Элементарно, Холмс! (сборник) - Уилсон Гаан. Страница 7

Увидев на моем лице недоумение, Холмс взял справочник Лондона и пригородов.

– В Кенсингтоне семнадцать домов, фамилии владельцев которых начинаются с «Сом», но только в одном из них достаточно комнат, чтобы устроить дебют молодой девушки. К тому же мистер Нейл Сомерингфорт занимает солидную должность в Министерстве иностранных дел – он заместитель госсекретаря по проблемам Востока. Сейчас он в Каире, а его жена посещает балы и вечера музыки и танца.

Теперь, когда Холмс вновь обрел присутствие духа и поел, он был готов действовать. Сначала он собирался посетить Бонд-стрит, а потом отправиться в дом Сомерингфортов в Кадоган-гарденс.

Я посетовал на то, что галерея в такой час закрыта и мало кто может позволить себе роскошь спать днем, полагая, что весь мир готов заниматься делами по ночам.

– Мой дорогой друг, вы несколько недель побуждали меня встать и проявить какую-то активность, так что не надо сейчас укладывать меня в постель. Кроме того, сегодня четверг, то есть вечер, когда в галереях Бонд-стрит открываются новые выставки. Каррера будет там с вином и закусками и с радостью примет гостей. Но, если у вас действительно был трудный день, вы можете прилечь отдохнуть, я сам справлюсь с этим делом.

Конечно, больше я не возражал, лишь переоделся и приготовился выйти вместе с Холмсом. На Бонд-стрит все было так, как и предсказывал Холмс: открылась большая выставка картин из Франции – работы импрессионистов, которые сейчас были в моде. На меня не произвели большого впечатления ни размытая невнятица, в которую некий Моне превратил вокзал Ватерлоо, ни картины леди Моризо, но Холмс изучал их полотна очень внимательно, пока к нам не подошел владелец галереи.

Каррера оказался высоким мускулистым мужчиной. Казалось, ему место на стадионе, а не в картинной галерее, однако он свободно рассуждал о владении мадмуазель Моризо красками и передаче света.

– Работы импрессионистов вызывают у меня тревогу, – признался я. – Картина, изображающая Ватерлоо… Поезда кажутся столь же иллюзорными, как и дым, поднимающийся над ними.

– Должен признаться, – вмешался Холмс, – моего клиента, профессора Саммлунга, больше интересует искусство Возрождения. Нам рассказали, что у вас недавно появился портрет кисти Тициана, и нам бы очень хотелось на него взглянуть.

Я попытался сделать вид, что и в самом деле являюсь немецким интеллектуалом, интересующимся портретами эпохи Возрождения.

– Тициан? – Каррера со смехом поднял руки вверх. – Я редко торгую старыми полотнами. Они вне моего опыта и финансовых возможностей.

– Ach, aber Herr [3] Фонтана, – сказал я, – говорил мне о своем Тициане, которого хотел вам продать. Вы не посещали его, чтобы осмотреть картину, господин Каррера?

Каррера, прищурившись, посмотрел на меня, а потом довольно резко сказал, что не знает человека по имени Фонтана и что сейчас ему нужно отойти к другим клиентам, которые интересуются современным искусством.

Женщина среднего возраста, одетая в дорогое шелковое платье, сшитое, впрочем, с полным пренебрежением к моде, остановилась рядом с нами возле картины Моризо.

– Мне нравится, – заявила она, и ее американский акцент был столь же очевидным, как и одежда. – Она прекрасно понимает жизнь женщины – вы со мной согласны? Это чувство усталости… Полагаю, вы, джентльмены, не имели возможности посмотреть на ведение домашнего хозяйства с женской точки зрения.

Холмс и я в ответ пробормотали что-то невнятное, и женщина с улыбкой кивнула.

– Да, я знаю, назойливая женщина среднего возраста – просто дьявол во плоти, не так ли? Однако должна признаться: меня удивило заявление о том, что вы немецкий коллекционер – глядя на ваш жилет и карманные часы, я бы предположила, что вы врач.

– Ну, что же, – мадам, – сказал Холмс, – врач, собирающий произведения искусства, не такая уж большая редкость. Мой дорогой Саммлунг, перед обедом нам предстоит посетить еще одну галерею.

Он слегка поклонился женщине, я щелкнул каблуками, и мы поспешно отступили.

А уже в кебе грустно посмеялись над своими злоключениями.

