Шань - ван Ластбадер Эрик. Страница 117

— Но это так, — она погладила его по щеке, — разницы нет.

— Правда, — сказал он, — легко отличима от всего остального. В этом несовершенном мире нет иного идеала, кроме истины.

Сеньлинь широко развела руки.

— Но истина не живет здесь, в этом мире, что окружает нас. Она в да-хэй,в великой тьме, в которой обитают души всех людей. Истинно только то, что происходит, когда мы вместе в да-хэй.

— Значит, ты близка с ним?

— Ты не имеешь права задавать этот вопрос.

— Не имею права?

— Он мой муж, а не ты.

— Жестокие слова.

— Но это истина, — она взглянула на него. — Истина — твой бог, а не мой. — Ее пальцы гладили его по лицу. — Я не хотела причинить тебе боль, но ты сам сделал себе больно.

Чжилинь закрыл глаза.

— Этого нельзя было избежать?

— Нет, — сказала она, — нельзя, раз ты решил докопаться до истины.

Истина, —подумал Чжилинь. — Сеньлинь права,истина — мойбог. Мне не следовало винить Сеньлинь за ее слабость.Он заглянул внутрь себя, очищаясь от гнева.

Открыв глаза, он подумал о портсигаре Хуайшань Хана. Это было уже не в первый раз. Ему удалось только мельком взглянуть на него, но он не мог избавиться от уверенности, что что-то в этом предмете ему было знакомо.

Он взял Сеньлинь за руку и, размышляя об истине — его госпоже, сказал:

— Я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня.

Прошло больше недели, пока она смогла принести ему то, о чем он просил ее. Во-первых, Хуайшань Хан уезжал из города на некоторое время и брал его с собой. А во-вторых, он не расставался с ним даже дома. Сеньлинь потребовалась определенная сноровка, чтобы выкрасть его, а на остальное ушла пара минут.

Портсигар западного производства. Конечно, Чжилиню пришлось ее убеждать.

— Он мой муж, — говорила она. — Ты просишь меня участвовать в заговоре против него.

— Ты уже участвуешь в нем, — сказал он.

— Он твой лучший друг, — возразила она. — Почему ты это делаешь? Друзья не устраивают заговоры друг против друга.

Тонкий серп луны, очень похожий на тот, что всходил над садом Фачжаня в памятную ночь, плыл среди легких кучевых облаков, разрывая их своими острыми рогами, словно тонкую материю.

Чжилинь подумал о том, что коммунисты сделали с Сеньлинь. Интересно, знал ли об этом Хуайшань Хан? Наверное, нет. С чего бы ей рассказывать ему? А самому бы ему никогда не пришло в голову расспрашивать.

—Я думаю не о друзьях, — сказал он. Он говорил сейчас не только с ней, но и с самим собой. — Я думаю о Китае. Недавно ты сказала мне, что истина — мой бог. Да, наверно, это так. Я тружусь для Китая. Я бы с радостью отдал свою жизнь, чтобы быть уверенным в его будущем.

— Почему ты беспокоишься о будущем Китая? Как ей все это объяснить? Как заставить ее увидеть, что он небесный страж своей страны?

— Кто правит Китаем, — сказал он, — однажды будет править и всей Азией. Если Китай сделает ошибку, если он попадет не в те руки или под влияние зла, дороги назад может уже не быть. Китай так огромен, народы его так многочисленны, что, начав проводить одну политику, впоследствии уже ничего не сможешь изменить. Своей медлительностью и неповоротливостью Китай похож на бегемота. — Китаю нужен страж, кто-то, кто сможет гарантировать, что страна сумеет выжить, разбогатеть и в конце концов стать сильной. Кто-то нужен. Цзян.

Сеньлинь не мигая смотрела на него некоторое время, а потом спросила:

— То есть ты?

— Я делаю только то, что надо делать.

— Но откуда ты знаешь, что следует делать? — спросила она. — Тебе ведь не дано предвидеть будущее.

— Да, не дано, — отозвался он. — Большей частью я действую в темноте.

— Должно быть, ты совершаешь ошибки из-за этого. Наверное, тебе приходится сожалеть о каких-то действиях.

