Клятва, которую мы даем - Монти Джей. Страница 12
Как она могла свободно преподносить себя, как вторую кожу, без наркотиков, без последствий. Она могла просто быть собой.
– Ты упустила мои деньги, – я подмигиваю, наклоняюсь над стойкой, чтобы взять солонку из контейнера, и передаю ей свой клатч, чтобы она спрятала его за барной стойкой на ночь.
– Те чаевые, которые ты оставляешь, оплачивают половину моей аренды, сучка, – она пожимает плечами. – Не могу винить себя за то, что подлизываюсь к тебе.
Я заливисто смеюсь, зная, что этот непривычный звук мне позволено слышать только из-за наркотиков. Грустная жизнь, не правда ли? Невозможно смеяться, пока не утонешь в химических веществах.
Половина ее арендной платы даже не отражается в моих счетах. Большинство людей здесь работают всю жизнь ради четверти моего богатства, а я только родилась в нем? Вряд ли это справедливо, ведь я заслуживаю этого не больше, чем Тинкс.
Все дело в том, что мы родились по разные стороны.
Я – в Пондероза Спрингс, а она здесь.
В месте, где правила – это скорее предложение, а авторитет всегда встречается с презрением. Жители так сильно отличаются от тех, кто живет всего в двадцати минутах езды отсюда. Здесь они придерживаются непримиримой позиции и страстно желают восстать против богатых.
Вест-Тринити-Фоллс не притворяется. Сама его суть – свидетельство человеческого стремления к свободе и жизни на собственных условиях. Даже если это означает балансировать на грани законности и вызова статус-кво8.
Вот почему дети Спрингс так отчаянно стремятся пересечь городскую черту. Здесь? Где соленая прибрежная вода смешивается с запахом костров, а ночь наэлектризовывает ваши вены, мы можем делать все, что захотим.
Именно поэтому я сейчас здесь, чтобы быть тем, кем я хочу. Чтобы сбежать от ночных кошмаров и дневных грез.
– Принеси мне лайм, и я заплачу за следующие три месяца, – легкомысленно говорю я, проводя языком по тыльной стороне ладони, прежде чем насыпать на нее соль.
Я бы дала ей больше, если бы она попросила, но она этого не сделает. Я бы, наверное, отдала ей все, довольствуясь тем, что буду гнить под мостом до конца своих дней.
– Эй! Мне нужно еще пива!
Когда дьявол не может до тебя дотянуться, он посылает пьяного, эгоистичного чувака.
Какой-то парень протискивается к барной стойке, врезается в меня и бьет пустой бутылкой по стойке.
– Тебе нужно заткнуться, мать твою, – я поворачиваю голову и хлопаю ресницами. – Но мы все не можем получить то, что хотим, не так ли?
Тинкс не сдерживает смех, выхватывает пивную бутылку и ставит ее перед этим придурком, чтобы он мог вернуться к своей группе друзей, прячущихся в углу и пялящихся на женщин, с которыми у них никогда не хватит смелости заговорить.
– Сука, – бормочет он в мою сторону, с усмешкой разглядывая меня с ног до головы.
– Слава богу! – я кладу руку на грудь, немного надувшись. – Я на секунду забеспокоилась, что нравлюсь тебе.
Я уверена, что он уходит в замешательстве, гадая, помогло ли ему его чрезмерное оскорбление одержать верх или нет, но, пока мой язык слизывает соль с тыльной стороны ладони, меня это не волнует.
– У тебя золотое сердце под этой стервозной внешностью, Уиттакер.
– Нет, – я качаю головой, прижимаю рюмку к губам и запрокидываю голову назад, позволяя текиле сжечь в моем горле каждую каплю ответственности. – Это все заговор, чтобы обмануть карму и заставить ее перестать трахать меня.
Я тянусь вперед, вырываю лайм из ее пальцев и вгрызаюсь в мякоть фрукта, позволяя цитрусовым добавить огня в мое горло.
Я не очень хороший человек.
Я грубая, злая и язвительная, меня переполняют игнорируемые травмы и вопросы, на которые я никогда не получу ответов. Единственный человек, о котором я могу заботиться, – это Лилак.
Я не хорошая. Я в полном дерьме, и этого не исправить.
Но сегодня это не имеет значения. Есть надежда, что с каждой песней ди-джея, с каждой порцией обжигающей текилы я смогу уйти домой в оцепенении и уснуть на несколько часов. Я не буду чувствовать абсолютно ничего, зарывшись поглубже под одеяло из алкоголя и экстази.
