Завоеватель сердец - Хейер Джорджетт. Страница 101

– С тобой все в порядке, Тессон?

Лорд избегал взгляда Хранителя.

– Со мной все в порядке. Но мой сын лежит мертвый. Однако это не имеет значения. У меня есть и другие. – Он резко повернулся, заслышав звук шагов, и откинул полог шатра.

Четверо рыцарей внесли на грубых носилках тело Гарольда и осторожно опустили посередине шатра. Герцог, поднявшись с места, шагнул вперед.

– Снимите накидку.

Гийом Мале откинул плащ, которым было накрыто тело. Оно лежало прямое и окостеневшее, со сведенными вместе ногами и руками, скрещенными на рукояти меча.

Несколько минут герцог стоял неподвижно, глядя на человека, который с упрямым мужеством противостоял ему. Рука Вильгельма медленно потянулась к застежке, скреплявшей его собственную мантию, и расстегнула ее. Сняв мантию, он протянул ее Гийому Мале, по-прежнему не сводя глаз с Гарольда.

– Заверните его в мою накидку, – приказал Вильгельм. – Даже нарушив клятву, он остается великим и храбрым воином. – Герцог умолк и ненадолго задумался. – Гийом Мале, поскольку в твоих жилах течет саксонская кровь, я вверяю это тело твоему попечению. Ты похоронишь Гарольда с рыцарскими почестями на побережье, которое он столь мужественно охранял. Если кто-нибудь возжелает проводить его в последний путь, я даю на то свое позволение. А теперь поднимите его и унесите отсюда.

Рыцари наклонились, но, прежде чем они успели поднять носилки, кто-то вошел в шатер и остановился, дико озираясь по сторонам.

Воцарилась гробовая тишина. Вновь прибывшим оказалась женщина, высокая и стройная. Лицо ее было искажено горем, но даже в печали оставалось прекрасным и одухотворенным. Она куталась в накидку; ее длинные золотистые волосы пребывали в беспорядке, но она, совершенно очевидно, не была простолюдинкой, поскольку на изящной белой шее у нее красовалось ожерелье из драгоценных камней, а на руках позвякивали браслеты.

За ее спиной замерли двое монахов, Осгод Кноппе и Эльрик Скулмастер. Они явно нервничали, однако уходить не собирались. Женщина, отведя волосы со лба, обвела взглядом обращенные к ней лица. Рот ее приоткрылся; она явно пребывала в отчаянии, беспрестанно заламывая руки.

Но тут взгляд женщины привлекло тело, закутанное в королевский пурпур на носилках, и она рванулась к нему с горестным криком. Упав на колени, убрала полу мантии с его лица.

Было невыносимо наблюдать за тем, как женщина гладит мертвые щеки, и видеть, как она нашептывает что-то тому, кто уже никогда не услышит ее. Нормандцы застыли словно громом пораженные. Первым тягостную тишину нарушил Вильгельм.

– Кто эта женщина? – пожелал узнать он.

При звуках его голоса она вскинула голову и взглянула на него, после чего заговорила по-саксонски. Гийом Мале взялся переводить.

– Она спрашивает, кто из нас Нормандец? Потому что не видит здесь никого, кто был бы одет с подобающей роскошью.

– Скажи ей, что Нормандец – это я, – велел Вильгельм, – и поинтересуйся, кто она такая, жена или сестра, и что ей нужно.

Женщина молча выслушала Гийома Мале, но, когда он умолк, выпрямилась, подошла к герцогу и обратилась к нему с пылкой и страстной речью.

Он оглянулся на Мале. Тот, с жалостью и удивлением выслушав ее, сказал:

– Монсеньор, она – та самая Эдита по прозванию Лебединая Шейка, mie [79] Гарольда. Она искала его тело на поле брани, дабы отвезти его в Уолтем и похоронить по христианскому обычаю, она умоляет вас оказать ей эту честь и передать ей тело.

– Mie Гарольда! Передай ей, что я сам прослежу за тем, чтобы эрл Гарольд был предан земле со всеми подобающими почестями, – сказал Вильгельм.

Но женщина гневно запротестовала, как человек, уязвленный до глубины души, и вновь упала на колени, сорвав с шеи ожерелье и протягивая герцогу драгоценные камни на вытянутых руках.

