Черный клинок - ван Ластбадер Эрик. Страница 106

– Что конкретно?

Она не ответила на некоторые из моих вопросов, поэтому почему бы не отплатить ей той же монетой?

– Кто вы такая? – спросил я. – Что вы здесь делаете?

Лицо Минако приняло нарочито равнодушный вид. Она даже не взглянула на меня. Мне показалось, что я смотрю на нее глазами художника, а на ее лице не отражаются ни мысли, ни чувства.

– У вашего приятеля острый глаз, – сказала она в ответ. – Он уже определил, что я не вьетнамка и не кхмерка. А также не китаянка, не таиландка и не бирманка.

– Тогда остается лишь японка, – заметил я. – Но я сказал бы, что это невозможно. На вьетнамском театре военных действий японцев нет.

– В таком случае вы меня не видите и я не существую.

Я было приподнялся, опершись на локоть, но голова закружилась, и я вынужден был лечь обратно. Сделав несколько глубоких вдохов, я сказал:

– Вы ведь что-то упоминали про эксперименты.

– Так вот зачем вы сюда заявились: узнать, что мы тут делаем, верно ведь?

– Я пришел сюда, чтобы уточнить некоторые разведданные, полученные от южновьетнамского командования и от руководства наших вооруженных сил.

– Но это не совсем так, не правда ли, мистер Конрад?

Разумеется. Но как, черт возьми, она пронюхала про это? Может, только догадывается? А если нет? Что тогда? От одной мысли об этом по моему телу пробежала дрожь, и я ответил:

– Насколько мне известно, так оно и есть, но не совсем.

Месяца полтора до нашего рейда генерал Кросс по собственной инициативе направил через границу штурмовой вертолет. Он приземлился около одной разрушенной деревни, и экипаж подобрал там, среди многих жертв женский труп. Его упаковали в специальный мешок и привезли на базу. Затем этот груз переправили в Вашингтон, где он в конце концов попал в лабораторию доктора Ричарда Халбертона, одного из ведущих патологоанатомов, работающего на министерство обороны. Доктор Халбертон оказался братом моего адвоката Дугласа Халбертона. Мы с ним крепко сдружились. Естественно, что спустя много лет Ричард консультировал меня при найме персонала для работы в клинике «Грин бранчес».

Но не в этом дело. Главное в том, что именно Ричард Халбертон сообщил мне о странной, как он назвал, пациентке, будто это был живой человек.

В ту пору Халбертон и я вместе бились над разгадкой тайн жизни, смерти и долгожительства.

– Странно очень, – сказал Ричард, пригласив меня в свою лабораторию. – Эту мою «пациентку» убили вовсе не в бою. Она сгорела, будто пораженная напалмом, а признаков присутствия напалма нет никаких.

Я очень заинтересовался этим открытием и спросил:

– Ну а тогда от чего же она погибла?

– Как ученый я должен сказать, что не знаю. Но по интуиции патологоанатома "скажу, что она, по-видимому, умерла от чрезмерной дозы.

– От чрезмерной дозы наркотиков, которые сожгли ее плоть?

Ричард отрицательно покачал головой и пояснил:

– Да нет же, совсем не от этого. В результате проведенных анализов выяснилось, что ей ввели в организм чрезмерное количество ферментов. Вот что уж действительно странно, так это то, что, несмотря на присутствие этого вещества в той или иной естественной форме в любом человеке, моя «пациентка» не смогла нормально усвоить и переварить все ферменты – возможно, из-за их немыслимого количества. Поэтому я нашел немало их в печени, селезенке, почках и прямой кишке.

Ричард остановился и, пронзив меня взглядом поверх своих маленьких очков, заметил далее:

– Мне кажется, что такой комплекс ферментов просто сожрал ее заживо.

– Вы все еще не выделили эти ферменты?

– О да, выделил, и довольно легко! – встрепенулся Ричард. – Я уже говорил, что приготовил к длительному хранению органы моей пациентки. Теперь встала проблема провести практические опыты и сделать анализ вещества. На это уйдет масса времени, даже, может, несколько лет, если только такое возможно, в чем я сильно сомневаюсь.

– Что вы имеете в виду?

