Отмели Ночи - ван Ластбадер Эрик. Страница 10

Вскоре после полудня порывы ветра утихли – теперь можно было закрепить штурвал и штормовой парус и сойти вниз поесть и немного отдохнуть.

За обедом Ронин в подробностях рассказал Борросу о событиях, приключившихся с ним в Городе Десяти Тысяч Дорог. Когда он описывал нападение вонючей твари, колдун неожиданно вскрикнул, закашлялся и судорожно сглотнул. Потом он заставил Ронина еще раз описать ему это чудовище.

– Это были Макконы, – сказал он, побледнев. – Твари, которые не являются животными, четверо подручных Дольмена.

Боррос невольно поежился.

– Если это действительно были они, значит. Дольмен гораздо ближе, чем я предполагал.

Он закрыл глаза.

– Есть ли у нас еще время? Холод меня побери, должно быть! Должно!

Он поднял глаза.

– Ронин, нам надо поторопиться. Ничто не должно нас остановить. Ничто, понимаешь?

– Успокойся, Боррос, – мягко сказал Ронин. – Ничто нас не остановит.

Ближе к вечеру небо вдруг преждевременно почернело, и грозовая буря, которую они пытались опередить, яростно налетела на них.

Ветер, завывавший в снастях, напоминал вопли проклятых у ворот преисподней. Ронин отправился сворачивать штормовой парус.

– Нет! – взревел Боррос, стараясь перекричать бурю. – Оставь! Нам надо спешить. Чего бы нам это ни стоило!

Ронин взглянул на небо. Густые, низкие багровые тучи угрожающе надвигались с запада. Внутри их клубящейся черноты клокотала буря.

– Мы перевернемся, если не спустим парус! – проорал он, перекрикивая ветер. Слова слетали с губ, словно сухие листья.

Лицо Борроса вдруг исказилось от ужаса.

– Я вижу этот другой корабль! Он уже близко! Он нас догоняет!

Его глаза вылезали из орбит.

– Живым я им не дамся!

Ронин начал сворачивать штормовой парус.

– Тебе померещилось. Никто за нами не гонится. А я хочу пережить эту бурю!

Он снова занялся парусом, как вдруг худые пальцы слабо потянули его за руку. Ронин повернулся и увидел перед собой выпученные глаза Борроса. На лбу колдуна замерзала струйка пота.

– Пожалуйста, Ронин. Прошу тебя. Этот корабль преследует нас. Стоит нам чуть сбавить скорость, и он нас догонит.

Слова Борроса вылетали в плотный морозный воздух клубами пара.

– Неужели ты не понимаешь? Я не могу возвращаться. Я больше не выдержу. Фрейдал...

Ронин легонько коснулся руки колдуна.

– Возвращайся к штурвалу и направляй корабль. Я не стану сворачивать парус.

Благодарный Боррос отправился на корму, а Ронин снова затянул канаты, мысленно дав себе слово свернуть штормовой парус при первых же признаках того, что ветер набирает полную силу.

Они мчались вперед, пока еще опережая бурю.

2. Эгир

Он отвернулся от западного горизонта, от убийственного солнца в цепких объятиях ледяных равнин. Испуганный, он летит сквозь студеную пустоту, перед ликом смятенного неба. Позади, совсем рядом, он уже ощущает напряженное возбуждение бури. Его обнимают свирепые ветра, сверху давит клубящаяся чернота грозовых туч. Он впивает энергию молний.

Он не страшится буйства стихий. Он устремляется вверх в безуспешной попытке подняться над штормом. Он и раньше уже выходил невредимым из многих бурь, преодолевал воздушные потоки и снежные вихри, выдерживал – безо всякого для себя ущерба – удары тяжелых градин.

Он боится отнюдь не грозы. Он боится другого – того, от чего так отчаянно пытается спастись. Его серебристое оперение сливается в смазанное пятно, он ныряет вниз, на такой высоте воздух слишком разрежен даже для птичьих легких. Он ищет воздушный поток, который унес бы его подальше от этого страшного существа, что уже нагоняет его и морозным дыханием – трепетной лаской смерти – обдает его расправленное хвостовое оперение. Оно приближается неумолимо. Живое, зловещее, неотвратимое. Оно грядет.

