Шань - ван Ластбадер Эрик. Страница 103

На одной из фотографий в серебряной рамке Даниэла увидела молодую женщину, которую вполне можно было бы принять за сестру Малюты, если бы не очевидный почтенный возраст снимка. В широко открытых глазах женщины, смотревшей в камеру, была та же агрессивность, что Даниэла ощущала и в себе. Рядом стоял небольшой снимок необычайно красивой грузинки. На волевом и выразительном лице ее выделялись угольно-черные глаза. Даниэла тут же решила, что это жена Малюты, хотя никогда прежде не видела ее портретов.

— Ореанда, — промолвила она без всякой задней мысли.

Малюта выхватил фотографию из ее рук и отставил подальше, словно опасаясь, что Даниэла взглядом может замарать ее.

— Она была очень красивой женщиной, — заметила Даниэла.

Малюта, глухо заворчав, положил снимок лицом вниз на полку, как бы желая показать, что разговор окончен.

— Уже поздно, — сказал он. — Пора пожелать друг другу спокойной ночи.

Однако при этом он даже не шелохнулся. Даниэла также осталась стоять на месте. Она хотела еще раз взглянуть на лицо женщины, чье тело превратилось в щепотку золы и пепла в страшном огне, спалившем дотла первую дачу Малюты. Внешность Ореанды произвела на нее сильное впечатление, и Даниэла вновь задумалась, не является ли покойная жена Олега Малюты тем ключом, что отомкнет тайник его души.

— У меня сна ни в одном глазу, — точно вскользь заметила она. — Если вы не возражаете, я еще посижу здесь, почитаю.

— Вам что-нибудь дать? У меня неплохое собрание классики.

— Спасибо, я захватила с собой книгу. Вы знаете, я увлеклась маркизом де Садом. — Даниэла отставила чашку в сторону. — Вы знакомы с его вещью — “Жюстин”?

Она внимательно следила за выражением его лица. Книга, которую она привезла с собой, не имела никакого отношения к творчеству французского маркиза. Она вспомнила о нем лишь потому, что, к своему удивлению, заметила на полке среди прочих книг “Жюстин”. Подобная литература явно не входила в круг чтения Малюты. А Ореанды?

—Что тебе известно обо мне? — осведомился он, сузив глаза. — Ты упомянула именно эту вещь. Я не верю в такие совпадения... Кто рассказал тебе? Никто ничего не знает про Ореанду. Никто, кроме меня.

— Ну, а раз так...

Даниэле стало легко. На лице ее заиграла едва заметная улыбка. Она почувствовала, что стоит на верном пути. Она услышала это в его вдруг ставшем неровном дыхании.

— Из этого следует лишь то, что мне некого было расспрашивать про вашу жену.

— И тем не менее ты что-то знаешь! — Он схватил Даниэлу за руку, точно хотел силой вырвать из нее признание.

— Да, я знаю, что Ореанда была удивительно красивой. Сколько силы...

— Сила... Да, сила... Это так не похоже на женский характер.

Даниэла хотела лишь сказать какой-нибудь комплимент относительно выражения лица Ореанды на снимке, но, однако, позволила Малюте так неожиданно закончить свою фразу. Теперь главным было для нее держать противника на крючке и подбрасывать ему все новую и новую наживку.

— Я думаю, вряд ли можно сыскать вторую такую женщину, — тихо промолвила Даниэла, чувствуя, что она уже недалека от заветной цели. — Она была такой особенной, неповторимой.

— Неповторимой... Особенной... — Его глаза округлились, словно от удивления. — О да, у нее было немало особенностей. Она являлась центром собственной вселенной. — Казалось, холодное, яростное свечение исходило от его лица, выражение которого так страстно хотела разгадать Даниэла. — Все становится иначе, когда я возвращаюсь в Москву. Там я снова могу дышать свободно.

— Значит, вы будете любить ее вечно.

— Нет! — внезапно он оживился и сжал ее руку с такой силой, что Даниэле стало больно. — Ореанда! — в этом отчаянном возгласе звучали не столько любовь и тоска, сколько злоба и страх. — Она будет жить вечно.

— Но ведь она умерла. Она уже девять лет как мертва.

Его глаза лихорадочно заблестели.

