Черная заря - Коротких Владимир Александрович. Страница 24

Андрей с интересом наблюдал за бойцами. Артист на самом деле обладал театральными способностями. Видно, что Шестак и остальные были довольны его шутками и безобидным ехидством, воспринимая их как потеху.

— Вон твоя коняшка, Алеша Попович! — Шестак указал на БТР. — Сегодня ты у нас не богатырь, а Анка-пулеметчица! Понял? Смотри, в башне не захрапи!

Артист, уже напяливший бронежилет, обхватил ладонями свою голову, а точнее, каску на ней, и жалобным голосом, глядя на Шестака, заканючил:

— За что мне такое наказание, Чапай?! Я в башне мозжечком тронуся! Боюся я в башне одна! То ли дело в тачанке с Максимкой! Может, я лучше буду богатырские обязанности исполнять? Дозором ходить буду! — Он повесил на шею автомат, сморщил лицо, отчего его нос стал казаться еще длиннее, надвинул каску по самые уши и, подгибая ноги, на носочках стал выхаживать туда-сюда, хриплым голосом декламируя классика:

— И днем и ночью кот ученый все ходит, ходит…

— Под себя! — проорал Шестак. — Строиться! Сигареты на ящик!

Бойцы быстро достали из карманов и побросали на ящик пачки сигарет под названием «Охотничьи», после чего построились в шеренгу.

— Разрешите развести? — обратился Шестак к Андрею и, получив согласие, отдал команду:

— Напра-во! По постам шагом марш! — и сам последовал за строем в окопы.

Трое солдат из дневной смены, войдя под навес, повесили автоматы на крюк у входа в блиндаж и, открыв термос с едой, приступили к ужину. Андрей тоже надел бронежилет, каску, взял автомат и пошел в траншею. За горами постепенно затухали последние красно-оранжевые лучи. Быстро темнело. Подошел Шестак.

— Иди отдыхай. Спасибо. — Андрей пожал ему руку. — Я утром на патрулирование, ты за старшего. В пять разбужу.

— Приемник в блиндаже послушать разрешите? Духовской, с рейда. «Санье» называется. Все подряд ловит.

— Слушай, конечно, только негромко.

Шестак ушел в блиндаж. Андрей прошелся по траншеям. Бойцы молча вглядывались в стремительно чернеющий пейзаж, опираясь локтями на бруствер. Стало тихо. Ночь будто бы подменила людей, которые еще недавно весело смеялись над шутливой перебранкой Артиста и Шестака. Сейчас их лица в неярком матовом свете восходящей луны были сосредоточенны и серьезны. Башня бэтээра время от времени поворачивалась. Артист просматривал окрестности через пулеметный прицел.

Луна довольно ярко светила своим желтым шаром. Видимость действительно была сносной для привыкших к темноте глаз.

Андрей расположился в центре позиций рядом с бэтээром, так, чтобы все бойцы были в поле зрения.

Он думал о том, что впервые в жизни заступил на настоящее боевое дежурство. Рядом в окопах несли службу и в самом деле, как сказал Барсегян, пацаны, каждый со своей похожей биографией — школа, армия, война, после которой все они имели свои планы на жизнь. Сам же он пока не строил конкретных планов. На ближайших два года они были уже построены, а каждый последующий означал для него прибытие к новому месту службы. Ну, разве что стоило бы подумать о женитьбе, потом, через пару лет. Увы, предыдущая служба в условиях полигона, с жизнью в ограниченном пространстве военного городка не очень-то способствовала развитию ожидаемого им бурного романа, который, по его мнению, должен был стать прологом к началу семейной жизни. Контингент противоположного пола был строго разбит по категориям, исключающим какие-либо серьезные контакты: офицерские жены и их иногда взрослые дочери. Малейшее внимание в сторону дочерей трактовалось как серьезная заявка на поход в загс. Такой вариант его не слишком устраивал и был им отнесен в разряд неприкосновенного запаса на последний, почти смертельный случай. Андрей, который и сам был старше стоявших в окопах солдатиков всего-то на пять-шесть лет, мечтал когда-нибудь поехать в отпуск к Черному морю и там, среди кипарисов, под шум морской волны и трели цикад встретить барышню своей мечты. Это казалось ему гораздо более романтичным, чем объясняться в любви в дремучих зарослях лесов полигона, у болот, постоянно отмахиваясь от комаров.

