Темное безумие (ЛП) - Ромиг Алеата. Страница 15

Я качаю головой.

— Я бы не стала это сравнивать, Грейсон. Это не одно и то же.

— Разве? Мне любопытно. Для чего ты используешь все эти записи? Чтобы возбудиться?

— Мы закончили.

— Ты трогаешь себя, когда просматриваешь их?

Я встаю.

— Ты видела мои записи?

Я поправляю оправу очков.

— Да.

— Все?

Стыд проникает в наше священное пространство. С профессиональной точки зрения, одной, двух или даже трех записей сеансов пыток Грейсона было бы достаточно для постановки диагноза. Но, как и сегодня, несмотря на предупреждения, желание испытать… почувствовать эту запретную связь между нами, было слишком велико.

— Да, — честно отвечаю я. Я профессионал. И как профессионал я имею полное право углубиться в историю пациента.

Но в его глазах блестит вызов разоблачить темные желания, скрывающиеся во мне.

— Какая понравилась тебе больше всего?

Правила психоанализа просты: никаких правил. В этом безопасном убежище я могу признаться, как меня взволновала, как возбудила картинка того, как женщину связали и мучили, пока ее конечности не сломались. Но я не признаюсь об этом вслух. Я отказываюсь уступать ему.

— На сегодня все, — объявляю я. Поправив юбку, иду в коридор, забыв о том, как близко ко мне находится осужденный.

Грейсон не забыл.

Мое шествие в другой конец кабинета прерывается, когда он хватает меня за юбку. Каждый мускул в теле напрягается, волосы на коже встают дыбом, все чувства обращены на него и на то, что он схватил юбку.

В одно мгновение я понимаю, что он намеренно рассердил меня, чтобы вызвать именно такую реакцию.

Звук цепей усиливает мое беспокойство, затем меня тянет назад. Вынужденная подойти к нему, я смотрю вниз, туда, где он сжимает подол юбки, стягивая ткань в кулак.

— Отпусти меня, — требую я, едва сдерживая дрожь в голосе.

Он медленно скользит взглядом по моему телу, прежде чем посмотреть мне в глаза.

— Ты хочешь прикоснуться к моим шрамам.

Голым бедром я ощущаю тепло его кожи, грубые костяшки пальцев соблазнительно контрастируют с гладкой поверхностью. Я сглатываю.

— Это было бы неуместно.

— Но ты все равно хочешь. — Он отпускает ткань по одному пальцу за раз, пока я не оказываюсь на свободе. Но не целиком. Вызов в его глазах все еще держит меня в плену. — Я хочу, чтобы ты прикоснулась.

Мы должны быть подобны двум одинаковым полюсам магнита — мы должны отталкивать друг друга. Но наши магнитные поля притягиваются, сталкиваясь.

Словно боясь, что спугнет меня, он нежно кладет руки мне на бедра, и я вздрагиваю.

— Но если ты это сделаешь, то я прикоснусь к тебе, — бросает он вызов.

Это не просто запрещено. Это опасно.

Я делаю глубокий вдох, вдыхая его мужской аромат, наказывая себя за то, что собираюсь сделать. Несмотря на то, что сердце колотилось в явном предупреждении, я кладу свою руку на его. Провожу ладонью по огрубевшим пальцам к запястью. Где плоть покрывают косые шрамы. Рубцовая ткань гладкая и жесткая, как повязка из проволоки, спрятанная под кожей. Некоторые более свежие, и мысль о том, как он наносит раны в приступе эротического извращения…

У меня перехватывает дыхание, когда его пальцы соприкасаются с внутренней стороной моего бедра.

Я закрываю глаза от натиска эмоций. От того как его грубая ладонь задевает мое бедро, а юбка собирается складками у запястья, меня охватывает чувство эротичного и запретного.

— Смотри на меня.

В крови бурлит желание, опаляя вены. Я мгновенно распахиваю глаза.

Взгляд голубых глаз Грейсона держит меня в заточении, а рука клеймит мою кожу. Он медленно двигается вверх, шершавые подушечки его пальцев исследуют меня словно карту, пока он оценивает мою реакцию.

У меня вырывается всхлип, и приходится закусывать губу, чтобы сдержать второй. На его челюсти ходит желвак, но он продолжает мучительно медленно скользить рукой вверх. Я дрожу от интимности прикосновений. Чем увереннее становится его прикосновение, тем больше мне хочется вонзить ногти в его плоть. Мои пальцы, лежащие на его руках, сгибаются.

