Темное безумие (ЛП) - Ромиг Алеата. Страница 19

Я горю.

Я отправила в огонь весь свой мир, чтобы насладиться этим моментом, и пока он пожирает меня, вкушает меня, поглощая силу воли, я сжигала все дотла ради него — снова и снова.

Он чувствует мгновение, когда я расслабляюсь, и поднимается.

— Посмотри на меня, — требует он. Он движется надо мной, находя рукой мою шею и заставляя посмотреть на него. Его пальцы внутри меня, большой палец с силой прижат к клитору. — Скажи это. Скажи, кто ты. Признай правду.

Его пальцы не перестают поглаживать, лелея боль, обжигающую мою плоть, в то время как другая рука сжимает мое горло. Меня захлестывают чувственные ощущения. Подступающий оргазм тянет меня вниз. Я хочу хоть раз вкусить свободу.

— Убийца.

Как только открывается правда, меня охватывает неподдельное удовольствие. Огонь опаляет мышцы и жжет кости, пожирая меня, как лесной пожар. Я слышу порочный стон Грейсона, после чего его рот оказывается на стыке моей шеи и плеча. Он впивается зубами в мою кожу, пока я трусь о его руку, преодолевая последнюю волну эйфории.

Когда я возвращаюсь на землю, в тихой комнате слышно лишь наше дыхание, тяжелое и громкое. Ко мне возвращаются чувства. Осознание того, где мы находимся, что мы сделали. Возвращение в реальность ощущается как удар.

Грейсон гладит меня по шее, осматривая следы, которые он наверняка оставил.

— Я понимаю тебя. Нечего стыдиться. — Он целует меня мягкими и требовательными губами, что полностью контрастирует с примитивным актом, который мы только что пережили.

Дикость. Мои кожа и разум чрезмерно чувствительны. Кровоточащие от его резких прикосновений.

Я позволяю нашим языкам переплетаться в поцелуе, моя ладонь прижимается к его груди, считая громовое сердцебиение. На вкус он как дурман. Как наркотик. Как свобода. Я чувствую его эрекцию, когда он проталкивается между моих ног, снова разжигая возбуждение… И я отворачиваюсь, прерывая поцелуй.

Я отталкиваю его. Одергивая юбку, говорю:

— Ты должен идти.

Я сползаю к краю стола, но он удерживает меня за бедра.

— Я понимаю, как ты напугана, — говорит он. — Этот момент, когда ты в первый раз произносишь это вслух… Дороги назад нет, Лондон. Ты и так слишком долго держала это взаперти. Как только ты спустишь монстра с поводка, то уже не сможешь снова его запереть.

Несмотря на то, что Сэди предупредила об этой пугающей неизбежности, я с вызовом смотрю ему в глаза.

— Посмотрим.

Я отталкиваю его и направляюсь в ванную, по пути схватив порванное белье. Брызгаю прохладной водой на лицо, избегая смотреть в зеркало. Если посмотрю, то увижу эти преследующие меня воспоминания, а сейчас я слишком слаба, слишком уязвима, чтобы противостоять им.

Успокоившись, я поправляю блузку и возвращаюсь в кабинет, где Грейсон снова прикован к полу наручниками. Все кажется таким… безмятежным. Как будто последние полчаса были только фантазией.

Он смотрит в мою сторону.

— Значит, завтра в то же время?

Еще недавно я чувствовала себя такой уверенной, такой удовлетворенной. Теперь на этом месте пустота. Я выхожу из кабинета, чтобы позвать офицера.

Глава 12

ГРОБНИЦА

ГРЕЙСОН

Общак, также известный непосвященной публике как «Общий блок», имеет свои преимущества. Здесь не такие строгие правила, поэтому ловкий парень может приобрести определенные труднодоступные предметы, если предложит подходящую цену.

Немного сложнее воспользоваться этой валютой в условиях повышенной безопасности, но и это возможно. Все сводится к спросу и предложению. Вещи, которые мы воспринимаем как должное на воле, в тюрьме имеют гораздо большую ценность. Снаружи, если вам нужен рецепт, вы идете в аптеку. Здесь вы должны заплатить правильному охраннику.

До моего перевода оставалось меньше сорока восьми часов, а время — мой враг. Быть запертым в этой камере — все равно, что быть погребенным в гробнице. Для внешнего мира я уже мертв.

