Пошел купаться Уверлей - Высоцкий Сергей Александрович. Страница 12
— Жулишь, Сенечка! — вынес свой приговор приятель. Он был блондин и, наверное, поэтому совсем не загорел. А может быть, болел — на бледных впалых щеках алел нездоровый румянец, и большие голубые глаза неестественно блестели. Перед ним лежали всего три камешка. Он ставил на «вольво» и проигрывал с крупным счетом.
Мальчики собирались на Оредеж ловить рыбу, но по дороге, заглядевшись на проносящиеся по шоссе автомобили, заспорили: каких иномарок больше? «вольво» или «мерседесов»?
Отложив в сторону велосипеды и удочки, приятели набрали с обочины по горсти мелких камешков, засекли время — оба носили дешевенькие пластмассовые часы на батарейках — и, удобно устроившись на траве у церкви Рождества, стали следить за проносившимися по шоссе машинами. Выигрывал тот, в чьей горке наберется больше камешков. Проигравший покупал мороженое или жевательную резинку.
— Надо было на «японцев» ставить, — с сожалением сказал бледнолицый. Надежды на выигрыш у него не было никакой.
— На «японцев»? На всех сразу?
Бледнолицый кивнул.
— Так не бывает! Нельзя же валить «хонду», «мицубиси» и «мазду» в одну кучу. Ты, Гоша, хитренький.
— «Хонда»-джип стала выпускать, — ушел от спорной темы Гоша. — Расход топлива — восемь литров. Сам читал.
— Где ты читал? — недоверчиво спросил загорелый. И, не дождавшись ответа, торжествующе завопил: — Восемнадцатый!
Возле магазина напротив остановился приземистый спортивный «мерседес» белого цвета.
Не обращая внимания на радостный вопль приятеля, Гоша как ни в чем не бывало продолжал рассказывать про «хонду»:
— Только скорость у нее слабовата — сто шестьдесят. У «Рено-Меган» — двести. А хетчбек…
— Гоша, смотри, какой «фордик»!
— Это не «форд», а «тойота», — буркнул бледнолицый специалист, провожая взглядом запыленный автомобиль, свернувший с шоссе на Церковную улицу. Машина так запылилась, что трудно было определить цвет — то ли зеленая, то ли серо-голубая.
— Тебе бы только спорить! — Семен уже протянул руку, чтобы отвесить приятелю щелбан, но в это время увидел в машине знакомое лицо.
— Гоша! Гляди, кто в «тойоте»?!
— Кто?
— Васюта Бабкин!
— Заливаешь!
— Гляди, чудик! Васюта!
Машина, осторожно объехав никогда не просыхающую лужу, скрылась за домами.
Васюта, Василий Семенович Бабкин, бывший главный бухгалтер совхоза «Приречье», мрачноватый мужчина лет пятидесяти, был известен не только в Рождествене, но и во всем районе как один из первых деревенских бизнесменов, основатель небольшого лесопильного завода, торговец обрезной доской, вагонкой и прочими стройматериалами. Уже три года на окраине села красовался его большой дом, не дом — вилла, которой он даже дал имя «Вилла Алена». Почему «Алена», никто в селе не знал. Жену его звали Татьяна, любовницу — про нее односельчане тоже знали — Галина. А детей у Бабкиных не было. Каждый год Васюта пристраивал к своей вилле какое-нибудь сооружение — большущий гараж, цех по переработке древесины, бильярдную. Местные прозвали его хозяйство Бабкиным подворьем.
— Похоже на Васюту, — подтвердил Семен. И тут же упрямо добавил: — Только этого не может быть!
— У тебя в глазах струя? — явно подражая кому-то из взрослых, возмутился приятель.
— Давай сгоняем до подворья, проверим.
Семен взглянул на часы, сказал недовольным ворчливым голосом:
— Ага! Пока гоняем, ларек закроется. А ты мне мороженое должен.
— Еще час не прошел, — не очень уверенно возразил Гоша. И тут же сдался: — Уговор дороже денег! Ладно. — Поднявшись с земли, он пнул ногой свои три камушка. — Тебе какое покупать?
— Апельсиновое. А потом съездим к Васюте.
Но парень вытащил из кармашка джинсовой курточки пятитысячную купюру, сунул приятелю в руки и схватился за велосипед.
— Сдачу не зажиль! Я мигом!
Он вскочил на велик и помчался вслед за скрывшейся из вида «тойотой».