– Она предлагает золото, монсеньор, поистине королевский выкуп, – проворчал Мале, которого эта сцена явно тронула.

– Страсть Господня, кем она считает меня – купцом, способным продать тело за пригоршню золотых? – с раздражением заявил герцог. – Скажи ей, что она лишь напрасно теряет время, и попроси удалиться вместе со своими святошами. – Взглянув на женщину сверху вниз, герцог смягчился и добавил: – Или она боится, что я не окажу ему должных почестей? Передай ей – Гарольд будет похоронен в пурпуре, вместе со своим мечом, чтобы он мог вечно охранять эти берега.

Женщина выслушала его, глаза ее сверкнули, и она заговорила резким пронзительным голосом, сплетая и расплетая пальцы.

– Монсеньор, она полагает, вы насмехаетесь над ней.

– Ничуть. Уведите ее отсюда. – Герцог отвернулся, и женщину вывели из шатра. Она порывалась вернуться, не желая уходить, и все протягивала руки к неподвижному телу на носилках, снова и снова окликая своего возлюбленного по имени.

Но Гарольд лежал мертвый, закрыв глаза и скрестив руки на рукояти своего меча.

Глава 6

Дорога, что вела к Марвеллу, оказалась плохой, изрытой ухабами, и крестьянин, взявшийся проводить Рауля, очень боялся нормандцев, поэтому от страха лишился последних остатков разума. Родом он сам был из Винчестера, но окружающую местность, судя по всему, знал плохо. Весь путь занял куда больше времени, чем ожидал Рауль, однако он только радовался этому, поскольку было маловероятно, чтобы солдаты, занимавшиеся грабежами и мародерством, забрались в такую глушь.

А ему не терпелось поскорее добраться до Марвелла; минуло уже много недель после сражения в долине Сенлака, но раньше расстаться с Вильгельмом у него не получилось.

Из Гастингса герцог направился к Ромни и Дувру. Последний сдался сразу же, но кое-кто из чужеземных наемников поджег дома, причинив городу ненужный ущерб. К удивлению горожан, герцог щедро возместил им убытки золотом из собственного кармана, продемонстрировав, что и впредь намерен вершить справедливость. Подойдя к Кентербери, в местечке Гринхайт, на плесе Темзы, Вильгельм столкнулся с ополчением Кента, выстроенным в боевые порядки под предводительством некого Эгельсина, местного аббата, который от их имени потребовал от него сохранения старинных вольностей Кента. Герцог подтвердил их, заявив:

– Я пришел в Англию не для того, чтобы уничтожать ваши законы и привилегии.

Жители Кента, исполнившись воодушевления, препроводили его в Рочестер, где и объявили своим правителем. Из Рочестера часть своих войск Вильгельм отправил для организации осады Лондона, который провозгласил своим королем Эдгара Этелинга. Сам же он маршем двинулся к Винчестеру, но, подойдя к городу, узнал – в нем находится королева Эдгита, эта роза, рожденная на кусте шиповника, поскольку Винчестер составлял часть ее приданого. В одном из неожиданных приступов щедрости герцог из уважения к королеве пообещал, что не станет вступать в пределы городской черты, если жители присягнут ему на верность. Они повиновались, и он, верный своему слову, отвел войска от его стен и отправился назад, дабы лично возглавить осаду Лондона.

Рауль покинул его в Баркинге, где Вильгельм вступил в переговоры с посредником, выбранным горожанами, – увечным ветераном прошлых войн по имени Ансгард. Вильгельм отпустил Рауля, но, недовольно поморщившись, заметил:

– Полагаю, отныне я уже не могу безраздельно рассчитывать на твое внимание, мой Хранитель. – После чего добавил: – Другие целыми днями требуют от меня награды, Рауль, а ты молчишь. Что я могу даровать тебе?

– Мне ничего не нужно, – ответил молодой человек. – Если бы вы послушались моего совета, Вильгельм, то не отдали бы и пяди английской земли тем, кто с пеной у рта шумно домогается ее.

– Я верен своему слову, – ответил Вильгельм и окинул своего фаворита долгим задумчивым взглядом. – Да, ты ничего не просишь у меня и всегда оставался таким. А ведь я готов был пожаловать тебе графство. Что ж, тем не менее, думаю, могу дать тебе кое-что, чему ты наверняка будешь рад. Зайди ко мне перед отъездом: к тому времени все будет готово.