Черный клинок - ван Ластбадер Эрик. Страница 86

Кому-то другому Торнберг сказал бы: «Нет, такое невозможно, у вас неверные сведения». Но Ленфанта он знал слишком хорошо. Для него не было тайной, насколько скрупулезно тот проводил расследования. Если он говорит что-то, то на его слова можно полностью полагаться и быть уверенным, что так оно и есть.

– Я знаю, что вы не давали Яшиде разрешения на акцию в Нью-Йорке, – продолжал Ленфант, – потому что после его возвращения я переговорил с ним. Я его прекрасно знаю: все, что он ни делает, преподносит как свое великое достижение. Но, читая его невысказанные мысли, мне ясно, что ему не по себе от последних решений вашего сына. – Ленфант наклонился вперед и, понизив голос, хотя в этом не было необходимости, продолжал: – Торнберг, над всем вашим планом нависла смертельная угроза. Ваш сын сам по себе пришел к выводу, что Вулф Мэтисон стал помехой в деле. Хэм заготовил для него клетку и, как мне кажется, не собирается отказываться от своего намерения.

Вулф крался из комнаты в комнату, держа наготове револьвер и внимательно осматривая все подозрительные места, где мог бы укрыться Камивара. Ему нужно было непременно найти ответ на вопросы, какого рода игру затеяли против него японцы, в каком месте ему следует прекратить эту игру с внезапными партизанскими налетами и выступить открыто.

Где же ты, Камивара? Где ты прячешься? Вулфу припомнилась игра в прятки, он играл в нее в детстве, когда жил в Элк-Бейсине. Он сосредоточился, напрягая память.

Вулф дошел уже до самого конца главного коридора, тянущегося вдоль всего дома. Впереди виднелся крутой поворот налево, ведущий в столовую комиссара, где, как он знал, устраивались официальные обеды. Других комнат впереди не было. В столовой царил полумрак – великолепное место для внезапного нападения.

Затем он заметил светящуюся щель в стене. Дверь! Вулф просунул указательный палец в металлическое кольцо и, держа наготове оружие, резко распахнул ее. Он увидел пустой коридорчик – через такие обычно носят пищу из кухни в столовую, – который, казалось, насмехался над ним. Отсюда был прямой ход на кухню. Камивара обошел вокруг дома и привел его на то же место, откуда бежал. Вулф высунул голову в темный коридорчик, чтобы оглядеться, и услышал, как Чика говорит с кем-то по-японски. Он прислушался и попытался представить, кем мог оказаться ее собеседник. Ему недоставало совсем немного, чтобы определить, кто он. Но вот почувствовалась аура этого человека, и спина Вулфа покрылась испариной.

«Боже мой, – подумал он, – да ведь она говорит с самим Сумой! К тому же таким тоном, будто он вовсе не враг, а союзник».

Он прикрыл дверь и опять бросился на поиски Камивары. «Ищи, – приказал он себе. – Это твое первейшее дело. С Чикой разберешься потом. Если только это „потом“ будет».

Он осторожно продвигался вперед, пока край его тени не достиг поворота: еще миллиметр, и Камивара увидит, что он здесь, если, конечно, японец поджидает его за углом. Вулф пристально посмотрел на пустой коридор, приказав себе почувствовать присутствие Камивары. Не слышится ли посторонний запах? Есть ли вообще что-нибудь такое, что дало хотя бы намек?

Нет, ничего такого.

Он подождал.

Нет, ничего.

Тогда он подумал о том, что присутствует внутри него самого, – о чем-то темном, таинственном и всегда шевелящемся – и понял, что должен пустить в ход эту свою особенность.

Он призвал на помощь свою «макура на хирума», и, хотя немного опасался делать это, необходимость все же оказалась сильнее опасений. Вулфу вспомнился грузовой склад и то, что, когда Сума отчетливо обозначился в его воображении, он легко смог определить его местонахождение. Вулф вдруг усомнился, не случится ли обратное, не обнаружит ли Камивара его, если он пустит в ход свое ясновидение. Эта мысль насторожила его, и, тем не менее, он начал действовать.

Мгновенно повернув за угол и быстро промчавшись обратно по коридору, он отчетливо представил себе японца. И...

– Боже мой!

