Тело: у каждого своё. Земное, смертное, нагое, верное в рассказах современных писателей - Толстая Татьяна Владимировна. Страница 12

Когда Алле было семь, в их панельный двор привезли ящики американской гуманитарки. У Аллы появились первые джинсы, на четверть ноги длиннее, она подворачивала. Но промежность и живот штанов там сшили на мальчиков, поэтому жёсткий джинсовый шов вгрызался ей между ног. В холодильнике из того же американского ящика засели тонкие серебристые пакеты, три или два. Мама копалась, нашла, где надрез для открывания упаковки, выдавила чуть массы и попробовала. Сказала: фу. Но Алла всё равно взяла и унюхала самый прекрасный запах на свете, попробовала чуточку, вкус чужероден и от этого грандиозен. Мама вытащила у Аллы из лапок блестяшку и выкинула в мусорку. Второй, неоткрытый пакетик – тоже. Алла даже не заплакала, она догадалась, что Запах арахисовой пасты – это то, что ей предстоит достичь в жизни. Самой. И вот теперь поданная в ресторане доса пахла в первые несколько секунд не собой, а арахисовой пастой. Десерты из бельгийского шоколада на вкус в первые мгновения имели вкус арахисовой пасты. Купленный новый девайс источал не фабричный пластик, а арахисовую пасту. Свежий, непошлый, но небездушный ремонт не вонял краской или деревом, а выделял запах арахисовой пасты. Эйфория от секса, концерта любимой группы, чтения удивительной книги, долгий спокойный сон ощущались как запах и вкус тогдашней арахисовой пасты.

Даже запах и вкус реальной арахисовой пасты не мог сравниться с ощущением от той. Алла пробовала американскую, британскую, немецкую, индийскую, китайскую, русскую, заводскую и фермерскую. Приятель-и-секс-партнёр сказал ей, что это она тогда словила ощущение достижения американской мечты, которое ничем на самом деле не отличается от постсоветской. Алла же подумала, что это просто ощущение её собственного счастья. Она жила и работала для того, чтобы испытывать Запах арахисовой пасты не реже двух раз в день. Ограничения могли означать сокращение Запаха арахисовой пасты. Алла принялась искать аккуратные стратегии.

Интервальное голодание. Шестнадцать через восемь. Ешь что хочешь и сколько хочешь восемь часов. Не ешь шестнадцать часов. Алле давалось сложновато. Алла переживала, что не успеет спокойно наесться до девяти вечера. Она с трудом дожидалась завтрака в час дня. Иногда даже не вылезала из кровати до этого времени. Просыпалась, отвечала на письма с телефона или работала на лэптопе. Если с утра случались встречи онлайн или офлайн, Алла глядела на часы, мысленно давила на цифры, приближая их к еде. Количество времени для счастья ужалось. Но Запах арахисовой пасты ощущался. Всё же он добывался не только из еды. Синеглазые весы выдавали Алле 92,5, иногда 93. Друзья и буквы в интернете обещали Алле, что сейчас вот-вот пойдёт, случится чудо. Но оно не приходило. Два месяца спустя Алла весила 93, а от интервалов в питании в желудке случился гастрит, оставленный вроде в юности. Алле это всё не нравилось. Друзья удивлялись, советовали спорт. Алла очень не любила спорт.

Алла пару недель побеждала гастрит. Кашами, йогуртами. Вес не двигался вверх, но меньше 92 весы-голубоглазки не выдавали. Алла вспоминала, как в двадцать мучилась год от мощного гастрита, из-за которого повышалась температура, плохо пахло изо рта и болела вся передняя поверхность тела от паха до груди. Алла ела только варёное: кашу, курицу, бананы из микроволновки. Пищу потребляла только с помогающими желудку таблетками. Сама была как варёный суповой курёнок – костлявая и желтоватая. Ручки висели, и рёбра рассчитывались, а живот впадал внутрь. Алла не помнила, как она выглядела тогда в зеркале, но помнила ощущения от своей ненормальной тонкости. Худоба для неё с тех пор сделалась болезнью. Вот сейчас Алла глядела на себя в зеркало голой. Тело расплывалось вниз взбитой белой периной. Алла мысленно старалась усушить себя хотя бы до трёхлетней давности. Значительно меньше бёдер, щёк, грудей, больше скул и глаз, тонкие руки и ноги, и живот, кругленький, живой, мягкий, но отдельный, сам по себе, не монолитный с туловищем, не растекающийся по нему и вниз. Вот она могла придумать – и дальше двигались целые плиты или деревянные брёвна и появлялись здания или другие объекты. Но в реальности тело её не менялось от её придумок.

