Голос сердца - Лэннинг Салли. Страница 18

Внезапно ей в голову пришла новая мысль: что, если Гаролд женится на актрисе, станет ли тогда она, Агнес, меньше бояться будущего? Будет ли Гаролд представлять для нее меньшую угрозу? Конечно да.

Мысль объявить Гаролду, что она носит его ребенка, повергала Агнес в ужас. Но когда представила Нору в постели Гаролда, ее захлестнуло волной эмоций большей силы, чем она могла вынести. Когда Филип вел ее обратно к столику, Агнес заметила официанта, приближающегося к Терезе со счетом в руке. Слава Тебе, Господи, пытка окончилась!

— Ты готова, Агнес? — спросил Филип, и она улыбнулась ему с невероятным облегчением.

Агнес быстро попрощалась, поцеловав мать и Марка и обменявшись любезностями со всеми остальными. Гаролд бросил ей пренебрежительно:

— Пока. Увидимся в «Максвелл-холле».

Она опрометчиво пообещала матери и отчиму провести у них последние выходные своего отпуска и теперь очень пожалела об этом.

С вопиющей неискренностью она проговорила:

— С радостью! — И увидела, как сжались в линию его губы.

Поместье в начале октября выглядело головокружительно красиво. Трава еще сохраняла глянцево-зеленый цвет. Листья дубов блестели как кожаные, на кленах развевались алые знамена, с серебристых ветвей берез опадали золотые сердечки. Даже свет казался золотистым, и воздух восхитительно благоухал холодом ночей и прелой листвой.

По словам Терезы, Гаролд должен был приехать в воскресенье утром. Получалось, что Агнес могла весьма неплохо провести два дня до его приезда.

Она была уже на третьем месяце. Так называемое утреннее недомогание прошло, как и неприятные приступы головокружения, на щеки вернулся румянец. Тереза вздохнула с облегчением, хотя не переставала упрекать дочь в невнимании к себе.

В пятницу вечером Марк показал ей конюшни и луга. Увидев, как Агнес сидит в седле, он разрешил ей брать любую лошадь в любое время. Агнес никогда не забывала про физические упражнения, неважно, в какой части света находилась, и, будучи опытной наездницей, не беспокоилась, что верховая езда как-либо повредит беременности. В пятницу вечером и два раза за субботу Агнес проехалась по лесным дорогам, проскакала через открытые луга, легко определяя направление и находя немалое утешение во взаимопонимании между ней и лошадью.

Прогулки верхом доставили ей массу удовольствия. В субботу вечером она рано легла спать и немедленно заснула. Но в двадцать минут второго внезапно проснулась, вглядываясь в темноту. Завтра приезжает Гаролд. Она должна сказать ему, что беременна.

Страх сжал ей сердце. Жизнь, в которой страсти и эмоции держались под замком, попросту рассыпалась. И все из-за ее собственной беззаботности. И еще конечно же из-за жгучих поцелуев одного мужчины.

Господи, что же ей теперь делать?

Можно эмигрировать, скажем, в Новую Зеландию. Родить там ребенка и молиться, чтоб тот не был похож на Гаролда. Но Тереза и Марк непременно приедут навестить ее. Кроме того, она на девяносто девять процентов была уверена, что гены отца окажутся доминантными и ее ребенок, мальчик или девочка, родится с полночно-синими глазами и копной черных волос.

Значит, Новую Зеландию следует вычеркнуть.

Можно обмануть Гаролда, сказать, что ребенок от другого мужчины, не от него. Но если она солжет, то чем будет отличаться от него? От человека, который использует людей в своих целях?

Следовательно, остается одно — сказать правду. Не потому, что что-нибудь ему должна. Нет, она скорее имеет обязательства перед самой собой. И неважно, каковы будут последствие.

Правда, есть еще выход — подождать до Рождества. Тогда она будет на пятом месяце беременности и слов не понадобится: при первом же взгляде на нее все будет понятно.

В крайне взволнованных чувствах Агнес встала. Какой смысл ворочаться в постели полночи, вконец изводя себя. Лучше она пойдет в кухню и сделает себе сандвич. Сандвич с ветчиной. И маслины. И стакан молока, в котором много кальция.

Агнес тихо спустилась в кухню. Невозможно было не вспомнить, как они с Гаролдом поглощали тут бутерброды вечером после свадьбы. Невозможно забыть об их постыдной страсти. Закусив губу, Агнес открыла огромный холодильник и пять минут спустя уже сидела на табуретке и жевала маслину.

