Завоеватель сердец - Хейер Джорджетт. Страница 44

По окончании совета состоялся ужин, и к столу из будуара вышла супруга милорда вместе с дочерями, а также Гизела, жена Гилберта де Харкорта, уговорившая мужа взять ее с собой. Она приходилась дальней родственницей Роже де Бомону. За столом Гизела сидела рядом с Раулем. Пожалуй, она была единственным человеком, которому не хотелось говорить о грядущей войне. И, пока Гилберт де Харкорт яростно спорил с Эдгаром относительно порядка ведения военной кампании, а старый Жоффруа де Берне объяснял соседям, как выигрывал свои войны герцог Ричард Сан-Пер, женщина забросала Рауля вопросами о юном Роберте, наследнике герцогства. У нее самой было уже два сына, и через несколько месяцев ей предстояло родить третьего ребенка, так что, когда Рауль признался, что в последнее время милорда Роберта беспокоит кашель, Гизела незамедлительно посоветовала ему снадобье, о котором герцогиня Матильда (будучи иностранкой) могла и не знать.

– Нужно сорвать веточку белой омелы, выросшей над колючим терновым кустом, – с готовностью принялась объяснять женщина, – замочить ее в молоке кобылы, а потом дать милорду Роберту, и кашель как рукой снимет.

Рауль вежливо поблагодарил ее, а Гизела принялась за бекаса под острым соусом, но съела совсем немного, поскольку ее зоркий глаз приметил на столе множество самых разнообразных деликатесов и она вознамерилась перепробовать как можно больше изысканных блюд. Оглядевшись по сторонам, Гизела вслух поинтересовалась, не научит ли ее леди Аделина готовить яблочный мусс и не стоило ли добавить в него чуточку кубебы [40] для остроты. Один из поварят как раз внес из кухни блюдо с кроншнепами, поэтому женщина поспешно доела то, что еще оставалось у нее на тарелке. Птичек подали в керамическом горшочке, и на какое-то время Гизела примолкла, решая, добавлена ли к ним корица или смесь иных сладких трав. Рауль ничем не мог ей помочь, но она в конце концов решила, что туда добавлено всего понемножку, да еще и несколько молотых яблочных зерен в придачу. Внезапно Гизела заметила, что Рауль замолчал, и, подняв на него глаза, увидела – он отсутствующим взглядом смотрит в свой кубок, где на дне еще оставалось немного вина с пряностями. Этот взгляд молодого человека неизменно повергал ее в трепет. Казалось, он отгородился от реального мира, чтобы никто не мог подслушать его мысли. Гизела украдкой смотрела на него с легкой мечтательной грустью и тоской, а он, словно почувствовав на себе взгляд женщины, поднял на нее глаза и улыбнулся. Гизела вышла замуж за Гилберта, настоящего мужчину, крепкого и сильного как бык, но улыбка Рауля запала ей в самое сердце. Устыдившись подобных мыслей, она поспешно отвернулась, понимая, что он – птица совсем иного полета. На мгновение сердце ее пронзило острой болью, однако Гизела сказала себе, что счастлива с Гилбертом и понимает его куда лучше, чем когда-либо сможет понять Рауля. Подавив легкий вздох, она заговорила с Эйдесом, который уже облизывал жирные пальцы, утробно фыркая в ответ.

Хуберт перегнулся через стол, чтобы спросить у Рауля, собирается ли он провести ночь в Харкорте.

– А твои друзья? – добавил он. Рауль согласно кивнул, и Хуберт заявил: – Мне понравился этот сакс. Жаль, что у тебя нет таких плеч, как у него.

– Я предпочту иметь на этих плечах собственную голову, – с широкой улыбкой отозвался Рауль. Молодой человек бросил взгляд на дальний край стола, где все еще ожесточенно спорили Эдгар и Гилберт де Харкорт, используя куски хлеба и кубки с вином для наглядной иллюстрации собственных представлений о ведении военных действий. – Они с Гилбертом совершенно уверены, что провели бы военную кампанию лучше самого герцога.

– На мой взгляд, – заявил Хуберт, – они говорят сущую правду. А теперь скажи мне, Рауль, раз ты такой умный, что означают приказы герцога? Что у него на уме? И что он намерен предпринять?

– Всего лишь дать отпор французам, – ответил Рауль.

– Для этого он выбрал весьма странный способ!

– Не знаю, что тебе сказать, отец. Вильгельм – совсем не дурак.

