Эвис: Заговорщик (СИ) - Горъ Василий. Страница 77

— Пожалуй, маленькими твои «изменения» уже не назовешь…

— А сама-то, сама: что ни вечер, так «может, еще чуть-чуть поправим вот здесь и здесь»⁈

— Дамы, не ссорьтесь! — легонько шлепнув ладонями по их коленкам, попросил я. — Все уже сделанные изменения мне очень нравятся. Поэтому получайте удовольствие и дальше, а я буду вами любоваться и терять голову от вашей невероятной красоты. Так же, как теряю ее сейчас. Чувствуете⁈

— Галантен, учтив, а главное, честен! — предельно серьезным тоном заявила Тина и жизнерадостно рассмеялась.

— Чувствуем! — кивнула Найта. — И млеем от счастья.

— Кстати, о нашей красоте… — перебила ее ар Лиин-старшая, и я понял, что вступление закончено, и начинается серьезная часть разговора. — Я тут подумала, что ты можешь ее использовать, как неплохой предлог для того, чтобы себя поставить[2]. Задумайся, Короткая десятина — это не только представление Шандору, но и несколько десятков приемов и балов…

— … а также подвыпившие альковные рубаки[3] и бесстрашные покорители чужих постелей! — очередной раз закончила ее мысль Дарующая. — Ко мне и к двум другим «кобылицам» эти «герои» цепляться не будут. А вот мимо Тины с дочкой не пройдут.

— И?

— Десятка полтора-два успешных дуэлей, имя единственного и непревзойденного победителя шайки Кровавого Орла, украдкой брошенное в присутствии хотя бы одной сплетницы… — ухмыльнулась ар Лиин-старшая. — … и к тебе потянутся вторые-третьи сыновья глав Младших родов, юноши из их же побочных ветвей и все те, кто мечтает о славе.

— Десятка полтора-два⁈ Всего за восемь дней⁈ — воскликнул я.

— Пфф!!! — фыркнула Тина. — Ты только разреши — и я за день перессорю тебя не только со всем Маллором, но и с послами наших соседей!

— Да нет, я не о том! — нисколько не сомневаясь в ее способностях, торопливо воскликнул я. — Я хотел сказать, что полтора десятка дуэлей — это столько же противников!

После этой фразы фыркнули обе. А Дарующая еще и возмущенно пихнула меня локтем:

— Твоего отца называли Молнией, ты уже сейчас намного быстрее, сильнее и подвижнее его, а если представить, во что тебя превратит моя дочка после вчерашнего…

— Да уж, как вспомню — так вздрогну! — поежилась Тина, наткнулась на мой недоумевающий взгляд и покраснела: — Что тут непонятного? Шарахни она нас своими эмоциями чуть-чуть посильнее, и в твоей постели оказались бы не только Майра с Алькой, но и мы с Найтой! Причем сгорающими от безумного желания и в принципе не способными связно мыслить!!!

— Мы, кажется, не договорили! — торопливо напомнила нам Дарующая, почему-то помрачнев. — Так вот, юноши, которые жаждут стать членами сильного Старшего рода и жаждут славы — это один из немногих шансов на его возрождение.

Я хмуро посмотрел сначала на одну, а затем и на вторую. Потом попробовал подобрать наиболее тактичные формулировки для напрашивающихся вопросов, но быстро понял, что все равно хотя бы одну из них да задену. А через какое-то время вдруг сообразил, что им тоже хочется обычного женского счастья и любви. И постарался изобразить согласие:

— Хорошо, хотите дуэлей — значит, будут вам дуэли. И мужчины из Младших родов…

…Вэйль присоединилась к веселью после заката, подгадав к моменту, когда мы, все еще сидя на покрывалах, решали, что будем делать сначала — прыгать или нырять. Подобралась поближе, сгребла в охапку меня, Майру и Тину, и зарылась носом в волосы моей старшей жены, волей Пресветлой оказавшейся посередине:

— Как же здорово, что вы у меня есть…

Уже через мгновение на ней повисла Алька:

— А мы по тебе так соскучились? Впрочем, ты ведь слышишь, правда⁈

— Слышу! — мягко улыбнулась первая меньшица и пробудила Дар.

Я ухнул в него с головой, и растерялся, поняв, какое количество невероятно ярких чувств, причудливо переплетающихся и плавно перетекающих одно в другое, можно одновременно ощущать. Еще через миг я словно сам стал ими и осознал, что и искренняя радость, и томительное беспокойство, и нестерпимое желание помочь, и нескрываемое облегчение, и безграничная любовь состоят из пяти почти одинаковых «струй». А разных оттенков практически и нет.

