает синие глаза Эрики с черным огненным дном, и я беспомощно откидываюсь на подушку.

Я бы спросил у отца, почему, спустя столько долгих лет одиночества, он остановил свой выбор именно на Энджи. Жаль, что он никогда не сможет мне ответить и не даст нормальное, нужное наставление...

Из осеннего утреннего сумрака проступают очертания предметов: заклеенная старыми постерами стенка шкафа, стол под плюшевой скатертью, кресло, абажур. Этот желто-оранжевый абажур — одно из самых ярких воспоминаний моего детства.

Отец всегда переживал из-за Князя — если не случалось форс-мажора, мы каждую субботу закупались в ТРЦ и навещали старика. Папа привозил ему продукты, хороший алкоголь и все необходимое, садился на тот самый стул, где на днях я глушил пиво с дедом, и заводил разговоры о жизни.

Несмотря ни на что, отец уважал Князя и ценил его мнение.

Однажды, играя за шкафом в телефон, я услышал, как мой крутой, уверенный в себе отец просит совета:

— Анжела настаивает на свадьбе, пап. А я все откладываю. Да, у нее трудная жизнь, безденежье, нет родни и некуда возвращаться. Но что-то гнетет, понимаешь?.. Я собираюсь совсем отказаться от этой затеи.

Тогда я разозлился на отца: искренне, сильно. С его стороны было не по-мужски с ней так поступать!.. А мне... страшно хотелось хвалиться перед ребятами, что по утрам в школу меня провожает не какая-то посторонняя, нанятая за деньги тетка, а мама. Настоящая мама.

Но проклятый старик был с ним солидарен:

— Все верно, сынок. Хоть ты еще молод и полон сил, но... иногда человек внезапно смертен, вот в чем фокус! Она хваткая и умная женщина, и нигде не пропадет. Саша, ты должен думать о Владе... Кроме тебя, у него никого нет.

— О нем и думаю, — согласился отец. — Он порядочный и не бросит ее в беде. Он о ней позаботится...