– Очень наблюдательная женщина, – задумчиво сказал Холмс, – и это очень большая редкость. Не хотел бы я иметь такого противника. Однако владелец галереи что-то скрывает. Как только вы упомянули имя Фонтаны, герр Саммлунг, он мгновенно нас покинул.

– Она знает, что я не немец, – сказал я немного нервно. – В следующий раз, когда вы соберетесь определить мне абсурдную роль, предупреждайте заранее, чтобы мне не пришлось внезапно переключаться со свободного английского на запинающийся немецкий!

В ответ Холмс лишь сказал, что приставит одного из своих уличных мальчишек следить за передвижениями Карреры.

– Он не должен был встретиться с другими клиентами – Каррера сразу направился в маленький офис в конце галереи. Думаю, теперь он обязательно посетит Фонтану. А мне нужно найти Чарли до поездки в Кенсингтон.

Мы свернули к реке, к докам, где обитали мальчишки, помощью которых Холмс часто пользовался. Они пытались найти на берегу что-нибудь ценное – Темза постоянно что-то сюда выбрасывала. Холмс заливисто свистнул, вскоре послышался ответный свист, и появился один из его уличных оборвышей – представитель нерегулярной полиции Холмса с Бейкер-стрит. Кебмен неохотно согласился подождать нас в столь сомнительном месте, пока Холмс давал указания мальчишке. Наконец, Шерлок вручил ему шиллинг.

К большому облегчению кебмена, Холмс направил его на Кадоган-гарденс, гораздо более приличное место. Мы вышли на углу, на пересечении с Павилион-роуд. Холмс расплачивался с кебменом, и тут его, к моему удивлению, нанял наш клиент.

– Мистер Фонтана! – воскликнул Холмс. – А я был уверен, что вы в своем номере. После того что выпало на вашу долю, вам следует воздержаться от лишних нагрузок.

Фонтана сердито посмотрел на нас.

– Вас в конце-то концов мои дела не касаются. Однако я всего-навсего навещал сестру.

– А мне казалось, вы не хотели, чтобы ваша сестра узнала о произошедшем, – заметил я.

– Так и было, – ответил он. – Однако в вечерних газетах написали о происшествии в «Глостере». Наверное, им сообщил этот бездельник Грайс, хотя я был уверен, что он не заинтересован в том, чтобы стало известно о нападении на гостя его отеля посреди ночи, да еще прямо в номере.

Он сел в кеб и попросил отвезти его в «Глостер».

Холмс рассмеялся.

– В газеты сообщил не Грайс, а я – телеграфировал в колонку последних новостей в вечерние газеты, «Таймс» и «Экзаминер» его напечатали.

– Но зачем? – спросил я.

– Если Фонтана сам нанес себе ранения, значит, он скрывает что-то постыдное. Или защищает чужую тайну. Я рассчитывал, что сумею подтолкнуть его к действиям.

Когда мы подходили к дому номер 26 на Кадоган-гарденс, то заметили горничную, которая беседовала с плохо одетой женщиной. Я показал на них Холмсу, подумав, что это нищенка, пристававшая к Фонтане возле Бейкер-стрит, когда он пришел к Холмсу.

– Мне говорили, что ты здесь работала, – услышали мы, когда поднимались по узким ступенькам крыльца. – И я получила хорошие рекомендации, конечно. Вымыла лестницы, выбросила мусор из урн, ничего для меня необычного.

Я вспомнил об американке, которую мы встретили у Карреры, и ее рассуждениях о картине француженки, на которой нарисована женщина, уставшая от домашней работы. И подумал, доводилось ли мне обращать внимание на усталость моей милой Мэри, старавшейся обеспечить мне комфорт, и эти мысли настолько вывели меня из равновесия, что я обрадовался, когда нам открыл двери слуга.

Мой друг протянул ему визитку.

– Пожалуйста, передайте миссис Сомерингфорт, что мистер Шерлок Холмс хочет поговорить с мисс Фонтана.

Слуга с сомнением посмотрел на нас.

– Миссис Сомерингфорт одевается, а мисс Фонтана нездорова.

– О, какое печальное известие, – сказал Холмс. – Однако нас нанял мистер Фонтана. Доктор Уотсон – его врач, и, если нездоровье мисс Фонтана связано с недавним визитом ее брата, доктор Уотсон с радостью окажет ей медицинскую помощь.