Стрелой врезается он в грозовую багровую тучу и вылетает из нее. Тело его пробивает озноб. В страхе пытается он закричать, но не может. Он камнем падает вниз. Гладкая поверхность ледяного моря несется ему навстречу – мрачная, ровная, приносящая успокоение. Она надвигается. Ближе, ближе...

Бесполезно, решил Ронин. И даже более того – это чистейшее самоубийство. Сквозь слепящую завесу взвихренного снега, густого и темного, Ронин на ощупь пробирался на корму, не забывая о скользкой корке льда, уже образующейся на палубе.

Ветер настиг их со скоростью электрического разряда: только что буря была позади, но уже в следующее мгновение она окутала их слепящей пеленой, налетела безумным вихрем. Порыв ветра был слишком сильным: даже когда они оба вцепились в штурвал, корабль продолжало швырять из стороны в сторону, словно он вдруг сделался невесомым. Наверное, им лучше спуститься вниз. Ронин особенно переживал за Борроса, как бы его не снесло за борт.

Он поскользнулся, едва устояв на ногах, когда корабль накренился на левый борт, качнулся, дрожа в завываниях ветра, но все-таки выпрямился. Ронин медленно отцепил от каната замерзшие пальцы и пошел по направлению к каюте, при каждом шаге стараясь держаться хотя бы за что-нибудь.

Боррос, поглощенный теперь мыслью о преследующем их корабле, с маниакальным упорством вцепился в штурвал. Его бескровное лицо превратилось в замерзшую маску, губы кривились от ужаса. Колдун походил сейчас на мертвеца. На фоне темного дерева крючковатые пальцы Борроса смотрелись как белые кости. Ронин окликнул его, но его голос утонул в нарастающем вое ветра. Он схватил колдуна за хрупкие запястья, оторвал его от штурвала, подтащил ко входу в каюту и спихнул вниз по трапу. Потом он вернулся и закрепил штурвал. Прошелся вперед, скользя по обледеневшей палубе, и встал у правого борта. На четвереньках подполз он к мачте, с трудом поднялся на ноги и свернул хлопающий на ветру штормовой парус. Задыхаясь от ветра и колючего снега, бьющего прямо в лицо, закрепил парус двойными узлами.

Лишь после этого он спустился в каюту.

Боррос сидел в маленькой лужице на полу, дрожа всем телом. Ронин безмолвно опустился на свою койку и подумал еще, а не слишком ли много на них навалилось. Новые непредвиденные ситуации возникают едва ли не ежеминутно, а ведь ни сам он, ни Боррос еще не привыкли к поверхности. Ронину все это давалось легко: он был молод и крепок. Он был солдатом, который легко приспосабливается к любой обстановке. Его разум открыт и гибок. Он способен воспринимать все новое. Ронин узнал это после похода под Фригольд – в Город Десяти Тысяч Дорог.

Но с Борросом – который сейчас жалко съежился на деревянном полу, озабоченный не реальной опасностью бури, а приближением воображаемого корабля, на котором, как ему представлялось, его догоняют его мучители, – дела обстояли иначе.

Вой ветра снаружи усилился. Корабль, мчащийся среди бури, опасно раскачивался и содрогался. «Мы или выживем, или погибнем, третьего не дано, – размышлял Ронин про себя. – Но, холод меня побери, я не собираюсь умирать!»

Боррос поднялся с пола и, пошатываясь, как пьяный, направился к трапу. Ронин перехватил его уже на полпути к запертому люку.

– Что ты делаешь?

– Парус, – захныкал колдун. – Я хочу убедиться... что парус поднят.

– Он поднят.

Боррос начал вырываться.

– Я должен увидеть своими глазами. Фрейдал гонится за нами. Нам надо идти с максимальной скоростью. Если он нас поймает, он нас уничтожит.

Ронин развернул колдуна лицом к себе и заглянул в усталые глаза, затуманенные страхом и болью. Он слишком многое пережил, подумал Ронин уже во второй раз.

– Боррос, забудь про Фрейдала, забудь про корабль-двойник. Даже если он нас и преследует, буря нас защитит. Он не найдет нас в такой круговерти.

Боррос ответил ему пустым взглядом и снова уставился на задраенный люк. Ронин встряхнул колдуна, уже теряя терпение.

– Ты идиот! Буря – наш враг! Там, снаружи, смерть. При таком ветре твой парус нас уничтожит!