Эффект Грэхема (ЛП) - Кеннеди Эль. Страница 45

— Я просто говорю, ты не можешь доказать, что червоточин (прим. перев. другое название — пространственно-временные туннели) не существует, — утверждает Беккет, даже когда переписывается по телефону с какой-то цыпочкой. Он умеет быть многозадачным, когда дело доходит до путешествий во времени и секса.

— А ты не можешь доказать, что они существуют, — раздраженно говорит Наззи.

— Наз. Братан. Ты ведешь проигранную битву, — советует Шейн. Он тоже переписывается. Прошлой ночью он встретил другую чирлидершу на вечеринке братства. Чувак пробивается в команду поддержки, как будто сам пытается выиграть национальные.

— Мне сейчас нужно спросить, и мне нужно, чтобы вы все пообещали не осуждать меня, — нервно говорит Патрик.

— Никто этого не пообещает, — сообщает ему Рэнд.

— Тогда забудьте.

Рэнд хихикает.

— Верно. Как будто теперь мы отпустим тебя, пока ты не спросишь.

— Я сказал, забудьте. — Патрик упрямо качает головой.

— Капитан? — кто-то обращается ко мне.

— Со-капитан, — доносится ехидный голос Трэгера из первого ряда, но мы все игнорируем его.

— Задавай вопрос, — бормочу я Мальчишке из Канзаса.

— Итак, эм, червоточины. — Он колеблется, оглядывая всех. — В них есть черви?

Его встречает абсолютная тишина. Даже Уилл Ларсен повернулся на своем сиденье, чтобы посмотреть на Патрика.

— Теоретические черви? — Поправляет Патрик. Он выглядит совершенно потерянным. — Я правильно говорю?

Шейн жалеет его.

— Все в порядке. Зато, ты правда красивый.

Он не понимает, что его оскорбляют, до тех пор, пока Шейн не возвращается к переписке со своей чирлидершей.

— Подожди. Пошел ты, — рычит Патрик.

— В них нет никаких червей, — говорит Беккет потрясающе добрым тоном. — По сути, червоточины — это искривленные области пространства, которые соединяют две отдаленные точки...

Я снова отключаюсь от них. Мне хватает слушать это дома. Я не позволю Беккету Данну разрушить мою жизнь и в кампусе.

Час спустя нас отпускают, и я пересекаю двор, направляясь к древнему, увитому плющом зданию, в котором проходят все мои лекции на этот день.

Прошло всего пару недель, но мне не потребовалось много времени, чтобы определить, что, если брать учебу — Брайар намного круче Иствуда. Я изучаю бизнес-администрирование с уклоном на историю, и обе дисциплины уже подкинули мне гору работы. На следующей неделе мне нужно сдать два задания, а затем еще два буквально через неделю. Чертовски жестоко. Может быть, так делают в Лиге плюща.

Я выхожу со своей последней лекции на сегодня, когда на телефоне всплывает имя Джиджи. Мой пульс учащается.

ЖИЗЕЛЬ:

Я знаю, что это в последний момент, но ты не хочешь сегодня вечером провести тренировку в Мансене?

Я не думаю, что здесь есть какой-то намек. Я верю, что она действительно просит провести тренировку. И все же, судя по тому, как твердеет мой член и сжимаются ягодицы, можно подумать, что она прислала мне фотографию своей киски с подписью приди и трахни.

Я набираю ответ, пока иду к парковке.

Я:

Я готов.

ЖИЗЕЛЬ:

9:15?

Я:

Увидимся там.

Вселенная способствует тому, чтобы мы потрахались.

Это подтверждается, когда мы с Джиджи приезжаем на каток и обнаруживаем, что женские раздевалки не работают. Белый лист, приклеенный к двери, объясняет, что их затопило. Я чувствую носом слабый запах сточных вод достигает моих ноздрей, когда мы читаем вывеску.

Джиджи пожимает плечами и направляется в мужскую раздевалку с ключами в руке. Я не могу перестать пялиться на нее с тех пор, как мы приехали сюда. Черные штаны для йоги облегают ее стройные ноги и подчеркивают задницу. Задницу, которую я сжимал несколько дней назад. Я до сих пор помню, какой сладкой она была в моих ладонях, и мои пальцы чешутся прикоснуться к ней снова.

— Как прошла твоя неделя? — беспечно спрашивает она.