Эдгар, расслышав последние слова друга, отставил в сторону свой кубок с вином и громко заявил:

– Да, но если мужчина заботится о благе своей страны, он не позволит захватчикам разорить ее.

– Эдгар, ты на три четверти уже пьян, – заметил Рауль. – Будь твоя воля, мы бы отчаянно атаковали обе французские армии сразу, а закончилось бы тем, что Генрих разорил бы все герцогство, а не один его маленький уголок.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – заявил Эдгар с упрямством выпившего человека. – План Вильгельма, может быть, и хитроумен, но какое дело воину до хитростей?

Слова эти были встречены одобрительным ропотом; однако тут Роже де Бомон решил, что пора и ему сказать свое веское слово:

– Ты помнишь, Рауль, как в Мелане я сказал тебе, что боюсь нашего герцога?

– Да, еще бы. И король Генрих тоже его боится. Это ведь очевидно, не так ли? И будет бояться до конца дней своих, потому что у него есть на то веские причины.

Роже сухо заметил:

– Хм! Насколько я могу судить, друг мой, сегодня король куда сильнее Вильгельма.

Рауль протянул руку к блюду с марципаном и принялся машинально отщипывать мелкие кусочки.

– Вильгельм уверен в своей победе, – сказал он наконец.

– Слепая уверенность молодого человека, – возразил Роже. – Но я уже давно не зеленый юнец. Говорю тебе, не нравится мне это дело. Слишком многое против нас.

– Да, но у нас есть Вильгельм, – парировал Рауль. – Неужели вы не понимаете? Мы все – и король Генрих тоже – думаем, что победить можно только тогда, когда ты сильнее своего врага. Однако Вильгельм полагает, что на войне не все так просто. Мы противопоставим французам не только свою силу. Речь идет о воинском таланте Вильгельма против таланта Генриха. – Рауль допил остатки вина из своего кубка и со стуком опустил его на стол. – А Генрих начисто лишен таланта, насколько я могу судить, – весело заметил он.

– Что за глупости ты несешь? – возмутился Хуберт, который, озадаченно нахмурившись, прислушивался к разговору. – На войне всегда побеждает сила, можешь мне поверить.

Однако юноша лишь упрямо покачал головой в ответ.

– Нет. Только не в этот раз. Вот увидите. Хитрость Вильгельма, а не мощь Франции или наша доблесть выиграет войну.

– Что ж, будем надеяться, ты прав, Рауль, – сказал Роже. – Но мне бы хотелось послушать, что имеет сказать на сей счет Гуго де Гурней.

Рауль искоса взглянул на Роже.

– Он во всеуслышание поддержал герцога, сеньор, – заметил устало.

– Да-да, он сделал то, что должен был сделать, и я, и все настоящие мужчины последуем его примеру. Тем не менее мне бы хотелось, чтобы нами командовал кто-нибудь более опытный в таких делах.

Часом позже Рауль покинул Бомон-ле-Роже и вместе с отцом и братьями направился на север, к Харкорту. Эдгар неспешно ехал впереди с Хубертом, и, поскольку Жильбер Дюфаи предпочел общество Гизелы, Рауль оказался между двух братьев. Некоторое время они хранили молчание; Эйдес вспоминал только что съеденный ужин, а Гилберт исподтишка изучал профиль Рауля. Гилберт вдруг обнаружил, что не помнит, из-за чего он в детстве потешался над Раулем. Разумеется, тому все так же недоставало богатырской стати, коей должен обладать всякий настоящий воин, и он по-прежнему выглядел так, словно заблудился в этом мире, но при том каким-то образом сумел обрести самообладание и выдержку, что произвело на Гилберта неизгладимое впечатление. К тому же нельзя было отрицать, что, несмотря на свою разборчивость, Рауль оказался способен на поразительные вещи: например, отправиться во Францию под видом бродячего торговца или спокойно возражать богатым сеньорам с таким видом, будто сам был одним из них. Словом, он лишь пуще прежнего представлялся Гилберту сплошной загадкой. Невозможно было понять, о чем он думает, а еще у него, оказывается, очаровательная обезоруживающая улыбка, от которой в глазах юноши начинали плясать веселые искорки, причем в момент, когда все остальные не видели решительно ничего смешного. Тяжеловесно размышляя об этом, Гилберт вдруг вспомнил: он и в детстве не догадывался о том, что скрывается за невозмутимостью и спокойствием Рауля. Вот только в прежние времена ему и в голову не приходило допытываться об этом.