Из этих раздумий его вывел громкий душераздирающий крик, очень похожий на детский плач. Впереди перемещались несколько пар светящихся в потемках глаз.

— Шакалы, — донесся голос Артиста из бэтээра. — Может, пальнуть по ним? А то этот детский хор имени Веревки изведет за ночь!

Вой становился все сильнее. Шакалы бегали недалеко от позиций и выли сразу в несколько глоток.

— Пальни, — разрешил Андрей.

— Ща, исполним рапсодию против оратории! Кому мех на шапку? Заказывайте!

Прожектор, установленный на пулеметах, вспыхнул вместе с длинной очередью, прошедшей красными иглами трассирующих пуль по разбегающимся четвероногим зверькам, и погас сразу с окончанием стрельбы. Снова наступила тишина.

Андрей подошел к десантному боковому люку бэтээра и сказал:

— Дудкин, иди покури. Я за пулеметами посижу. Потом сменишь следующего на перекур.

— Есть.

Артист быстро вылез и пошел под навес. Там он закурил, укрывшись с головой бушлатом, для маскировки. Андрей сел за пулеметы. Через полчаса Артист вернулся и доложил:

— Все покурили, товарищ старший лейтенант. Давайте я сяду.

Андрей вылез, зашел под навес и заглянул в блиндаж. В тусклом свете лампочек на нарах спали двое солдат. Не спал один Шестак.

Он лежал на нарах рядом с небольшим радиоприемником и слушал.

— Чего не спишь? Вставать рано завтра.

— Москву слушаю. Концерт передают. — Шестак потянулся и сел. — Высплюсь еще. Хороший концерт, выключать жалко. Лещенко, Ротару, «Самоцветы».

В это время женский голос диктора объявил:

— А сейчас мы представляем вашему вниманию, дорогие товарищи, еще не известного широкому кругу радиослушателей нового талантливого певца. Для вас поет Валерий Леонтьев.

Из приемника полилась медленная мелодия, и высокий приятный мужской голос протяжно запел:

— Там, там в сентябре желтый лист кружился, как звезда…

Дослушав песню, Шестак тихо сказал:

— Душевно спел. — И откинувшись на нары, мечтательно добавил: — Там, в сентябре — у меня скоро дембель. Вернусь домой. Брюки клеш надену и на танцы.

— Спи, концерт окончился, — улыбнулся Андрей и вышел из блиндажа.

Перевалило за полночь. Луна постепенно передвигалась по небосводу, усыпанному миллионами звезд, сформированных астрономами в созвездия, для придания этому непонятному небесному хаосу некоего людского порядка.

С познаниями в астрономии у Андрея было туговато. При изучении этого предмета его раздражали модели построения Вселенной и строгий учет небесных светил, как на складе. Он хорошо усвоил, где находится Полярная звезда, обе Медведицы и некоторые другие. Ему нравилось смотреть в бездонное звездное небо, безо всякой его разбивки на сектора.

— Фу-у-у-у! — раздалось из окопа. — Ф-у-у-у! Едрены палки! — это один из солдат понюхал нашатырь. Ближе к утру такие фукания раздавались чаще. Он и сам разок нюхнул, когда мозги перестали успевать за зрением.

Бойцы исправно несли службу с периодической сменой на перекур.

Около пяти утра, когда было уже совсем светло, тишину нарушил гул моторов. Андрей разбудил Шестака и водителя — рядового Орешина. Лязгая гусеницами, выпуская черный дым, подъехал тягач, а за ним и БТР сопровождения. Они остановились немного в стороне от позиций. Из люка тягача вылез механик-водитель, подошел и доложил о готовности. Орешин выгнал БТР из капонира и стал впереди тягача.

Шестак стоял рядом с Андреем.

— Кто за пулеметами? — спросил у него Андрей.

— Любой из ночной смены, — ответил Шестак. — После патрулирования ночью поспит.

— Я поеду, разрешите, товарищ старший лейтенант? — подскочил Артист. — Хоть покатаюсь, а то надоело постоянно ниже уровня земли ходить, — он кивнул на окопы.

— Разрешаю. Заодно там и разомнешься. Камни в БТР грузить будем.

— Камни в БТР грузить? Да я с детства только и мечтал, чтобы камни в БТР грузить! Все космонавтами, врачами стать мечтали, а я нет — я камни в БТР грузить! — Артист подбежал к бэтээру и забрался внутрь.