Клятва, которую мы даем - Монти Джей. Страница 43

Он построен на костях и выбитых зубах. Кровавые тайны пропитывают страницы книг в библиотеке Колдуэлла. Лживость и предательство просачиваются из каждой статуи и фонтана на территории.

Именно сюда люди отправляют своих детей, чтобы те стали великими лидерами, а вместо этого удивляются, когда те превращаются в продажных, жадных до денег животных.

В глубине души я рада, что так и не закончила учебу здесь.

Когда я врываюсь в тяжелые двери из красного дерева, внутри пугающе тихо. Каждый шаг эхом разносится по темным коридорам на мили вокруг. Здесь пахнет ужасом, и какая-то часть меня боится замедлить шаг, опасаясь увидеть призрака.

Сигнал будильника на моем телефоне заставляет меня чуть ли не выпрыгнуть из собственной кожи. Оглушительный звук, пронзающий тишину, напоминает мне, что у меня не осталось времени прятаться. Я быстро ныряю в одну из закрытых дверей аудитории на первом этаже факультета английского языка.

Дверь захлопывается за мной, когда я пересекаю комнату. Это аудитория в стиле актового зала, с бесконечными рядами сидений слева от меня. Зная, что скоро я должна отправить Сайласу подсказку, я решаю спрятаться за профессорским столом.

Я думаю, что Сайлас будет открывать двери каждой аудитории, заглядывая внутрь, чтобы найти меня. Поэтому я прижимаюсь спиной к дереву стола, позволяя большому массиву скрыть меня от двери.

Однако из-за этого я оказываюсь лицом к стене с высокими окнами, выходящими на площадь кампуса. Конечно он не стал бы разгуливать по улице под дождем.

У меня нет времени передумать, я открываю свой телефон, чтобы отправить ему сообщение. Когда я печатаю, мой пульс бьется в большом пальце, стук сердца отдается в ушах. Я не ожидала, что это будет так чертовски напряженно, но как только мы все разбежались с парковки, это превратилось в нечто большее, чем просто игра.

На меня охотятся.

Преследуемая главным хищником, который, по слухам, не остановится ни перед чем, чтобы получить то, что он хочет.

Ходят слухи, что если прийти в место, где я прячусь, в полночь, то можно услышать крики девушки, чья безответная любовь заставила ее покончить с собой.

В тишине комнаты раздается звук отправляемого сообщения.

Я быстро снимаю кожаную куртку, чувствуя себя глупо из-за того, что надела ее, зная, что буду бегать, и бросаю ее перед собой. Я прижимаю телефон к груди, слушая, как бьется пульс в ушах и пытаясь перевести дыхание, затем откидываю голову назад, ударяясь о деревянный стол позади.

Мои глаза фокусируются на шоу электрического света, танцующего по небу, на непроглядной тьме и на ветре, который танцует за пределами двора Холлоу Хайтс.

Не было никакой реальной причины, по которой я согласилась на это. Во всяком случае, веской.

Я сидела на полу, застеленном брезентом, и смотрела на чистый холст, пытаясь решить, стоит ли мне заказать тайскую еду и посмотреть шоу «Лучший пекарь Британии», когда Лира прислала очередное сообщение. Я не собиралась приезжать.

А потом эта маленькая вещь.

Искорка.

Она вспыхнула и пронеслась по моей груди, как падающая звезда. Мелькнула надежда, что, возможно, я смогу завязать дружбу. Что это может стать шансом не быть такой чертовски одинокой.

Когда я пыталась вернуться к прежней жизни, увидеть бывших друзей, попытаться двигаться вперед, у меня все время что-то не получалось. Я была слишком замкнутой или слишком резкой для людей, которых знала со средней школы. Со мной больше не было весело.

Это облегчило жестокую правду о моем будущем.

Я не заслуживаю той жизни, которая была у меня когда-то, потому что я стала другим человеком.

Более жестоким, более холодным.

Моя изоляция от людей была вызвана страхом – страхом, который я видела в зеркале каждое утро, когда просыпалась. Он жил под моей кожей, как тараканы зарывался в мою плоть, и только я могла его видеть. Страх, что я не заслуживаю ничего хорошего, потому что я нехорошая.