Дальше Алла начала низкоуглеводную диету. Жиры, здравствуйте, да, здравствуйте. Алла отказалась от выпечки, сладостей, любимых пасты, суши, кускуса. Бананы тоже попали в бан-лист. Остались авокадо, горький шоколад, грибы, хумус, капуста, оливковое масло, мясо плюс, разумеется, арахисовая паста и ещё некоторые продукты. Красное сухое по бокалу-два в день оставалось во всех Аллиных диетах. Шло легче, чем томительное ожидание еды во время интервального голодания. Люди получили Нобеля за него, ну и что теперь. Низкоуглеводка была прикольнее.

Раз в неделю Алла позволяла себе пасту из твёрдых сортов пшеницы, с морепродуктами или курицей. Иногда заказывала три низкоуглеводных пирожных за стоимость камчатского краба. Они были тяжелы, слишком сладки, и ощущения Запаха арахисовой пасты от них не появлялось. Алла решила больше не тратить так деньги и осталась просто на горьком шоколаде. Она ожидала потерю всего своего лишнего, планировала 10, для начала килограмма 2–3. Чтобы спокойно жить, Алла не взвешивалась много дней. Но тут пошла к синеглазкам. Они, моргнув, выдали ей 94,7. Алла почувствовала, что задыхается. Не вышла в этот день в зум-встречу, заказала суши и индиан одновременно и напилась красного вина. С утра заказала доставку классического синнабона с молочным кофе. Сама спустилась за сигаретами. “Спорт”, – тихонько писали подруги. Алла очень не любила спорт. Ходи каждый день по 10 тысяч шагов, писали. Она ходить-то не хотела и не любила. Вот купила квартиру у старинного огромного парка, из-за него жильё стоило особенно дорого. Но среди деревьев Алла не гуляла ни каждый день, ни раз в неделю. Только друзья приезжали и вытаскивали её с трудными уговорами в парк с хорошей погодой. Алла сейчас гуляла только на лоджии с сигаретой. Она снова стала есть всё.

Со временем Алла успокоилась, заработалась, просто потребляла пищу, особенно не думая над ней. Синеглазки снова занудно выдавали 92,3, 92,5. “Может быть, смириться?” – спрашивали подруги. Может быть, отвечала Алла. Снова пришло жаркое лето, сверхжаркое лето. Трусы и туловищная одежда намокали на сорок процентов ещё до того, как Алла выходила в город на деловую или дружескую встречу. Она таскала с собой влажные салфетки и полную смену одежды. Принимала душ три раза в день. Постоянно стирала. Запах собственного пота перебивал Запах арахисовой пасты. Похолодало, и на Аллу напало опять высокое давление. Она пила капотен, носила его с собой, а ещё тонометр, когда выходила в город. Чаще всего лежала, потому что болела голова. Начала заваливаться работа. Коллеги относились с пониманием. Алла злилась на своё тело. Худая подруга-коллежанка посоветовала эндокринологиню. Та тоже была худая, даже щуплая, но строгая. Она велела Алле сдавать анализы, пить таблетки для правильного захвата инсулина, считать калории, есть не более 1500 калорий в день и ходить по парку минимум 13 тысяч шагов. И эндокринологиня советовала спорт, эндокринологиня велела спорт. Алла сходила один раз в зал. Было чужо, скучно и неприятно. Не оттого, что Алла самая крупная в зале, – не самая. Её раздражал звук, запах спорта, и делающие его в одном зале люди вызывали у неё беспокойство. Она решила пока просто ходить.

Ходить было чрезвычайно скучно. Алла развлекала себя: слушала музыку, аудиокниги, глядела на природу и природу людей. Проверяла рабочую почту на ходу. Один раз её сбил человек на самокате, потому что она случайно вступила на велосипедную дорожку. Алла ходила кругами по утрам, и худая женщина водила теми же кругами свою бульдожиху, похожую на тюленя на мелких ножках. Хозяйка обычно шла впереди и звала собаку за собой. Та, дыша как курильщик, переваливалась следом. Когда Алла делала перерывы и садилась на лавке поотвечать на письма или поговорить по зуму, бульдожиха останавливалась, садилась у Аллиных ног, выбирая её в новые хозяйки. Настоящая собачья хозяйка улыбалась Алле и несколько минут уговаривала бульдожиху ходить дальше. Та мрачно смотрела по сторонам, на Аллу, слушала хозяйку, не глядя на неё минуты четыре-пять. Хозяйка говорила о том, что ходить полезно, важно, весело. Ну вот это неправда, думала Алла. Иногда худая хозяйка даже использовала любовь, объясняла бульдожихе, что очень любит её и хочет, чтобы та прожила дольше. Хозяйка продвигалась чуть дальше от лавки вперёд, и собака, отдохнув, поднималась с асфальта и плелась за ней. Хозяйка ждала, они равнялись, шли вместе, но очень быстро бульдожиха снова начинала отставать.