Темное безумие (ЛП) - Ромиг Алеата. Страница 58

Он постукивает незажженной сигаретой по руке.

— У вас нашли ушибы на шее, которые не могли быть следствием автомобильной аварии. Ваш отец, — он с ехидной улыбкой делает паузу, — простите, Малькольм получил смертельную травму наружной яремной вены, которую неправильно опознали, как порез стеклом разбитого окна автомобиля.

Я расслабляю мышцы, выражение моего лица невозможно прочесть. Мне и раньше приходилось сталкиваться с более умными и жесткими противниками, с некоторыми из них я встретилась совсем недавно, когда делала официальное заявление в ФБР. Если Фостер думает, что я собираюсь выложить чистосердечное признание в переулке, он не заслуживает моего даже небольшого уважения.

— Адвокат, — медленно произношу я.

Он кивает, затем отступает в сторону.

— Я получу ответы, доктор Нобл. Скоро.

— Не обращайте на него внимания, — говорит Нельсон, проводя меня мимо детектива. — Он понимает, что бессилен, и это сводит его с ума.

Я оглядываюсь, удивленная такой проницательностью.

— Я знаю.

Агент Нельсон в основном молчит, пока мы идем к моему офису. Утренний шум города успокаивает, несмотря на безжалостную духоту. С того дня, как Нельсон обнаружил меня, прикованной к одной из смертельных ловушек Грейсона, он постоянно присутствует в моей жизни, наблюдая за мной. Когда он не может присутствовать лично, он следит за тем, чтобы неподалеку всегда был полицейский. Подозреваю, что он хочет, чтобы я поверила, что он мой друг. Или даже мой поклонник. Тот, кому я могу доверять.

Но все его намерения становятся понятны, если заметить осторожные взгляды, которые он бросает на меня, когда думает, что я не вижу. Я — подозреваемая. Возможная ниточка к Грейсону. Но Нельсон довольно опытен в искусстве двуличия, каким он и должен быть настоящий агент.

Хотя, я лучше его.

Мое обучение не ограничивается только теми годами, которые я посвятила исследованию поведения людей. Я стала учиться обману с того момента, как Малькольм Нобл отнял у родителей меня и мою сестру.

Люди используют друг друга. Я не виню агента за его тактику. Я использую его точно так же. Он мой единственный способ обнаружить любые новые зацепки по делу Грейсона. Он мой единственный способ узнать, обратится ли ФБР против меня.

Мне нужно, чтобы он мне доверял.

Хотя Фостер не может сказать ничего, что еще больше бы запятнало мою репутацию, я не настолько тщеславна, чтобы думать, что я выше закона. В моем заявлении агенту Нельсону и ФБР подробно упоминались обвинения, выдвинутые против меня детективом. Вот почему агент рядом со мной никак не отреагировал на Фостера.

Я рассказала обо всем так, как помнила:

Человек, которого я считала отцом, пытался задушить меня после того, как я обнаружила мертвую девушку в подвале. Он запер меня в камере, пока избавлялся от ее тела, затем он заставил меня вести машину, когда я прекрасно понимала, что еду навстречу собственной смерти… Усталая и обезумевшая, я врезалась в гигантский дуб.

Когда я очнулась, то не помнила ни жертв Малькольма, ни его нападения на меня. Несчастный случай замаскировал мои травмы так же, как и его, и правоохранительные органы списали весь инцидент как трагический несчастный случай.

Вскоре после этого я покинула Мизе, штат Миссисипи, когда получила стипендию в университете. Да, тогда мне было только шестнадцать, но поскольку я училась на дому и рано сдала экзамены, у меня не оставалось ничего — ни семьи, ни друзей — что привязало бы меня к этому месту.

Остальное, как говорится, уже история.

Ясно. Лаконично. Понятно. В моей истории нет дыр, если не знаешь, где искать.

Психолог ФБР провела со мной беседу и посчитала, что в результате травм от нападения и аварии, я забыла об ужасных событиях. Я даже прошла сканирование мозга, которое показало, что повреждения на моей правой и левой лобных долях, возможно, образовались из-за травмы головного мозга средней или тяжелой степени во время аварии, что стало дополнительным подтверждением моей истории подавления воспоминаний. А также оправдывало меня в любых связях с Малкольмом или Грейсоном.