— Сгорела... Я сам видел труп, когда его вытаскивали из пепелища. От нее остался один обгоревший скелет. Одна рука отвалилась. Я помню ужасный оскал черепа, пустые глазницы. Неужели это была она? Неужели это была Ореанда?

— Но ведь в таком случае наверняка проводилась экспертиза. Чтобы признать кого-то умершим, необходимо точно установить личность погибшего.

Он тупо кивнул.

— Ага, экспертиза... Так оно и было. Результаты не оставляли сомнений. То была Ореанда.

— Значит она мертва. Что...

— Нет! — закричал он. — Она жива! Она здесь! Я своими руками построил для нее этот дом. Она заставила поставить его здесь, на том же самом месте!

Даниэле все стало ясно. Все разрозненные кусочки собрались воедино: полушизофреническое поведение Малюты, неконтролируемые приступы его слепой ярости и ненависти к женщинам, к ней лично, постоянные издевательства, высказывания типа “они продали свои души ради тебя, встали перед тобой на колени”. Как она заблуждалась!

Малюта своими руками наделял ее властью, которой некогда обладала Ореанда. Властью, заставлявшей его ненавидеть жену с той же силой, с какой он любил ее. Властью, навеки, казалось, приковавшей его к ней. Все становится иначе, когда я возвращаюсь в Москву. Там я снова могу дышать свободно.

Не мог ли Малюта убить Ореанду? Мог ли он поднять руку на свою возлюбленную жену?Даниэла твердо вознамерилась внести для себя полную ясность в этом вопросе.

— Пойми, Олег, — впервые она обратилась к нему на ты и по имени. — Ореанда мертва. Мертва. — Сцена на берегу Москвы-реки молнией вспыхнула в ее памяти. Взяв свободную руку Малюты, она прижала ее к себе. — Осталось только это. — Затем она прижала руку к нему. — И вот это.

Ее рука задержалась на нем, и хватка Малюты, по-прежнему сжимавшего ее кисть, тотчас ослабла.

Опустившись на колени, Даниэла ловко расстегнула его брюки. Губами она ласкала его плоть до тех пор, пока не почувствовала, как судороги стали пробегать вдоль мощных бедер Малюты. В ту же секунду она остановилась. И поднялась на ноги.

— Что... Что ты делаешь? — задыхаясь, выдавил он из себя.

— Продолжаем? — предложила она. — Или прекращаем?

Малюта не мог отвести глаз от ее влажных, блестящих губ.

Он поежился. От предвкушения или страха?

—Прекращаем? — неуверенно переспросил он. Даниэла положила ладонь ему на грудь и почувствовала частые, сильные толчки.

— Мне нельзя продолжать, — сказала она. — Ореанде это не понравилось бы. Ты ее муж, ее возлюбленный. Ты принадлежишь только ей.

Он снова поежился. Его глаза закрылись.

— Я снова дышу, — прошептал он.

— Лунный свет над Москвой-рекой, — тихонько подсказала ему на ухо Даниэла.

— Я снова дышу, — повторил он.

— Ореанда...

Малюта положил тяжелую ладонь на плечо Даниэлы и с силой надавил вниз. Даниэла уже успела тайком расстегнуть юбку. Она наклонилась, и юбка скользнула к ее ногам. Даниэла переступила через нее. Под юбкой у нее ничего не было.

Ореанда! —мысленно взывал он. Она поработила его своими сексуальными капризами и прихотями. Чем выше он поднимался по лестнице власти, тем ниже и ниже склонялся в раболепном поклоне перед женой. И — самое главное — он не мог сказать, что доставляло ему большее удовольствие. Ее призрак продолжал преследовать Малюту всякий раз, когда он приезжал на дачу. Столь велико было желание, сжигавшее его все эти годы, что теперь Малюта лишь беспомощно стоял на месте, чувствуя, как внутри него все плавится в горниле сексуального напора Даниэлы. Он не испытывал такого наслаждения с тех пор, как...

Вскрикнув, он вцепился пальцами в ее плечи. За всеми оскорблениями и презрительными насмешками, которыми Малюта обливал ее при каждом удобном случае, пряталось неутоленное, голодное вожделение. Он ненавидел Даниэлу за то, что Ореанда некогда сделала с ним самим. Он панически боялся, что вновь может оказаться в рабстве у женщины, что все начнется заново.

И тем не менее в глубине души он молился на Даниэлу точно так же, как когда-то молился на Ореанду.