Последний наследник Триады. Том IV (СИ) - Магарыч Григорий. Страница 30

— Как его зовут?

— Имени не знаю, фамилия Норкин, — пояснил я. — Выглядит как обычный сотрудник арены. Из примечательного — грязные башмаки.

— Н-да, не густо, — покачал головой Болконский.

— Я возьму его на себя, вы же постарайтесь спасти людей.

— Хорошо.

— Прорываться через ментальное воздействие умеете? — спросил я.

— Обижаешь, парень. Конечно!

Я кивнул, и мы двумя колоннами рванули на арену. На этот раз подготовленные.

Пробиваясь через беснующих людей, я обезглавил ладонью туманную ящерицу и глянул по сторонам. Вокруг арены были расставлены Вольные — в тех же положениях, в которых находились их ныне погибшие соратники в Хранилище. Но здесь я был не один, поэтому и влияние сильно ослабело.

Заметив в ряду Вольных Норкина, я рванул к ублюдку, кромсая попадающихся под руку тварей и перепрыгивая через убитых. Мужчина был сосредоточен на ментальном ударе, поэтому не сразу заметил меня. А когда я был совсем близко, сделал несколько выстрелов из пистолета.

Вместо того, чтобы попытаться уклониться (всё равно не вышло бы, я замедлен), я, наоборот, принял телом несколько снарядов, присел, напряг ноги и выбил из руки Норкина пистолет. Разумеется, противник предусмотрел подобный манёвр — за его спиной возникла тварь, которая прыснула в меня ядовитой жидкостью.

В попытке уйти от атаки я выпрыгнул влево и повис на перекладине балкона. Раскачался и швырнул себя в сторону твари, создавая в руке металлический стержень. Лезвие вошло в брюхо туманного монстра, а я дёрнул его тушу на себя, чем создал живой щит, в который угодило несколько выстрелов.

Погрузив руку в грудь монстра, я вырвал его сердце и отбросил вниз, на арену. Краем глаза заметил сражающихся внизу. Если бы не отряд Болконского, меня бы сожрали ещё на подходе.

Мне понадобилось семь минут, чтобы нанести первый крепкий удар по лицу Нокрина. Всё остальное время я боролся с ним в собственном разуме, выгоняя. Наконец Норкина пошатнуло, и я нанёс ещё один удар — на этот раз режущий.

Мужик утробно взревел от боли, я же хмыкнул, глядя на разрезанную кость его запястья, из которой фонтанирует кровь. Создав за его спиной портал, я обхватил его обеими руками, и мы провалились в пустоту.

А упали в незнакомой пустой местности, напоминающей собой деревушку — прямо в лужу.

Я, отлепив мокрую спину, схватил Норкина за культю и потянул на себя. Вломил кулаком в подбородок, и тот обмяк.

Завалил его на плечо и пошаркал в сторону небольшого домика с распахнутой дверью. Не заметив внутри никого, швырнул обмякшее тело на кровать и направился к умывальнику. Стащил с себя пиджак и рубашку. Грудь была в крови, пули от пистолета прошли сквозь доспех души и ранили, но до органов, благо, не добрались.

Отпив из умывальника, я вытащил пули из тела и оставил их в раковине. Разорвал рубаху и, обработав дыры спиртом, замотал тело. С Норкиным тоже обошёлся бережно. Культю промыл, рану обработал и закрыл. Этот ублюдок нужен мне живым. И не дай Бездна его кто-нибудь из своих ликвидирует, я буду в ярости. Уж лучше пусть сам себя убьёт, это позволит мне доказать властям, что у него есть ментальные способности.

Шагнув в сторону пыльной кровати, я рухнул лицом в подушку, перед тем сообщив о своих координатах и вызвав помощь тайной канцелярии. Заснул только тогда, когда почувствовал ауру жандармов.

На следующий день в доме было больше десяти человек. Норкин был связан, сидел у батареи, я же лежал на спине.

Работа жандармов по освобождению людей из арены протянулась на весь вчерашний день, судя по переданным от жандармов сведениям, но занимался этим уже Болконский. Я же отходил от полученных ран. Простреленные грудь и плечо, ожоги в спине и пояснице, трещина в ребре и левой руке. И это не считая различных повреждений, полученных после моей прогулки до Хранилища.