И так же, как мертвому не нужно имущество, я обо всем позаботился. Моя камера — пустой, чистый лист, готовый к новому жителю. При подготовке к переезду в Нью-Касл было выброшено все — все, кроме паззла с Лондон.

Фотографии, исследования, доказательства моей одержимости… все исчезло. Все заперто внутри меня. Заперто, заперто. И только у одного есть ключ.

Я смотрю на законченный портрет Лондон, где каждая изогнутая деталь идеально сочетается друг с другом, стыки на ее лице представляют собой тонкий лабиринт, который я снова и снова наносил на карту.

Я прикасаюсь к скошенным краям, вспоминая ее вкус, похожий на сладкую сирень. Ощущать ее в своих руках. Мягкое тело, прильнувшее к моему, рассыпающееся под моим прикосновением. Когда кусочки соединяются вместе, ты испытываешь пьянящее удовлетворение, не похожее ни на что другое в этом мире.

Мы совершенная пара.

Испытав это совершенство, это в высшей степени соблазнительное удовлетворение, вы уже не сможете жить без него. Она становится необходимостью, частью моей зависимости, и так же, как я не могу преодолеть свою манию, отсутствие Лондон вызывает беспокойство, меня пожирает страх, что я не смогу ею обладать.

Я расхаживаю по камере. Как животное в клетке, ждущее, когда распахнутся ворота.

Мы проходим испытания. Она не сможет запереть зверя, спущенного с поводка, а я не могу вернуться к тому человеку, которым когда-то был. Этот человек знал только один способ выживания: в одиночку. Изоляция — это инстинкт выживания. Но я больше не жажду изгнания, чтобы принять покаяние — я нашел единственное, что может освободить меня, и за это я убью.

Возле камеры раздаются шаги. Тяжелый стук ботинок по цементу вызывает у меня приступ адреналина. Я слишком этого хочу.

— Доставка из «общака», — объявляет охранник, показывая в окошко пакет. Он держит его на своей стороне и, прищурившись, смотрит на меня. — Это было недешево.

Я стою на некотором расстоянии от двери.

— Я удвою платеж и переведу его на твой счет.

Он смеется.

— Думаю, ты уже не сможешь потратить эти деньги, когда умрешь. — Он толкает посылку.

Я хватаю пакет и прячу за спиной. Ощупываю содержимое.

— Если спросите меня… это пустая трата денег. Мог получить то же самое в лазарете. — Продолжает он бормотать себе под нос, уходя.

Как только гаснет свет, разворачиваю бумажный пакет. В небольшом мешочке лежат три большие белые таблетки. Я с улыбкой читаю оттиск. Пенициллин.

Взять с собой лекарства будет непросто. Я открываю пустую коробку от паззла и отодвигаю картон вдоль края, а затем запечатываю внутри таблетки. Я вздрагиваю от мысли о том, где мне придется прятать таблетки, когда придет время.

Прежде чем исчезнет оранжевое свечение верхнего освещения, я снимаю велорукава и становлюсь на колени перед карманным зеркалом, прислоненным к столу. Я наклоняюсь назад, чтобы посмотреть на свежие чернила между лопатками.

Самой сложной частью были наброски. Надо было убедиться, что изгибы выровнены, что линии гладкие. Я выкапываю чернила и заточку из полого отделения в основании койки. Нелегкий подвиг — держать охранников в неведении относительно контрабанды. Щепку от скамейки длиной с указательный палец, которую я подобрал во дворе, я использую как ручку для тонких острых зубчиков, которые мне удалось стащить с кухни. Еще один плюс от моей связи с общим блоком.

Расставляю точки словно иголкой, чтобы растушевать черными чернилами. Обмокнуть и проколоть. Повторить. Это утомительный процесс, но результат стоит затраченных усилий. Сосредоточившись на процессе, я представляю ее руку — чернила, которые она так старается скрыть.

Затем, после утомительного повторения, на штриховку накладывается самый важный элемент. Я не могу забрать модель с собой, но могу снять размеры и перенести особенности. Формула. Все важные детали нужно спланировать заранее. Запасы. Проверить список предметов. План исполнения.

И самое главное: Лондон.