Так много добрых девушек, которых я встретила благодаря организации «Свет». Отзывчивые, заботливые сердца, которые улыбаются, несмотря на весь ужас пережитого. Они распускаются, как прекрасные цветы, и люди восхищаются их силой. Я восхищаюсь их способностью продолжать любить этот мир и доверять ему после того, что он с ними сделал.

Никто не восхищается тем, во что превратилась я.

Я не тюльпан, который можно вырвать из земли, поставить в вазу и любоваться, пока он не завянет.

Я превратилась в бесплодную землю. В безлюдную долину, где не могла бы процветать никакая жизнь. Вы не смогли бы обнять меня без того, чтобы я не разъела вас изнутри, в какую бы клетку вы не пытались меня посадить.

Они осуждают, они критикуют меня, они говорят мне, что я должна быть благодарна и учиться исцеляться. Как будто мой гнев – это не результат того, что я пытаюсь сбросить старую шкуру и залечить шрамы. Как будто мой гребаный гнев – это не то, что я учусь исцеляться.

Я заслуживаю своего гнева, а он заслуживает меня.

Громкий звонок моего телефона, и я бросаюсь отвечать, чтобы он заткнулся, пока не сдал мое укрытие.

– Алло? – шепчу я, не успевая проверить определитель номера, прежде чем нажать на неоново-зеленую кнопку.

– Коралина.

Этот гребаный голос. Его гребаный голос.

Это преступление.

То, как он произносит мое имя, напоминает грешников, которые скандируют «аллилуйя». Оно слетает с его языка, как молитва, которую он смакует, позволяя ей задержаться на губах. Его голос эхом разносится по комнате, цепляясь за воздух, словно он не хочет давать словам свободу и выпускать мое имя изо рта.

– Холодно, – бормочу я, вспоминая правила, о которых Лира говорила ранее.

Он мог получать только температурные ориентиры. Холодно, когда он далеко, тепло, когда он близко, горячо, когда он вот-вот найдет меня.

– Ты не холодная, Хекс, – хрипит он в динамик. – Я чувствовал, как ты горишь под моими руками буквально на днях.

Мой желудок сжимается, заставляя меня нервно сглотнуть. Этот разговор возвращает меня к той ночи на крыше, когда Сайлас не был Сайласом. Он был всего лишь голосом.

Голос, который исцеляет, успокаивает и заставляет мои бедра сжиматься.

Мне кажется нелепым, что человек, который известен молчаливостью, разговаривает со мной. То, что изгой, окутанный тайной, позволяет кому-то вроде меня услышать его голос.

Человек, о котором говорили, что он – беззвучная пустота, обладает голосом, который выворачивает меня наизнанку.

Очевидно, моя киска активируется голосом.

Теперь все стало еще хуже, потому что у меня есть конкретный образ того, как он выглядит.

Сайлас Хоторн был неотразим в плане внешности еще со школьной скамьи: стройный и подтянутый, он двигался так, словно мир был у его ног. Хотя мы с друзьями шутили об их царствовании террором, но у меня всегда перехватывало дыхание, когда он входил в помещение.

Сейчас? Он стал мужчиной.

Мускулистые руки, высокий и внушительный вид даже в самых больших залах, все в нем излучает силу. Он высечен из гранита, создан для войн во имя Римской империи, но в нем сердце греческого поэта, и каждая его жилка наполнена трагической любовью.

Вдалеке хлопает дверь, и я задыхаюсь. В пустых коридорах все звучит ближе, чем кажется, как будто он совсем рядом со мной.

– У тебя сердце колотится от осознания того, что я собираюсь тебя найти?

Я усмехаюсь, лгу сквозь зубы.

– Холоднее.

Мои уши улавливают звук его выдоха, как будто он смеется. Короткий, скрытый смешок.

– Ты только что смеялся? – шепчу я, не в силах удержаться от вопроса.

– Позови меня, и ты сможешь узнать, – он со свистом выдыхает воздух, насмехаясь надо мной.

Хлопает еще одна дверь, рикошетом долетает звук по коридору до аудитории, в которой я нахожусь. По позвоночнику пробегает страх, но не тот, которого я боюсь. Это больше похоже на страх, за которым люди гонятся. Такой, который адреналиновые наркоманы хотят собрать в бутылку и проглотить, когда им скучно.