Как будто зная, о чем я думаю, он облизывает губы и говорит:

— Сделай это.

Приказ прокатывается по телу, между бедрами призывно пульсирует, и когда я сдаюсь, его пальцы скользят по шву трусиков. У меня перехватывает дыхание от шока осознания, и я отступаю, разрывая связь.

Я не прекращаю пятиться, пока не оказываюсь за желтой линией. Горячий взгляд Грейсона следит за мной, его грудь поднимается и опускается от неровного дыхания. Черты лица напряглись, как будто он чувствует ту же удушающую боль, которая обжигает мои легкие. Комната пульсирует с каждым его вдохом в гармонии с биением моего сердца.

Я схожу с ума.

Взволнованная, я поворачиваюсь к нему спиной и провожу руками по юбке, направляясь в приемную. В считанные минуты офицеры сковывают Грейсона и уводят. Он молчит, не произносит ни слова. Не давая ни малейшего намека на назревающую между нами бурю.

Я стою в центре офиса, чувствуя тяжесть произошедшего. Деревянный пол уходит из-под ног. Гравитации достаточно одного легкого толчка, чтобы завладеть мной.

Глава 9

ПАЗЗЛ

ГРЕЙСОН

Жужжащий звук сигнализирует о закрытии двери в камеру. Я стою, сцепив руки за спиной, пока не стихают шаги охранников. Подойдя к койке, я глубоко вдыхаю, ощущая стойкий запах сирени. Цветы засохли. Паззлы покрывают мертвые лепестки.

Я терпелив, но даже у меня есть предел.

Год в тюрьме перенести было легче, чем мучительные секунды, когда я касался ее.

Еще не время.

Свет погас, давая мне возможность уединения. Я поднимаю язык и достаю предмет, взятый из кабинета Лондон. Размером всего в два дюйма, металлический язычок пряжки ремня, который было нелегко достать, но это было приятное испытание.

Я улыбаюсь, втыкая серебряный стержень под картонную коробку паззла. У меня заканчиваются тайники.

Скоро.

Смахнув со стола кусочки паззла, разворачиваю старую статью, разглаживаю складки. Я читал ее уже много раз, но каждый раз как я ее перечитываю, то получаю новый кусочек головоломки. Точно так же, как мои паззлы, Лондон состояла из мелких деталей, крошечных подсказок, которые я мог обнаружить и сопоставить.

Холлоуза, штат Миссисипи, не существует. Но есть Салливанс Холлоуз, хотя это место не найти ни на одной карте. Я не виню ее или кого-либо из жителей городка Майз в том, что они хотят забыть прошлое. Новые имена и новые истории. Это все, что нужно для создания другой личности.

Как много она помнит? Интересно, может она полностью переписала свою личность, а ее воспоминания превратились в какой-то кошмар, который снился ей давным-давно.

За двенадцать лет девять молодых женщин в возрасте от шестнадцати до девятнадцати лет пропали без вести. Может показаться, что это не так уж много, но для городка с таким небольшим населением как Майз, это ужасно. В статье утверждается, что большинство из них посчитали беглянками. Эти девушки были известны беспорядочными половыми связями. А в маленьком городке осуждение перевешивает истину. Это легче принять. Статья полна подозрений и закостенелых суждений. Они даже не завели дело.

Но есть одна важная деталь, которая месяцами не давала мне покоя. Не то, о чем сказали в статье, не то, что упомянули… а то, о чем умолчали.

Дата, когда исчезновения внезапно прекратились.

Я кладу статью под последний паззл. Он завершен только наполовину, но уже показалась большая часть картины. Я беру со стола зазубренный кусок и кручу в пальцах, представляя золотые пятнышки в ее глазах.

Она слишком долго жила двойной жизнью. Моя цель — разделить ее. Как и паззл, на который я сейчас смотрю, женщина, которая мне нужна, прячется в деталях. Она похоронена под ложью.

Похоронена. Мне это нравится. И так я открываю трехмерную модель на столе. Я несколько месяцев добавлял все новые и новые слои. Это плохая замена моделям, которые я создавал дома, используя сварочный аппарат, но я оценил задачу использовать только подручные средства. Многослойная бумага и гофрированный картон. Импровизированная конструкция ловушки, которую еще предстоит реализовать.