По Церковной улице еще стлалась пыль от проехавшей машины. Но когда мальчик подъехал к Бабкину подворью, «тойота» уже въезжала в услужливо распахнувшиеся ворота. Семен увидел только затылок водителя. «Да Васюта это, Васюта! — успокоил он себя. — Его иномарка!»
А для верности, чтобы потом доказать неправоту приятеля, запомнил номер автомобиля.
Происшествие в «Астории»
Дежурная по этажу в третий раз набрала номер телефона. Опять длинные гудки. Постоялец из 543-й комнаты упорно не откликался. А ведь просил разбудить в пять утра: «Непременно, фрау! Непременно!»
— Господи! Помер он, что ли? — Дежурной очень не хотелось вставать с уютного дивана, на котором ей удалось подремать несколько ночных часов, и тащиться в конец коридора — будить проклятого немца.
Около полуночи Конрад Потт, или, как он сам себя шутливо именовал, Кондратий, вместе с приятелем поднялся на этаж из ресторана крепко подшофе и попросил обязательно разбудить его в пять часов.
У Елены Петровны уже тогда мелькнула мысль о том, что спозаранку поднять загулявшего Кондратия будет нелегко. Она попыталась возложить эту обязанность на приятеля Потта, тоже немца, занимавшего номер «люкс» напротив лифта, рядом с ее форпостом, но тот замотал головой:
— Найн, найн!
— Он, сукин сын, раньше десяти не поднимается. Вы же знаете, фрейлейн, — усмехнулся Кондратий и шлепнул приятеля, выглядевшего куда трезвее, чем он сам, по узкому плечу.
Тягучие гудки все неслись и неслись из трубки, и дежурная подумала о том, что Кондратий, наверное, проснулся еще раньше и преспокойно уехал по своим делам. А ключи от номера увез с собой. Но не постучаться в дверь номера Елена Петровна не могла — если произойдет недоразумение, ее тут же уволят. А найти нынче в Питере приличную работу — задача почти неразрешимая.
Дежурная быстро сменила халат на форменное платье, провела гребенкой по пышным, черным как смоль волосам и легкими, почти неслышными шагами пустилась в путь по длинному слабо освещенному коридору.
Окно номера, в котором жил Потт, выходило в крошечный внутренний дворик-колодец. Когда Елена Петровна подошла к тому месту, где коридор сворачивал налево, это окно оказалось как раз напротив огромного коридорного окна. В 543-м номере горел свет, а сам Кондратий сидел в кресле у стола.
«Вот гад! — подумала дежурная. — Трубку поленился поднять! Ну, я его поприветствую с добрым утром!» Но, когда Елена Петровна подошла к двери номера, решимости у нее поубавилось: во время звонка Кондратий ведь мог принимать душ? Или занимался еще более серьезным делом. Поэтому, легонько постучав в дверь, она очень спокойно позвала:
— Герр Потт! Вы проснулись? — Постоялец не отвечал.
И это было странно. Елена Петровна только что видела его через окно спокойненько сидящим в кресле.
— Герр Потт! — окликнула она еще раз. Подергала ручку. Дверь не открывалась.
Дежурная вернулась к тому месту, откуда было видно окно номера. За незадернутыми шторами по-прежнему горела настольная лампа, а в кресле спокойно восседал Кондратий. Но сейчас она обратила внимание на то, что немец даже не изменил позы. Сидел неподвижно, как истукан.
«Может быть, сердечный приступ? — встревожилась дежурная. — Так керосинить каждый день — никакое сердце не выдержит!»
Она быстро вернулась к своему посту напротив лифта и позвонила сотруднику службы безопасности отеля.
Пять минут спустя молодой, щеголевато выглядевший мужчина, от которого сильно попахивало спиртным, открыл дверь специальным ключом и, придержав дежурную на пороге, вошел в номер.
В комнате витал застоялый сладковатый аромат хорошего коньяка, одеколона и сигар. «Кельнише вассер» — определил молодой человек марку одеколона. Он подумал о том, что надо было вылить целый флакон, чтобы создать в номере такое амбре. Но эта мысль ушла, как только он увидел в кресле крупного пожилого мужчину с неестественно откинутой назад головой.
Осторожно сделав несколько шагов по толстому синему ковру, сотрудник службы безопасности прикоснулся к белой ладони господина Потта, тяжело свисавшей с подлокотника кресла, и понял, что немец уже несколько часов как мертв. Молодой человек до того, как наняться в службу безопасности гостиницы, несколько лет работал в уголовном розыске и хорошо знал, что такое смерть.