Последний наследник Триады. Том IV (СИ) - Магарыч Григорий. Страница 42

Московия. Кремль.

Сергей Болконский не любил, когда ему угрожали. Начальник тайной канцелярии всю жизнь был приверженцем простой и понятной стратегии — действовать, если что-то или кто-то собирается запугать тебя и ликвидировать.

Многие из его противников считали, что смогут уничтожить его — избавиться от ответственности перед законом. Таких «недоброжелателей» было больше, чем много, и все они, как один, после стычки с князем оказывались либо за решёткой, либо в могиле. Попытки нейтрализовать аристократа ещё ни разу не обвенчались успехом. Именно поэтому он и дожил до шестидесяти. Но Сергей не боялся погибнуть, он лишь не хотел, чтобы противнику было непросто сделать задуманное.

Тем не менее, ситуация с Вольными отличалась от других. Случай был не рядовой и требовал отдельного подхода.

Именно по этой причине Сергей Болконский стоял в просторном коридоре, делая вид, что с интересом разглядывает портрет Николая Романова. На самом же деле он ожидал Императора. Тот обещал позвать к себе сразу, как только освободится.

Спустя час служанка наконец подошла к начальнику тайной канцелярии. Она сопроводила его до кабинета Государя и вышла сразу, как только старик махнул пальцем.

— Ваше Величество, — учтивым тоном приветствовал Болконский, кладя на стол Государя папку с документами. — Здесь чистосердечное признание члена организации Центр под псевдонимом Норкин в осуществлении террористического акта на арене Громовых.

Романов кивнул, принялся бегло проходить глазами по бумагам, откладывая прочитанное. Но когда в его руках оказался последний листок, взгляд старика посуровел.

— Что всё это значит? — Романов поднял глаза на начальника тайной канцелярии. — Что это?

— Прошение о моём разжаловании, — ответил он спокойно. — Последние события навлекли на мой род ярость Центра. На данный момент я под их прицелом. Не хочу позорить честь мундира. Будет лучше, если я уйду с поста и покину Империю.

— Думаешь, я позволю тебе просто уйти? — поднял бровь Романов. — Думаешь, сможешь просто забрать с собой семью и покинуть Империю?

— А что я могу сделать? — развёл руки в стороны Болконский. — Под влиянием ментальной атаки Вольных выдам тайны, которых за тридцать два года службы накопилось достаточно. Не хочу вас подводить.

— Да я тебе башку откручу к демонам! — стукнул кулаком по столу Романов. — Что ты городишь такое? Какое к чёртям разжалование?

— Уж лучше вы, — улыбнулся Болконский иронично.

— Не шути со мной, Сергей! — качая головой, процедил Романов. — С чего ты взял, что Вольные станут трогать представителя власти?

— То есть, вы не ознакомились с протоколом допроса? — прищурился Болконский. — Там чёрным по белому прописаны слова члена этой организации. Они готовят покушение на меня.

— «Покушалка» у Центра не выросла против моих людей идти! — ответил на это Государь. — Если тебя тронут, я этих тварёнышей с потрохами сожру!

— Напоминаю. Перед вами протокол лежит, можете сами взглянуть, что планируют Вольные. Ваша беззубость по отношению к ним придаёт только уверенности.

— Ты сначала мундир сними, а потом уже так разговаривай! — выругался Романов. — Беззубым ты выйдешь отсюда!

— Сниму, — всё ещё оставался спокойным Болконский. — А вот вам, похоже, пора вновь его надеть. На старости лет у вас со зрением совсем плохо стало. Из-за гордости готовы Шагайна под съедение Вольным отдать. Вперёд. Но я не стану покорно ждать своей очереди.

— Как ты смеешь так разговаривать со мной? — с ошеломлением вопросил Романов. — Ты смерти совсем не боишься?

— Чего же мне её бояться? — усмехнулся Болконский. — Считай, перед вами живой труп. А передо мной человек, который своими же руками развязывает новую войну, подобную той, что была с Герасимовым.

— Не надо мне тут про войну говорить! — перебил Романов.

— Вы Шагайна хорошо знаете. Парень не беспредельщик, но как только кто-то тронет его род, он развяжет войну. А род у него из бедолаг одних состоит. Только дадим волю Центру, они в миг перережут всем беднякам глотки, — обозначил Болконский. — И я тут один работаю над тем, чтобы этого не случилось. Вы же и бровью не дёрнете, если это произойдёт.

