Завоеватель сердец - Хейер Джорджетт. Страница 10
Рауль испытывал к нему ненависть. Видя, как Ги очаровывает рыцарей Уильяма, вынуждая их забыть о своем повелителе, слыша, как он без зазрения совести присваивает себе полномочия либо принимает вассальную присягу, которая должна была достаться Вильгельму, юноша кипел от гнева, с отвращением спрашивая себя, почему герцог не порвет с ним и, кажется, даже не замечает его оскорбительного высокомерия вкупе с изощренной наглостью. Складывалось впечатление, будто Ги подчинил Вильгельма своей воле, но никто, глядя на лица обоих молодых людей, не счел бы герцога более слабым из двоих.
Здесь, в Валони, неприязнь Рауля к Бургундцу усилилась и окрепла, и к ней уже примешивалось недоверие. Ни для кого не было секретом, что Ги и сам лелеял надежду занять престол Нормандии, но до сих пор Рауль представить себе не мог, что она являла собой нечто большее, нежели ворчание неудовлетворенного молодого человека. Многие сеньоры открыто выражали протест против низкорожденного герцога, у немалого количества из них было куда больше прав на корону, чем у Ги, поэтому ничего удивительного в том, что придворные Бургундца шептались: правителем Нормандии должен быть он, а вовсе не Вильгельм.
Однако теперь, когда у Рауля впервые возникли подозрения, он стал пристально следить за Ги. В воздухе запахло тайнами и грязными секретами; юноша заметил, как в руку Бургундца сунул записку человек, якобы случайно разминувшийся с ним на лестнице, а однажды в темном проходе наверху сам столкнулся с каким-то незнакомцем. Тот вышел из комнаты Ги с таким видом, будто не желал, чтобы его заметили, и в свете факела Рауль разглядел его одежду, покрытую густым слоем дорожной пыли. Немного погодя он вновь увидел его, уже за ужином, в то время и выяснилось, что незнакомец прибыл в Валонь под каким-то совершенно невинным предлогом. Но тогда почему, спрашивал себя Рауль, он уединился с Ги Бургундским, почему на лице его отразилось смятение и раздражение, когда он столкнулся с Раулем в переходе?
А потом в лесу случился инцидент, раздувший искорки подозрений юноши в жаркое пламя. В компании с Ги, де Боэном, Гримбо дю Плесси, еще несколькими рыцарями и егерями герцог отправился охотиться на медведя. Рауль тоже оказался в его свите, стараясь держаться к нему как можно ближе, потому что он увидел, из сколь ненадежных мужей составилась охотничья партия, и в голову ему закралась ужасная мысль: если они замыслили предательство, то темный и мрачный лес станет самым подходящим местом для осуществления их черных помыслов. Все утро они шли за гончими, идущими по горячему следу, под сенью огромных деревьев продираясь сквозь густые заросли и дальше углубляясь в чащу векового леса. В конце концов гончие привели их к добыче, большому и свирепому бурому медведю; собаки облаивали его, охотники же в это время держались поодаль, на самом краю опушки, лишь один герцог изъявил желание в одиночку выйти против зверя с копьем в руке, чтобы нанести ему смертельный удар.
Гончие со всех сторон окружили медведя, хватая его за бока и задние лапы, пока он окончательно не разъярился, стряхнув с себя угрюмое оцепенение. Он дрался с ними, пустив в ход зубы и массивные лапы. Вот в сторону отлетела одна из собак с перебитым хребтом; вот другая, неосмотрительно подобравшаяся чересчур близко, отползла прочь, волоча задние лапы и оставляя за собой широкий кровавый след.
Вильгельм нетерпеливо выжидал подходящего момента. Прежде Раулю еще не доводилось видеть его в таком возбуждении. Глаза его сверкали, он без устали подбадривал и науськивал собак, издавая охотничий крик и горя желанием врукопашную сойтись с разъяренным зверем.
И когда такая возможность наконец представилась, герцог быстрым шагом двинулся вперед, крепко сжимая в руке копье; он изо всех сил ударил медведя в то место, где шея соединялась с плечом. Удар вышел великолепным, но в самый последний момент зверь отпрянул в сторону, нанеся передней лапой смертельную рану их гончей, и копье отклонилось в сторону, пронзив медведю плечо. Когда же острие погрузилось в плоть, раздался громкий треск, возвестивший о том, что древко сломалось. Наблюдавшие за схваткой мужчины испустили негромкий судорожный вздох. Герцог же громко выругался и отпрыгнул назад, отбрасывая в сторону бесполезное древко. На земле лежала ветка, и он, споткнувшись об нее, неловко упал, а медведь, в мгновение ока освободившись от стаи гончих, стремительно ринулся на герцога.
