Черный клинок - ван Ластбадер Эрик. Страница 11

Резкое разделение населения Нью-Йорка на богатую элиту и обнищавшие слои, происходившее в восьмидесятые годы и в начале девяностых годов, заканчивалось из-за отлива из города жителей со средним достатком. Они не могли больше мириться с ростом арендной платы за жилье, налогами и высокой стоимостью коммунальных услуг, боялись жить по соседству с мрачными, запущенными кварталами, переполненными бездомными бродягами и торговцами наркотиками, сбивающими подростков с истинного пути.

Моравиа пытался изменить положение и уже добился немалых успехов, и вот минувшей ночью его нашли мертвым в его же офисе, расположенном на последнем этаже принадлежавшего ему небоскреба на Пятой авеню. Он получил две пули в затылок из девятимиллиметрового пистолета. Баллистическая экспертиза еще не закончилась, но уже было ясно, что убийство совершено в классическом стиле и что сделал это профессиональный убийца по тщательно разработанной схеме. Орудие убийства пока не найдено, не обнаружено никаких отпечатков пальцев, кроме отпечатков самого убитого, его помощника и секретарши. Охранники Моравиа, обнаружившие его труп, действовали аккуратно и ни к чему не прикасались. При беглом осмотре единственной необъяснимой странностью показалось то, что щеки у Моравиа почему-то румянились. Но это же Нью-Йорк, а в нем все могло быть, и спустя некоторое время ничто уже не казалось странным.

Бобби еще не закончил читать последнюю страницу, как Вулф сделал первый вывод:

– Должны быть еще кое-какие материалы, иначе вы передали бы мне все, что здесь написано, просто по факсу.

Хейс Джонсон поставил чашку на стол и ответил:

– На первый взгляд этот малый должен быть просто золотым – да он таким, думаю, и был. Может, он для нашего города и много чего полезного сделал, гораздо больше, чем кто-либо другой, но что-то несъедобное он слопал, а переварить не сумел. Утром мне звонил главный судмедэксперт и сказал, что уже в результате предварительного обследования выяснилось, что Моравиа загнулся, видимо, не от выстрелов в голову. Сейчас эксперт делает какие-то сложные пробы на токсикологическое отравление.

Комиссар тяжело вздохнул и продолжал:

– В любом случае, все это не наверняка. Я хочу, чтобы ты, Вулф, выяснил все, что произошло до того, как этому парню влепили в затылок, и если ты не выяснишь это сразу же, то, поверь мне, будет большой скандал. Попросту говоря, если Моравиа был всего лишь исполнителем, то его тесные связи с высокопоставленными чинами Нью-Йорка могут потрясти до основания всю экономику города. Если же признать, что Моравиа был просто делягой, то его темные делишки наверняка навесят на нас, и мы уж, как пить дать, долго от них не отмоемся. Тогда дельцы отзовут свои капиталы из строительного бизнеса города, а это может стать мощным толчком к панике. Мы такого позволить не можем. Дело выживания нашей экономики всецело в руках этих людей.

Бобби просмотрел последнюю страницу досье, и Вулф снова откинулся на спинку стула. Комиссар взял папку из рук Бобби. Глядя, с какой серьезностью Джонсон относится к документам, Вулф догадался, почему их содержание не передали по факсу.

– Короче, вы хотели бы прикрыть это дело, – предположил он.

– Наоборот, я хочу размотать его, – ответил комиссар, внушительно подняв руку. – Делай что хочешь, Вулф, но докопайся до дна. Однако мне не хотелось бы, чтобы репортеры пронюхали что-нибудь насчет этого грязного белья.

Часы на его руке пискнули, и он посмотрел на время:

– Через пять минут у меня совещание. Есть просьбы? – спросил он, выходя из-за стола.

– Мне нужна бригада маляров, – сказал Вулф. – Осточертело глядеть на стены офиса, заляпанные кровью.

– Придут, – ответил Джонсон. – Позвони мне сейчас же в приемную и...

– Нет, – возразил Вулф, сверля комиссара взглядом. – Завтра утром. Это – во-первых, а еще я не вправе направлять заявки непосредственно вам. Лучше распорядитесь сами.

– Ладно, сделаю, – согласился комиссар.