В ту ночь, помимо всего прочего, я ещё и десятки перемещений совершил, так что мне было изрядно, как говорил Альбертыч, хреново. И пока мой организм сам не подлечил себя от различных микротравм, с пулевыми ранениями я никому не давался. А то мало ли — не успеют среагировать, и откажет мой блистательный мозг. Ну их к чёрту, этих местных врачей. Разве что позволил пулю из плеча вытащить. А вот к вечеру, чтобы ускорить лечение, я и сдался на милость Антонине Фёдоровне.

Но если забыть про себя, потери за время обороны арены оказались колоссальны. От Вольных, устроивших атаку, практически ничего не осталось — жалких семь человек из тридцати, плюс шесть раненых, развезённых по госпиталям. Ну и Норкин, конечно. Из почти тысячи зрителей арены погибло двести человек — и сотня в госпитале. Погибла половина жандармов, В общей сложности почти шестьдесят человек из ста четырнадцати присутствующих на операции. Из десяти команд, сражающихся на арене, сейчас можно было собрать лишь две. И те ещё везунчики, похоже.

Ну и не стоит забывать про те силы, которые должны были прийти на помощь Вольным, там, в Хранилище, куда я заглянул, потери составили около двадцати человек и полусотни тварей. Тоже немало, но в процентном соотношении всё же недостаточно.

— Сейчас от арены остались лишь голые железобетонные колонны с торчащей арматурой, — сообщил Титов, помощник Болконского.

— Нас уже начали обвинять в подстраивании данного происшествия? — спросил я.

— Люди разбились на два лагеря, — Титов покачал головой. — Первые считают вас террористом. Желают гибели роду Громовых. Пишут Императору, чтобы тот отобрал у вас все титулы и статус. Другие же, кто сталкивался с делами контрабандистов, кричат об обратном. Есть масса видео, где вы сражаетесь в самой жаркой точке арены. Получаете ранения и даёте указания жандармам. Но в правдивость ваших намерений верит не каждый.

Я кивнул, покосил глаза на Норкина.

— Хочешь отвесить подонку пендаля напоследок? — усмехнулся Титов.

— Хочу, — ответил я. — Но даже если до полусмерти его изобью, о делах Центра он нам не поведает. Либо благородно уничтожит свой мозг, либо соберёт последние свои силы в кулак и попытается атаковать. В любом случае, ничего полезного из него выудить мы не сможем.

— Я понимаю, но ссориться с Императором из-за лживых обвинений в сторону твоего дома тоже не резон, — заговорил жандарм, — Вольные сами фактически напали на вас. Вы что, вообще ничего с этим сделать не сможете?

— В том-то и дело, что не нападали, — поморщился я. — А то, что они высвободили тварей… Скажем так, твари хранились под ареной и раньше, никто их туда силой не загонял. Лично я думаю, что не стали бы они так рисковать, будь всё так очевидно.

— А то, что они помогали туманным монстрам? — не сдавался Титов.

— Ну… Это как с убийством моего отца, — пожал я плечами.

— Не понял, — вскинул он брови.

— Все знают, что он погиб от рук Вольных, хотя в своё время одалживал земли для хранения в них контрабанды, — пояснил я. — Но можно ли доказать достоверно то, от чьей руки он погиб? А есть хотя бы одно косвенное доказательство? Стал ли он врагом тем, с кем он сотрудничал под ментальным влиянием? В том и дело, господин Титов, Вольные потому и держатся наплаву. Им попросту достаточно зрительного контакта, чтобы собеседник попал под влияние. Тут неважно, как мы к ним после этого относимся, с официальной точки зрения не подкопаешься. Дело у нас тут исключительно частное.

— Значит, Центр неприкосновенен, — заключил Титов, откинувшись на спинку стула.

— Здесь и сейчас — да, — чуть кивнул я.

— А что им самим мешает напасть на вас? — спросил он.

— Это предложение или вопрос? — не понял я.

— Эм… Вопрос, — ответил он, почесав макушку.

— Уже нападали. И не раз. Закончилось всё печально.

— Но раз так, их можно и спровоцировать.

— Первым устраивать провокации нам никак не нужно, — покачал я головой. — Нам совершенно не нужна лобовая война с Центром. Им, в принципе, тоже. Одно дело — вдали от дома повоевать, а совсем другое — когда в Москве полыхнёт. Все знают, что Громовы слабы, но наша репутация многих сдерживает. Да и кое-какое влияние. Плюс Император может вмешаться, плюс Старосты Контрольных пунктов, плюс другие союзники в лице девушки, которая вчера выиграла аукцион. В общем, воевать с нами — это как в рулетку играть. Восемь из десяти, что выиграешь, но ставить на кон абсолютно всё никому не хочется.