– Дело в том, что ферменты недолговечны и, взятые с живой ткани, сразу же начинают распадаться. Образно говоря, они полуживые. – Ричард повернулся кругом и подошел к столу с крышкой, обитой цинковыми листами, на котором стояли три проволочные клетки, а в них сидели подопытные крысы.

– Посмотрите-ка, – подозвал он. – Я дал малюсенькую порцию ферментов вон той паре крыс. Во время проведения предыдущего опыта мы пересадили им ткань злокачественной опухоли. По-моему, на них пересадка никак не сказалась, – и доктор в недоумении пожал плечами.

Некоторое время я внимательно приглядывался к крысам, а потом заметил:

– И мне кажется, что они на больных не похожи.

– Вот-вот, как раз в точку, – ответил Ричард и загадочно усмехнулся. – Они вполне здоровы.

Я переводил глаза с него на крыс и обратно и, не выдержав, спросил:

– Ради бога, что это за фермент?

– Пока я знаю не больше вашего, – сказал Ричард Халбертон, засунув руки в карманы лабораторного халата. – Это вещество, как я полагаю, должно быть, содержалось в Святом Граале. Может, это кровь Христа-Спасителя? – добавил он шутливо.

...Минако присела и, повернувшись ко мне спиной, принялась кипятить воду на портативной керосиновой плитке. В кипяток она бросила горсть ароматного черного чая. Я с жадностью разглядывал очертания ее шеи в том месте, где она была видна из-под густых черных волос. Я смог даже подсчитать небольшие выступы шейных позвонков, и каждый казался мне неким эротическим сигнальным знаком.

– Это китайский чай, называется он «черный порох», – • объяснила она. – Очень крепкий и полезный.

Она помогла мне потихоньку сесть, потому что у меня все еще кружилась голова, и Она заметила это по моему лицу, на котором ясно читалось, что с головой надо обращаться с особой предосторожностью. Я оперся спиной об оштукатуренную стену и сидел, чувствуя головокружение не только от раны, но и от запаха Минако.

В воздухе носилась пыль, проникая даже в глотку при каждом вдохе. Я был признателен за чай. От его острого кисловатого привкуса у меня даже зубы заскрипели, но все равно я был ей очень благодарен.

– А куда подевался Мэтисон? – поинтересовался я.

– Он в порядке, – ответила Минако, будто разделяя мою озабоченность, хотя я и знал твердо, что вопрос постарался задать без всякой тревоги в голосе. На секунду-другую она прикрыла глаза и вновь открыла их. – По сути дела, в настоящий момент он сейчас спит без задних ног.

– Хочу верить вам, – вежливо ответил я, – но боюсь, что такую возможность вы мне пока не предоставили.

– Ну почему же, здесь вы появились слепым, – возразила она, – а теперь...

– Это на что вы намекаете?

– Вернее сказать, на что мы оба намекаем? – спросила Минако. – Вы же объявились здесь не в качестве военнослужащего США. Если бы ваши военные по-настоящему заинтересовались этим делом, они прислали бы сюда целый вооруженный отряд. Да по правде говоря, мы и ожидали такого подарка. Но вы и мистер Мэтисон оказались людьми иного сорта.

– Почему это вы так считаете?

Минако только хмыкнула, будто раздражаясь от моей недогадливости.

– Вы ведь сугубо гражданское лицо, и здесь вы с заданием чисто гражданского характера и с неофициальным гражданским статусом. Кроме того, эта территория далеко не безопасная, и я не могу себе представить, как это ваши военные позволили вам проникнуть сюда.

– Полагаю, что им глубоко наплевать, жив я или убит.

Минако вскинула голову и сказала в ответ:

– Даже если это и было бы правдой, менее всего я ожидала бы, что они станут беспокоиться о своих людях, выделенных вам в помощь. Из них в живых пока остается лишь один.

Я пожал плечами и, сморщившись от нового приступа головокружения, заметил:

– Война – это риск, эти люди знали, на что идут, когда согласились участвовать в рейде.

– Не знаю, не знаю! – запротестовала Минако в вздернула подбородок. – Но все это, разумеется, не имеет значения, не так ли, мистер Конрад? Мы же говорим вовсе не о войне. – Помедлив немного, она продолжала: – Крайне необходимо знать, понимает ли ваше правительство сложившуюся ситуацию, или оно думает... как и вы?