Телегеничная улыбка на его лице почти перевесила хроническую озабоченность в глазах.

– Размотайте это дело быстренько и аккуратненько; лично все осмотрите и проверьте, тогда нам всем и дышать легче станет.

Уже на улице, куда они вышли тем же путем, каким и вошли, Бобби, усаживаясь за руль машины, спросил:

– Как ты считаешь, что на самом деле произошло?

Он завел мотор и включил отопление салона.

Вулф ответил не сразу и подумал, что как-то равнодушно отнесся к мнению Джонсона, это его встревожило. Еще с месяц назад вопрос этот представлял бы для него трудную головоломку и он немало поломал бы голову, прежде чем найти разгадку. Теперь он был в недоумении, что же такое случилось с ним – уж не спятил ли он? Все нью-йоркские полицейские добивались тех полномочий, какими наделили его. Его регулярно вызывал к себе не только главный городской прокурор, но и генеральный прокурор штата, и оба они с почтением обращались с ним, будто он был их духовным наставником, советуя им, как добиться суровых приговоров наиболее опасным и жестоким преступникам. Короче говоря, о встрече с ним мечтали все работники правоохранительных органов. Ему пришлось немало потрудиться, чтобы добиться такого почета и привилегий. Но вот теперь, когда ему поручено конкретное дело, он начинает понимать, что ему на это дело наплевать.

Что же такое с ним происходит? Может, он переутомился и нужно немного поспать? Охота на Аркуилло закончилась. Преследуя его, он тридцать шесть часов подряд не смыкал глаз. Теперь бы только поспать.

– Давай сначала заглянем к Моравиа домой, – предложил он Бобби, когда тот включил скорость.

– Но его же пришили в офисе.

– По-моему, лучше сперва познакомиться с личностью убитого у него дома, а потом уже ехать на место преступления, где, по всей видимости, и следов-то никаких нет.

Квартира Лоуренса Моравиа находилась на последнем этаже нового высотного дома, построенного им же на улице Сентрал-Парк-Саут. Здание предназначалось для проживания в нем арабов и японцев. Его апартаменты занимали целый этаж.

– Господи, боже мой! – воскликнул Бобби, когда одетый в униформу привратник провел их в комнаты. Вулф не сказал ни слова – все было сказано в возгласе Бобби. Дом был самой высокой категории, хотя кое-что в нем и недотягивало до этого. Апартаментам Моравиа, казалось, конца-края не будет. Они переходили из комнаты в комнату, и все они были обставлены предметами роскоши в изысканном вкусе и выходили окнами на южную половину Манхэттена. Глядя из этих комнат, Вулф подумал, что можно почти убедить самого себя, что Нью-Йорк такой же сверкающий и величественный, каким и кажется на открытках с панорамой города, что в нем не совершается никаких чудовищных преступлений, на которые натыкаешься, едва высунешь нос на улицу. Даже вой полицейских сирен не доносится до живущих так высоко над землей. Однако самому Вулфу такая панорама изрядно надоела: он уже предостаточно насмотрелся всяких картин хладнокровных, страшных преступлений, совершенных на верхних этажах небоскребов.

Бобби провел рукой по дорогому гобелену, которым была обита тахта, и произнес:

– Не знаю, как ты, но я не отказался бы и от десятой части тех денег, которые этот малый всадил в обивку мебели.

Вулф посмотрел из окна на мерцающие вдали башни Манхэттена. Зловонный воздух Эль-Баррио, казалось, остался на другой планете.

– Внимательно смотри, что здесь может подвернуться, а я пройду в дальние комнаты, – наказал он своему детективу.

По комнатам Вулф ходил совершенно бесшумно. Они имели такой изысканный вид, что казалось, будто в них никто даже и не жил. Во всем проявлялись гармония и совершенство – в подборе цвета, рисунков и узоров, стиле мебели. Сколько же деньжищ ухлопано на обстановку и обустройство таких роскошных апартаментов! Но все же на квартиру скорее можно любоваться, чем жить в ней. У Вулфа создалось впечатление, что он смотрит видеофильм, вероятно, рекламный, предназначенный специально для того, чтобы выудить у него с таким трудом заработанные деньги.