Вулф едва не замер, усилием воли заставив себя двигаться дальше. Он прислушивался к чужому дыханию. «Я выследил его, – промелькнула мысль. – Могу чувствовать его ауру еще до того, как он появится передо мной».

Очертания Камивары неясно возникли из темноты. Не человек, а древнегреческий гриф, похищающий души умерших! Существо, которое подстрелил Вулф, когда шел по тропе мертвых.

Камивара увидел Вулфа и, удивившись, попытался применить свою способность «макура на хирума», но Вулф подавил ее. Тогда японец выхватил небольшой острый клинок и быстро выбросил руку вперед. Пригнувшись, он быстро размахивал им. Вулф почувствовал, как у него непроизвольно сжалась мошонка. Он понимал, что его тело инстинктивно напрягается, и помнил, что смерть может настигнуть его мгновенно, быстрее, чем он думает.

За секунду до выпада Вулф успел лишь подумать о том, как предупредить приступ боли и выдержать его. Он должен доверять своему телу, его инстинктивным, отработанным приемам защиты и нападения, изученным под руководством худощавого лысоватого сенсея.

Клинок Камивары сверкнул в нескольких сантиметрах от паха Вулфа, но он правой рукой внезапно перехватил правое запястье японца и в тот же момент опустился на одно колено. Он почувствовал, как лезвие все же царапнуло его по коже, но успел провести прием ирими из борьбы айкидо, лишив тем самым Камивару подвижности и заставив его наклониться вперед и потерять равновесие. Вулф, не теряя времени, развернул японца таким образом, что тот ударился о стену.

Камивара опустился на полусогнутые ноги, прочно оперся плечами о противоположную стену и, не выпуская смертоносного клинка, резко взмахнул, описав дугу. Лезвие мелькнуло перед глазами Вулфа, зацепило и выбило из руки револьвер, отбросив далеко по коридору так, что до него теперь было и не дотянуться.

Вулф наклонился вперед, выбросив правую руку под вытянутую – правую же – руку Камивары, а затем под вес и левую и, повернувшись верхней частью туловища так, чтобы придать рукам опору, а нижней подавшись внутрь настолько, чтобы левой рукой суметь ударить противника в плечо, одновременно с этим правой рукой он зацепил Камивару за локоть и быстрым движением закрутил руку вверх и назад. Раздался громкий хруст сломанной кости, и из безжизненной руки со стуком выпал клинок.

«Вот он, удобный случай», – мелькнула у Вулфа мысль, и он изо всех сил попытался ударить японца тыльной стороной ладони в подбородок. Камивара нанес по его ладони удар сбоку, и попытка Вулфа не удалась.

Японец ждал теперь нападения Вулфа. Он приготовился к любому движению со стороны противника – не важно к какому, у него не было в руках оружия. Заметив новый выпад Вулфа, он первым нанес тяжелый удар, целясь в шею.

Камивара намеревался ударить по нервным узлам, расположенным рядом с сонной артерией, что сразу парализовало бы Вулфа, но промахнулся и угодил в ключицу. От удара у Вулфа что-то булькнуло внутри. В ответ он нанес Камиваре удар в живот, но сделал это не совсем верно. Камивара успел прикрыть живот правой рукой.

Последовал еще один удар, потрясший Вулфа, поэтому он вынужден был изменить тактику: время шло, а с ним накапливался и адреналин в крови. Теперь приходилось считаться и с усталостью, так как организм не мог слишком долго выдерживать напряжение и непривычную ситуацию. С каждой уходящей секундой шансов на выживание становилось все меньше, а совсем скоро их могло вообще не остаться. Нужно было срочно применить какой-то неожиданный прием. Ради этого он попытался ясно показать свой облик, но почувствовал отпор, так как Камивара, готовый к этой уловке, стал подавлять видение.

Лицо японца приблизилось в темноте, и маячило, словно висячая лампа из тыквы, подвешенная накануне Дня всех святых: ухмыляющийся череп, этот символ смерти, казалось, выискивал очередную жертву. В ухмылке сверкали золотые зубы, резко контрастирующие с его собственными, длинные желтоватые верхние клыки с лязгом клацали о нижнюю челюсть, толстые губы втянулись в рот, на шее напряглись и вздулись, как электрические провода, жилы.