Романов с яростью выхватил бумаги протокола и принялся их читать. На этот раз внимательнее. И чем сильнее он углублялся в детали, тем меньше злости оставалось во взгляде. Дочитав, он отбросил документы.

— Ты говоришь, я не поддерживаю Шагайна, — голос Государя прозвучал чуть спокойнее. — Тебе напомнить о его собственническом характере, Сергей? Могу напомнить, как он отреагировал на мою попытку подарить ему свою дочь. Взял в жёны шлюху из сёгуната чужой Империи. Знаешь, что это может значить? Парень играет в одиночку, а за земли, которые он сейчас активно расчищает, аристократам придётся воевать не только с ним, но и с японцами.

Болконский закатил глаза.

— Дело ведь не в том, что он неподконтролен, а в том, что вы настраиваете против себя очень ценного и редкого человека.

— Да ты послушай себя! — рявкнул Государь. — С каких пор мы боимся навлечь на себя неудовольствие какого-то наркомана⁈

— Наверное с тех пор, как он отодвинул наши границы? — усмехнулся Болконский.

— Это было случайностью, — тут же ответил Император. — Столько людей положил из-за какого-то клочка земли. К тому же, я за это посадил его на пост Старосты. Что мне теперь, в ноги ему кланяться за то, что иноземных в наши дела посвящает⁈

— Я лишь прошу не допускать войны. Пусть решает дела в тумане и не волнуется за сохранность его сына и жены.

— Хватит! Любой твой довод в этом направлении опровергается полным отсутствием контроля над ним. А в ситуации с Вольными уже нам выгодно то, что держат парня за яйца.

— В будущее вы смотреть совсем перестали, — покачал головой Болконский.

— Будущее тоже учтено, — ответил Романов резко.

— Самолично учтено. А совет глав губерний вы собирали? По-моему, повод для этого достаточно серьёзный, — чуть склонил голову набок, спросил Болконский. — Но вы ведь в любом случае поступили бы по-своему, так что и лишнее недовольство ни к чему, ведь так?

— Совет глав губерний нужен не для этого, — ответил, нахмурившись, Романов. — Много чести оказываем какому-то отщепенцу!

— О чём я и говорил, — кивнул Болконский. — Вы ведь даже просто с главами родов ничего не обсуждали.

— Обсуждал, — заспорил Романов.

— С людьми, которые вам и не скажут ничего против. С преданными лично вам собачками.

— Послушай, — осунулся Государь. — Я понимаю, о чём ты говоришь. Но своим разжалованием ты не добьёшься ровным счётом ничего. Только подставишь меня.

— Вы подставите не меньшее количество народа, если будете молча наблюдать за тем, как Шагайна сжимают в тиски, — ответил Болконский. — Настолько сжимают, что угрозы перешли и на мой род.

— Даже если предположить, что ты прав, — глядя ему в глаза, произнёс Пётр. — Что это за детское решение — просить разжалование? Разве этому тебя учил отец? Бежать, поджав хвост?

— А вы хотите выдать наши секреты Центру? — вскинул брови начальник тайной канцелярии. — Нет уж, это без меня. Я позорить честь мундира не стану.

Посидев пару секунд, Романов медленно встал и подошёл к столу. Облокотившись на столешницу, старик впился глазами в лицо сысковика.

— Что ж, — скривился Романов. — Похоже, у меня нет другого выбора. Можешь выбросить прошение о разжаловании. Я обеспечу тебе защиту. Ты же возрадуйся — можешь делать что угодно со своим разлюбезным Шагайном, — и, выпрямившись, закончил: — Но помяни мои слова — ты ещё пожалеешь о своей помощи этому мальчишке. Мы все пожалеем.

Выйдя наконец из кабинета, Болконский прикрыл глаза и успокоил стук сердца в груди. Он был уверен, отношения с Романовым после этого разговора дадут трещину. И не мудрено, что рано или поздно старик начнёт закручивать гайки.

Но это была вынужденная мера.

Через десять минут послышались гулкие шаги. В коридоре возникла фигура высокого мужчины, аура которого была настолько невероятной, что Болконский невольно попятился. Через минуту перед начальником тайной канцелярии уже возвышался Роберт Борисович Вемильянов. Седьмой Столп Российской Империи.