Еще через пару ударов сердца, когда Вэйль добавила к этой картине нас, то есть, дала понять, какое чувство кому принадлежит, я задохнулся от восхищения, ибо, как оказалось, что даже приблизительно не представлял, что на самом деле творится в душах моих женщин! А когда Дар вдруг погас, и картина рассыпалась мириадами крошечных блесток, услышал, как с моих губ срывается расстроенный вздох:

— Э-эх…

— Дочка, ты что творишь! — тут же донесся до меня перепуганный шепот Найты, а за ним — твердый, звенящий закаленной сталью, ответ:

— Где-то там, за лесом — обычный мир! Мир, в котором открывшему душу в нее же и плюют, где протянувшему руку помощи втыкают в открывшийся бок заточенный клинок, где подающего милостыню обворовывают, где те, кто считает себя венцом природы, рождаются, живут и умирают в грязи собственных помыслов и поступков. И где вот уже без малого тысячу лет искренне верят, что Обретение Воли было Началом новой жизни, хотя на самом деле оно называлось Исходом и было концом Золотого века. Знаете, сегодня я увидела этот мир изнутри таким, какой он есть на самом деле, и чуть не сошла с ума от одиночества. От того самого одиночества, которое прячется за масками, приросшими к лицам населяющих этот мир тварей. А когда уже почти совсем растворилась в его жуткой пустоте, вдруг испугалась, разбудила Дар и ощутила вас, любящих меня и друг друга, живущих с открытыми душами и готовых на все ради тех, кто рядом…

— И вернулась… к нам… навсегда. Правда? — срывающимся голоском прошептала мелкая.

— Да, вернулась, обняла тех, на кого хватило рук, и страшно захотела, чтобы вы услышали друг друга так же, как вас слышу я. Ибо ничего более теплого и приятного этом мире нет!

— Это новое знание — результат резкого усиления Дара? — встревожено спросила дочку Найта, сорвав этот вопрос с кончика моего языка.

— Это было не усиление, а и-ни-ци-ация! — криво усмехнулась Вэйлька. Потом сообразила, что мы ничего не поняли, и объяснила: — Пробуждение настоящего Дара, а не тех жалких ошметков, которые стали называть этим словом после ухода Дарующих.

— Кстати, почему они ушли? — спросила Алька.

— Устали от подлости, неблагодарности, коварства… в общем, от всего того, что мы, люди, называем жизнью… — угрюмо ответила девушка. — А тем, кто еще инициируется, оставили послание…

— Какое послание? И где? — почти одновременно спросили мелкая и Майра.

Вэйлька вскинула голову к ночному небу:

— Насколько я поняла, оно в одной из этих звезд. А в нем — ин-фор-ма… то есть, знания о мире, в котором мы живем, советы по развитию и использованию Дара, а также объяснения, как и куда уходить…

— Ты собира— …

— Да не уйду я, не уйду! — взвыла девушка, мучительно скривилась и, закусив губу, прижала ладонь к ребрам под левой грудью: — Да не переживайте вы так — сердце же разорвется!!!

Не успели отзвучать эти слова, как нас обожгло сначала Даром Найты, а затем и в разы более мощным Даром ее дочери. А когда старшая хейзеррка возмущенно замахала руками, пытаясь что-то объяснить, увидели, как развеселилась последняя:

— Ма-ам, смотри внимательнее — теперь я могу лечить и изменять даже саму себя!

[1] Отвар кровавика — местное противозачаточное средство.

[2] Тина имеет в виду обретение некоего имиджа в высшем свете королевства.

[3] Альковный рубака — любитель быстрых побед над женщинами, как правило, в дворцовых закоулках.

Глава 25

Глава 25.

Восьмой день пятой десятины второго месяца лета.

Несмотря на раннее утро, в замке Маггор кипела жизнь. На тренировочной площадке, расположенной справа от въезда в захаб, несколько дюжих десятников гоняли молодежь, добиваясь идеального исполнения движений и поворотов в пешем строю. Чуть дальше, рядом с распахнутыми настежь воротами каретного сарая, четверо мужиков меняли лопнувшую заднюю ось на легкой прогулочной коляске. Слева, из небольшой замковой кузницы, раздавался перестук молотков подмастерьев и редкие, гулкие удары мастеров, сопровождаемые молодецким уханьем. Сразу за кузней цепочка из четырех молодых парней споро перекидывала бревна из телеги в штабель перед дровяным сараем. А двое парнишек лет двенадцати, нагруженные поленьями по самые макушки, удалялись в сторону кухонного домика.