Я стараюсь не поднимать бровь. Я так понимаю, мы играем в обычную игру. Просто игнорируем тот факт, что недавно она жадно присасывалась к моему языку. Круто.

— Хорошо. У тебя?

— Загруженно, — признается она. — Как будто каждый год я забываю, какая это большая нагрузка — совмещать учебу и хоккей.

— Какая у тебя специальность?

— Спорт-администрирование. — Она пожимает плечами. — Вроде как всегда думала, что из меня получится хороший агент или менеджер, поэтому выбрала специальность, которая направит меня по этому пути. А как насчет тебя?

— Бизнес-администраторирование. Хотя и не уверен, что буду с этим делать.

Когда мы входим в раздевалку, она снимает с плеч джинсовую куртку и бросает ее на скамейку. На секунду мне кажется, что она собирается продолжать раздеваться — мое либидо искренне одобряет это, — но затем она берет свою сумку с одеждой и направляется в соседнюю душевую.

— Я переоденусь там, — бросает она через плечо.

Как и в предыдущие разы, когда мы были здесь, весь каток в нашем распоряжении, и на нем жутковато тихо. Это не похоже на настоящую хоккейную арену без звука шайб, ударяющихся о борта и оргстекло. Резкий удар шайбы, попавшей в цель, может сотрясти стены здания. Это мой самый любимый звук в мире.

Сегодня вечером почти невозможно сосредоточиться на хоккее. Я никогда не думал, что на это способен. Я всегда сосредоточен на хоккее. Он у меня в крови.

Но сегодня вечером моя кровь кипит от чего-то другого.

Джиджи, похоже, тоже отвлеклась, пропустив несколько пасов, которые отыграла бы во сне.

Вы никогда не осознаете, какая это по-настоящему плохая идея — заниматься каким-либо видом спорта с головой в другом месте, пока кто-то не пострадает.

Во время нашей следующей схватки за шайбу Джиджи издает болезненный крик, который заставляет все мое тело напрячься. Я останавливаюсь как вкопанный.

— Ты в порядке? — Я спрашиваю немедленно.

Она снимает перчатки, морщась, когда вращает запястьем. Беспокойство закипает во мне. Черт. Если у нее травма... это может испортить весь сезон.

— Иди сюда.

Я веду ее к скамейке, где мы садимся. Я беру ее запястье одной рукой и осматриваю другой. Я нежно провожу пальцами по сухожилиям, наблюдая за реакцией на ее лице.

— Больно?

— Нет. — Она заметно сглатывает. — Мне кажется, все в порядке. Думаю, я просто потянула его, когда мы были возле бортов.

Я нажимаю на другое место, все еще изучая ее.

— А так?

— Нет.

— Уверена? — Я чувствую, как трепещет ее пульс под подушечкой моего большого пальца.

Джиджи кивает с облегчением.

— Этот спазм уже прошел.

Она снова поворачивает запястье, но не делает никаких движений, чтобы вырвать его из моей испытующей хватки.

— На самом деле я ни разу не ломала ни одной кости, — признается она. — Думаю, мне повезло. Мой брат в детстве трижды ломал руку. Ты когда-нибудь что-то ломал?

— Ребра считаются?

— Конечно.

— Тогда парочку ребер, в разное время пару раз. Остальные случаи — легкие растяжения. Лодыжка, запястье. — Я пожимаю плечами. — Никогда не ломал ничего важного.

— Ну, ребра очень важны. — Она протягивает руку и касается моей грудной клетки поверх потной майки.

Хотя она и не прикасается к моей обнаженной коже, я чувствую ее пальцы, как клеймо для скота.

— Знаешь... — Она задумчиво замолкает. Серые глаза пристально смотрят на меня.

Мне неловко от того, как она на меня смотрит. Как будто она видит что-то, чего не вижу я. Как будто она знает обо мне какой-то секрет, который даже я не смог разгадать.

Наконец, она заканчивает эту мысль.

— На самом деле ты не мудак.

— Уверен, что именно он.

— Нет. Это все спектакль. Тебе не все равно. Ты просто не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, что тебе не все равно. Я думала, у тебя огромная палка в заднице, но грубость — это прикрытие для чего-то. — Губы Джиджи слегка изгибаются. — Не волнуйся, я не буду спрашивать, для чего. Я знаю, ты мне не скажешь.