Все для того, чтобы избежать того, что мой разум был настолько слаб, что позволил мне влюбиться в своего похитителя. Все для того, чтобы избежать того дурацкого сообщения, которое, скорее всего, было тупым розыгрышем.
Все, чтобы отрицать, насколько я все еще пуста.
Еще одна рюмка, и я готова переместиться на танцпол, чтобы в нужный момент, когда эффект от этой запрещенной конфеты будет достигнут, почувствовать, как кайф накатывает на берег, прямо здесь, готовый утопить меня в блаженстве.
– Коралина?
Я вздрагиваю, плечи напрягаются, позвоночник становится стальным.
Анонимность, которую дарит мне Вест-Тринити-Фоллс, – это то, чего я жажду больше всего на свете. Лишь несколько раз кто-то замечал меня здесь. Лишь трижды мне приходилось погружаться в ту версию себя, которую я ненавижу в единственном месте, где я обретаю полную свободу.
Арбузная жвачка на языке приобретает горьковатый привкус.
Когда я поворачиваю голову, то вижу пару больших любопытных зеленых глаз, устремленных на меня. Лучи света бьют по нашим лицам, пока я рассматриваю ее: волны черных кудрей, милое красное платье, вырисовывающее ее миниатюрную фигурку.
Она похожа на всех и в то же время ни на кого. Четкие, мелкие черты лица, из-за которых трудно поверить, что я ее не узнаю, но этого достаточно, чтобы я могла принять ее за кого-то другого.
– Мы знакомы? – спрашиваю я честно обвиняющим тоном, моя защита пытается отступить, но медлит из-за наркотиков.
Небольшая улыбка искривляет ее губы, когда она кивает.
– Лира Эббот. Мы вместе учились в старшей школе, средней и начальной.
Мои брови хмурятся. Пытаться найти ее в своей памяти оказалось непросто, может, из-за ситуации, а может, потому что я просто не могу вспомнить. Все, что было до похищения, расплывчато.
– Ничего страшного, если ты меня не помнишь. Мы едва знали друг друга, не говоря уже о том, чтобы разговаривать. Но я просто хотел подойти и…
– Если ты подошла сказать, что сожалеешь, или спросить о том, что случилось, – огрызаюсь я, глубоко выдыхая, раздувая ноздри, – то можешь уходить. Я об этом не разговариваю. Прости, что разочаровала.
Мои руки отталкивают мое тело от барной стойки, готовые раствориться в толпе. К ее достоинству, ее лицо остается спокойным, не задето моим тоном и явным обвинением. Похоже, что, что бы я ни сказала, она останется дружелюбной.
– Я пришла, чтобы купить тебе выпить, – она машет рукой за спину. – Ну, мы хотели угостить тебя выпивкой.
Еще два человека стоят позади нее, достаточно далеко, чтобы я сначала их не заметила.
Сэйдж Донахью с годами становится только красивее. Это краткий экскурс того, почему все были так очарованы ею в старших классах.
Возлюбленная Пондероза Спрингс, с ее естественными волнами клубничного блонда, веснушчатой бледной кожей и фирменными красными губами. Но сейчас в ней есть нечто большее. Возраст, зрелость, мягкость, ожидание…
Я провожу языком по нижней губе.
– Почему?
Заметив Сэйдж, кусочки головоломки складываются в единое целое.
Лира беззаботно пожимает плечами, отпивая свой коктейль оранжевого цвета, от которого у меня возникает желание сделать глоток.
– Никому не нужно выглядеть так одиноко в клубе.
– Я не одинока, – пытаюсь возразить я, защищаясь, но мне кажется, что это больше похоже на поражение. – Кроме того, разве я не должна купить вам три напитка? Ведь благодаря вашим парням я стою здесь, верно? Это меньшее, что я могу сделать.
– Муж, – новый голос достигает моих ушей. – И ты нам ничего не должна. Она просто старается быть милой.
Я перевожу взгляд на ее руку, обхватившую бокал. На безымянном пальце красуется татуировка в виде сплошной черной линии.
Я впервые вижу Брайар Лоуэлл вживую, она придвигается чуть ближе к Лире, которая на несколько дюймов ниже ее ростом. Проницательные глаза наблюдают за мной. Она настороже, готовая защитить свою подругу, если я отпущу еще одно язвительное замечание.