Глаза Ангела - ван Ластбадер Эрик. Страница 33
Он улыбнулся, и перед Хонно вновь предстал тот самый человек, которого она знала много лет назад.
— Смешно, правда? Забавно, что я не смог разгадать тебя, а ведь у меня такой огромный опыт по разгадыванию криптограмм, шифров, решению математических задач. Я справлялся со сложнейшими заданиями, но людские души не подвластны мне, в них я не разбираюсь так хорошо, как в формулах и загадочных закорючках. Может быть, поэтому у нас и не вышло ничего хорошего, а?
— Может быть, — опустив голову, ответила Хонно.
— Знаешь, я потому и пошел в университет, что здесь мне приходится общаться с людьми. Я осознал свои ошибки, промахи, и теперь вот пытаюсь исправить их. Хочу изменить себя.
Хонно ничего не ответила, и он продолжал:
— Давай поужинаем вместе? Ты не против? Спасибо. Извини, я сначала вел себя довольно грубо, но это потому, что я не мог справиться со своими чувствами, печальные воспоминания разом нахлынули на меня.
Хонно заставила себя посмотреть в глаза Гиину.
— Ты знаешь, — словно отвечая на ее вопрос, сказал он, — я ведь бросил играть. Понял, что глубоко увяз и рискую сломать себе жизнь. Из-за своей гибельной страсти я потерял работу, многих друзей. Я посмотрел на себя со стороны и ужаснулся, увидев, что неумолимо качусь вниз. И знаешь, о ком я подумал в первую очередь? О тебе. Я был благодарен тебе за то, что ты меня бросила. Иначе тебе пришлось бы стать свидетельницей моего падения, ты бы страдала со мной, и я бы никогда себе не простил, если бы подобное случилось.
— Я и не знаю, что тебе ответить, — в замешательстве сказала Хонно, и это была истинная правда. Неожиданная исповедь Гиина застала ее врасплох. Мысли ее разбежались, а в чувствах разобраться было вообще невозможно. Одно она знала наверняка — Гиин ей до сих пор нравился! Вот ужас-то! Она бы хотела подавить это в себе, но не смогла. Попробовала подумать о муже, о своем счастливом браке. Не помогло. С удивлением и радостью Хонно обнаружила, что Гиин по-прежнему любит ее, и от этой мысли сердце ее предательски забилось.
— Не говори ничего, — нежно попросил Гиин, с любовью глядя на Хонно, — довольно и того, что ты сидишь здесь, и я могу тобой любоваться.
— Что вы сделали! — в гневе кричал Большой Эзу.
— Да, я отдала ему тетради с шифрованными записями, — просто ответила Хонно.
— Бред какой, поверить не могу!
Разговор происходил на следующий вечер в доме Большого Эзу.
— Но именно это я и собиралась сделать. Мы же с вами договорились.
— Мы договорились, что вы скажете ему о существовании этих тетрадей и спросите, возьмется ли он расшифровать записи.
— Он согласился расшифровать их. И перестаньте на меня кричать.
— Я перестану кричать, — вопил Большой Эзу, — когда мы получим тетради обратно!
— Вы не видели Гиина. Он изменился. Он перестал играть. Поэтому я и дала ему тетради.
— Что-то ваши глаза, Хонно, подозрительно блестят. Это отвратительно, знаете ли.
Хонно рассмеялась.
— А вы что, завидуете? Вам не все равно? И кто вам дал право так со мной разговаривать!
— Я? Завидую? Кому, этому проигравшемуся неудачнику?
— Он больше не играет в азартные игры, — твердо ответила Хонно.
Большой Эзу сощурил глаза.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Гиин сам мне сказал. Он признался...
— И вы, наивное создание, поверили ему? — простонал Большой Эзу, схватившись в отчаянии за голову.
— Разумеется, поверила. А почему...
— Дура!
— Да как вы сме...
— Дура вы, госпожа Кансей, вот вы кто.
Смущенная и сердитая, Хонно попросила:
— Вас не затруднит объяснить мне, что вы имеете в виду?
— Все очень просто. Он вас одурачил.
— Вы ошибаетесь, — возразила Хонно. — Я давно знаю Гиина.
— А я знаю игроков, — отпарировал Большой Эзу. — Они не меняются, понимаете? Никогда. Они только уверяют вас, что они изменились и бросили играть. Да... Боюсь, госпожа Кансей, вы не очень большой знаток человеческой натуры, и вам придется многому научиться.
— Если вы не будете переходить на личности, то хорошо поступите. Зачем вы делаете ненужные обобщения?
— Я хочу убедить вас в своей правоте. Вы знаете, где живет Гиин?
Хонно кивнула. — Тогда пошли к нему домой.