В этот жуткий миг Рауль, молниеносно бросившись наперерез зверю, чтобы оттеснить его от Вильгельма, еще успел заметить, что ни один из мужчин, стоявших позади него, не сделал и попытки прийти на помощь герцогу.
Юноша бежал изо всех сил, уже понимая, что не успевает. Но тут его обогнала одна из гончих и, подпрыгнув, вцепилась клыками в плечо медведя, тот на мгновение приостановился. Именно эта заминка позволила Раулю встать между зверем и герцогом. Вильгельм одним прыжком вскочил на ноги, срывая охотничий нож с пояса, но именно Рауль нанес последний удар, разящий и смертельный.
– Назад, монсеньор! Назад! – закричал он.
Медведь, качнувшись вперед, обрушился на землю, а из ноздрей и пасти у него хлынула кровь.
К ним поспешно подбежали остальные. Они на самом деле колебались, или же ему лишь показалось, что специально медлили? Машинально вытирая собственное копье, Рауль смотрел, как Ги Бургундский восторженно обнимает Вильгельма. До слуха юноши донеслись его слова:
– Кузен, кузен, зачем вам понадобилось так рисковать самому? Раны Христовы! А если бы зверь добрался до вас?
А Рауля охватило безудержное желание расхохотаться. Он, переводя дыхание после отчаянного бега, отошел от группы мужчин, обступивших герцога; юноша еще не оправился от потрясения, которое возникло при виде его повелителя, оказавшегося беспомощным перед лицом неминуемой смерти. Нетвердой рукой Рауль вытер пот со лба, злясь на себя за то, что его, оказывается, так легко вывести из равновесия. А потом он увидел, как Вильгельм отодвинул Бургундца в сторону, словно хозяин, убирающий с дороги надоедливого щенка, и быстрым, но уверенным шагом направился в сторону юноши.
Герцог оказался рядом с Раулем прежде, чем тот успел пошевелиться.
– Прими мою благодарность, Рауль де Харкорт, – сказал он и протянул юноше руку в дружеском жесте. Глаза его внимательно осматривали лицо Рауля, а уголки губ дрогнули и поползли вверх в улыбке.
Слова застряли у Рауля в горле. Он часто мечтал о том, что скажет герцогу, если тот выделит его из толпы собратьев, но теперь, когда этот момент настал, понял – лишился дара речи. Быстро взглянув на Вильгельма, юноша выпустил копье и, упав на колено, поцеловал руку герцога.
Вильгельм оглянулся, словно для того, чтобы убедиться, что их никто не слышит, и вновь перевел взгляд на склоненную голову Рауля.
– Ты – тот самый рыцарь, что бережет мой сон, – сказал он.
– Да, монсеньор, – только и смог пробормотать в ответ Рауль, спрашивая себя, откуда герцогу это известно. Выпрямившись, юноша вымолвил то, что в этот момент представлялось ему самым важным: – Монсеньор, ваше копье… оно не должно было сломаться.
Вильгельм коротко рассмеялся.
– Изъян в древке, – обронил в ответ.
– Сир, умоляю вас: поберегите себя! – жарко прошептал Рауль.
На мгновение его глаза встретились с проницательным взглядом герцога. Тот коротко кивнул и вернулся обратно к группе охотников, наблюдавших за тем, как свежуют и разделывают медвежью тушу.
Глава 3
После охоты на медведя Рауль ощутил усилившуюся враждебность в окружающем воздухе, враждебность, на сей раз направленную против него самого. Мужчины, недовольно кривясь, разглядывали досадную помеху; юноша испытал сомнительное удовлетворение, осознав, что заговорщики – если только они и впрямь были заговорщиками, а он не поддался собственному воображению, сыгравшему с ним злую шутку, – считают его препятствием для успешной реализации собственных планов. Отныне юноша взял себе за правило держать ухо востро, а кинжал – под рукой. И когда во время охоты на оленя мимо его головы просвистела стрела, Рауль решил, что кто-то просто промахнулся, неверно взяв прицел, но, оступившись однажды на верхней площадке лестницы и только по счастливой случайности не загремев вниз, юноша убедился: кто-то всерьез вознамерился устранить его. На второй ступеньке лежал рулон шерсти, который размотался, когда он наступил на него. Рауль был почти уверен, что его подложили туда специально; следовательно, недоброжелатели уже пронюхали о ночных бдениях юноши. Рауль всегда первым спускался по лестнице утром и, не остановись он тогда на верхней площадке, прислушавшись к голосу интуиции, наверняка кубарем скатился бы вниз по лестнице, сломав себе если не шею, то уж руку или ногу точно.