Да у меня все классические симптомы беременности, подумала она. Вот откуда потребность в продуктах вроде маслин или имбирных пряников со взбитыми сливками. Не попросить ли повара подать на десерт завтра вечером имбирные пряники?

Когда скрипнула дверь, Агнес чуть не вскрикнула от неожиданности. Она резко обернулась — на пороге стоял Гаролд. До этого момента она и не предполагала, как сильно надеется на его опоздание. Или на то, что он переменит планы и вовсе не приедет.

— Я так и думал, что это ты, — сказал он.

На Гаролде были белая рубашка и галстук, пиджак перекинут через руку. Его фигура, казалось, заполнила дверной проем. Агнес промямлила:

— Я полагала, что ты не появишься здесь до завтра…

— Жаль, если разочаровал тебя, — коротко бросил он.

Агнес глянула на край своей футболки, которая, когда она стояла, доставала ей почти до колен, но сейчас не прикрывала и бедер.

Гаролд шагнул вперед. Она неловко поднялась на ноги, кладя сандвич на блюдце рядом с банкой маслин.

— Ты воротишь нос от изысканных блюд, а теперь подкрепляешься ветчиной с маслинами, — заметил он.

Как Агнес ненавидела его насмешливый тон!

— Я проголодалась, — ответила она ледяным тоном.

Он приблизился еще на шаг и, взяв прядь ее волос, пропустил между пальцами. Агнес отпрянула.

— Перестань, Гаролд! Пожалуйста…

Рука его упала, лицо приобрело непроницаемое выражение.

— Ты на дух меня не переносишь, не так ли?

Чего Агнес не могла перенести, так это его прикосновений. Потому что один против ста, она снова растает в его руках и поцелует его так, будто завтра не существует. И как ей тогда удастся сохранить хоть каплю самоуважения?

— Ты слишком настойчив! — отрезала она.

Гаролд с силой рванул узел своего галстука.

— Тогда почему бы тебе не уйти? — недовольно проворчал он. — Я тоже проголодался и не желаю делить кухню с женщиной, которая воспринимает меня как потенциального насильника.

Агнес схватила блюдце и стакан с молоком.

— Не более чем я желаю делить ее с мужчиной, для которого женщина — низшая форма жизни!

— Я же извинился за деньги!

— Слова дешево стоят, Гаролд.

Дешево. Ему не нравилось слышать это слово в свой адрес — особенно из уст Агнес. Он процедил сквозь зубы:

— Тогда, в Лондоне, я не должен был говорить тебе того, что сказал. Это было недальновидно с моей стороны.

Агнес подняла брови.

— Недальновидно? Пожалуй, можно выразиться и так.

Она направилась к двери, шлепая босыми ногами по холодному кафелю. Вслед ей донесся голос Гаролда:

— На худой конец постарайся вести себя со мной как с человеком на глазах своей матери и моего отца, ладно? Иначе это получится самый тягостный уик-энд на человеческой памяти.

— О, любой ценой сохранять внешние приличия!

— Не доводи меня до крайности, Агнес, — негромко произнес он.

— Не пытайся меня запугать! — вспыхнула она.

Но когда Гаролд сделал шаг в ее сторону с лицом, похожим на железную маску, Агнес выскочила за дверь и бросилась вверх по лестнице. Когда она достигла коридора, гнев оставил ее — теперь слезы ползли по бледным щекам. Она чувствовала себя самой одинокой на свете. Одинокой и беззащитной.

Гаролд — враг, и укрыться негде.

8

В воскресенье Агнес проснулась поздно, во сне ее одолевали кошмары. Внезапно ей захотелось ощутить дуновение ветра, услышать стук копыт — что угодно, лишь бы не думать о Гаролде. Проехать верхом на Аларихе, большом светло-сером жеребце, темные глаза которого выдавали ум и огненный нрав.

Аларих не зря носил свое имя. Первые пять минут они с Агнес выясняли, кто из них главный. В конце концов она с наслаждением проехалась по плацу, потом пустилась галопом по лугу. Дав шенкеля, Агнес вынудила жеребца перепрыгнуть через широкую канаву. Он мягко коснулся копытами земли и поскакал к деревьям. В это мгновение для Агнес не существовало ни прошлого, ни будущего…