— Как, сейчас?
— Да, сейчас! — рявкнул Большой Эзу и, схватив Хонно за руку, вышел вместе с ней из кабинета.
— Дома никого нет, — сказала Хонно, в третий раз звоня в дверь квартиры Гиина. — Он, наверное, вышел поужинать.
Большой Эзу усмехнулся.
— Конечно, поужинать, куда же еще? — Он вытащил из кармана длинный кусок металла — отмычку — и стал открывать замок.
— Что вы делаете? — ужаснулась Хонно.
— Ничего особенного, — ответил ей Большой Эзу, поворачивая круглую ручку и открывая дверь.
Они вошли внутрь, и Хонно сухо поинтересовалась:
— Разве подобные вещи не запрещены законом?
— Если и запрещены, то я об этом ничего не знаю.
Большой Эзу закрыл дверь и включил в прихожей свет. Хонно чуть не задохнулась от изумления.
— Черт! — воскликнул Большой Эзу.
Квартира была перевернута вверх дном. Двери шкафов открыты, ящики выдвинуты, их содержимое в беспорядке разбросано по полу. Подушки вспороты, часть ковров изрезана. Все три комнаты находились в состоянии полного хаоса.
— Боже мой, что же здесь произошло?
— Ни Гиина, ни тетрадей, — с горечью констатировал Большой Эзу. — Исчезли. Отлично, госпожа Кансей.
Хонно была близка к обмороку.
— Теперь вы видите, что глубоко заблуждались на счет Гиина? Как вы могли его подозревать? Его кто-то похитил вместе со злосчастными тетрадями. Господи, господи, зачем я втравила его в эту историю? Его же могут убить!
Сердце ее сжалось от страха и горя, и она, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась. Она плакала о своем бывшем женихе, о себе, о безвозвратно ушедшем прошлом.
— Ну как, понравилось тебе у моих родителей? — спросил Марс Ирину. — Не скучала?
— Ни одной минуты. Было просто чудесно, правда.
Они разговаривали в курительной комнате пыльного фойе старого МХАТа, во время антракта. Ирина сразу узнала Наташу Маякову, как только та вышла на сцену, В гриме Наташа выглядела старше и чем-то напоминала Ирине французскую актрису в одном из фильмов, который она контрабандой привезла из поездки в Америку. Ирину переполняла такая ненависть к Маяковой, что она готова была испепелить ее взглядом, если бы могла. И почему эта актриса вызывает у нее такую ярость? Разве Валерий так много для нее значит, что она бешено ревнует его к этой красивой блондинке? Как бы там ни было на самом деле, весь первый акт Ирина просидела в напряжении и с облегчением услышала звонок, означавший, что наступил антракт.
— Мои старики иногда бывают занудными, но замечаю это только я, — продолжал говорить Марс.
— А ты похож на мать. Она у тебя женщина сильная и к тому же прекрасная хозяйка. А я слабая, а уж хозяйство — совсем не моя стихия.
— Наверное, ты не создана для семейной жизни, — ответил Марс, — душа у тебя беспокойная, характер непоседливый. Домохозяйка из тебя не получится, факт.
Они поговорили еще о пьесе, постановке, актерской игре. Ирина вскользь упомянула Наташу Маякову, игравшую в «Трех сестрах» Ирину, желая выяснить, произвела ли актриса какое-нибудь впечатление на Марса, но он сделал в адрес Маяковой какое-то ничего не значащее замечание. Затем отпустил веселую шутку, и Ирина от души рассмеялась. Вдруг она почувствовала себя очень неуютно, осознав, что была готова выболтать Марсу о своем знакомстве с Валерием, встрече с ним у магазина «Дружба», его свидании с актрисой и предательстве по отношению к ней, Ирине. Какой кошмар! А ведь Марс и не подозревает, что его тоже предают, обманывают, шпионят за ним. Хотя почему она предает Марса? Разве она обещала ему что-нибудь? Клялась в верности? В конце концов, она старается для себя. Да, она предает Марса, и делает это по поручению другого своего любовника, Валерия. Три дня назад этот факт почему-то ни в малейшей степени не волновал ее, но после визита к родителям Марса что-то в ней изменилось. Она поняла, как наплевательски относится к ней Бондаренко. Использует ее в своих целях, вот и все. Ирина посмотрела на Марса как будто впервые. «Отличный мужик, красивый, душевный, обаятельный. Чего ей еще надо? Не испорчен властью, и в отличие от Валерия не навязывает своего мнения. Когда-нибудь, — думала Ирина, — у Марса будет своя собственная семья, и для него это будет счастьем». При мысли об этом у Ирины стало на душе спокойно и светло.