Повреждение лобной доли. Области мозга, которые контролируют поведение, суждения и импульсный контроль. Не говоря уже о сексуальном поведении. Невролог мог бы написать обо мне диссертацию.

Тем не менее, если бы следователи Мизе проявили должную осмотрительность и поставили под сомнение улики, я могла бы быстрее восстановить воспоминания. Но мне пришлось пережить еще одно ужасное событие, чтобы вспомнить правду.

Так говорится в моем файле. В отчете с подписью и печатью в папке ФБР из манильской бумаги. Электронные данные защищены государственной системой безопасности.

После того как, обнаружились пропавшие мертвые девочки, а небольшое население Мизе ужаснулось от того, что их всеми любимый почивший шериф Нобл оказался чудовищем, агент Нельсон и его начальство решили, что нет необходимости посвящать прессу в подробности, чтобы а) не помешать расследованию и б) не дать СМИ устроить еще больший цирк.

Они уже заняты, разгребая останки девяти молодых женщин и разыскивая сбежавшего серийного убийцу. Пока все части паззла сходятся, они меня не трогают.

Грейсон позаботился о том, чтобы к моей истории было не подкопаться.

— Вы должны были мне сказать, — говорю я, нарушая затянувшееся молчание.

Нельсон засовывает руки в карманы брюк.

— Ты права. Прошу прощения. Мне следовало известить тебя о том, что Салливан находится неподалеку. — Он смотрит не меня. — Я принял это решение. Я чувствовал, что ты пережила достаточно стресса.

Им руководило не рыцарство. Для ФБР я была прекрасной подсадной уткой. Сколько агентов наблюдает за мной прямо сейчас?

— Ты хорошо справилась… там, — говорит Нельсон, когда мы приближаемся к ступеням здания. — Как только пыль уляжется, возможно, ты сможешь написать книгу. Расскажи свою историю.

Я склоняю голову и слегка качаю ею.

— Нет. Я рассказала уже достаточно. Что бы ни было там похоронено… — я постукиваю виском, — я бы предпочла не вспоминать об этом.

Когда я смотрю вверх, морщинки вокруг его глаз становятся мягче, а взгляд — понимающим.

— А если это будет касаться твоей сестры?

Моя грудь вздымается, когда я набираю воздух в легкие.

— Если… когда ты узнаешь ее личность, я должным образом почту ее память. И похороню ее останки.

Но это не то, о чем он спрашивает. Как только ее личность раскроется, то и моя тоже. Я буду знать, кем я была до того, как Малькольм украл меня, и кем были мои родители. Ответ на вопрос, живы ли они, был получен еще в самую первую неделю.

Поступило много заявлений от тех, кто хотел привлечь к себе внимание. Появлялись люди, объявляя меня своим давно потерянным ребенком. Или те, кто утверждал, что знали моих родителей.

И я работала над тем, чтобы вылезти из этой дыры.

Я Лондон Грейс Нобл.

Моя мертвая сестра… мои покойные родители… Они не имеют никакого отношения к тому, кто я. Разум не принимает альтернативную реальность — две жизни не могут существовать в одной форме. Жизнь, которую я прожила, не изменится по мановению палочки, как только я узнаю имя, данное мне моими биологическими родителями.

Меня воспитывал человек, которого я знала как своего отца, который — во всех смыслах — был добр ко мне до того момента, пока я не раскрыла его злую тайну. Сейчас, оглядываясь назад, я ясно вижу несоответствия, но в то время мой юношеский ум не находил ничего подозрительного, я вела абсолютно нормальную жизнь.

Никто не знает абсолютной правды ни о ком.

По мере взросления мы становимся все более и более ограниченными в том, в какой степени можем измениться. В нынешнем возрасте мои личность и образ мышления уже прочно укоренились. И то, что я узнаю свои корни, мало что изменит.

Неуверенный движением Нельсон смахивает волосы с моих глаз.

— Очень жаль. Это был бы захватывающий рассказ. Полный громких слов и психологических терминов, которые никто не может понять.