— О некоторых — да, — согласился он. — Жаль, конечно, но боюсь, что этого нельзя избежать.

Пальцы ее скользили по его запястью, пока не сомкнулись в кольцо вокруг его предплечья.

— Но никогда, — ее голос упал до шепота, — никогда больше...

—Что?

Ее лицо было рядом с его. Он чувствовал ее сладковатый запах, похожий на жасмин с медом.

— Теперь у тебя есть да-хэй.У нас есть да-хэй.Великая тьма.

— Ты хочешь сказать, что, заглянув в да-хэй,можно прозреть будущее?

— Возможно.

Он рассмеялся.

— Значит, наверняка это да-хэйсказала тебе, что ты должна принести мне серебряный портсигар своего мужа.

— Да, — серьезно повторила она, — сказала.

— Это абсурд, Сеньлинь.

Внезапно она крепче обхватила его руками.

— Послушай, — ее низкий голос звучал настойчиво. — Не делай этого. Я умоляю тебя, не проси меня.

— Я не понимаю, почему. Ты всегда можешь отказать мне.

— Не могу.

Он рассмеялся, но смех его прозвучал как-то неестественно.

— Ты не можешь отказать мне ни в чем?

— Дело не только в этом, — возразила она.

Сеньлинь прижалась к нему так, что он почувствовал, как торопливо бьется ее сердце. Инстинктивно он обнял ее, словно пытаясь защитить, уберечь. От чего?

—Ты ищешь истину, — шепнула она ему на ухо. — Вот почему я обязана принести тебе то, о чем ты просишь.

— И что тогда?

— Было бы лучше — гораздо, гораздо лучше, — если бы ты не докапывался до правды на сей раз.

— Почему? Что тебе известно об этом деле?

— Ничего, — неожиданно она расплакалась и повисла на нем. — Я вижу...

— Что, — спросил он, — что ты видишь? Она теперь открыто рыдала, ее крошечные зубы кусали его плечо.

— Сеньлинь, что ты видишь?

Она сильно содрогнулась и ответила:

— Конец.

Но, верная своему слову, она послушалась его. И опять предала Хуайшань Хана. Она принесла Чжилиню портсигар.

— У тебя мало времени, — сказала она, явившись туда, где он ждал ее в бамбуковой беседке. — Хуайшань Хан только что вернулся, Будда знает, откуда. Сейчас он спит перед ужином. Но скоро он проснется.

Тон ее голоса, так же, как и сами ее слова, заставили Чжилиня почувствовать себя героем детской волшебной сказки. Он вспомнил американскую историю, которую читал на занятиях английского языка в университете в Шанхае, “Джек и Великан”. Не напоминал ли Великан-людоед, персонаж этой сказки, Хуайшань Хана?

Чжилинь взял у нее портсигар и тщательно осмотрел его. Филигранный серебряный орнамент мерцал в тусклом свете уходящего дня. Да, эта вещь была ему знакома. Но откуда?

Он перевернул портсигар и обнаружил тисненую надпись: “Сделано в США”. Чжилинь почувствовал себя так, словно на него вылили ушат ледяной воды; он полагал, что портсигар имеет английское происхождение.

Он вновь повернул его крышкой вверх и открыл. Под изящно сработанной упругой пластинкой торчали отвратительные русские сигареты Хуайшань Хана. Что-то на внутренней стороне крышки привлекло внимание Чжилиня, и он слегка наклонил портсигар от себя, подставляя его последним багровым лучам уходящего солнца. Ему удалось разобрать инициалы, выгравированные на серебре, английские буквы: “P.M.D.”

И — может, это и было да-хэй —понял все: почему Хуайшань Хан лгал ему о своей миссии с самого начала, почему отказался отвечать на вопрос Чжилиня о том, откуда у него портсигар. И самое ужасное, он понял, кого Хуайшань Хан привез домой на привязи, как свинью к мяснику, кто был руководителем заговора против Мао.

Чжилинь почувствовал боль в сердце и медленно, медленно опустил голову, пока его лоб не коснулся блестящей гравированной поверхности портсигара.

На улицах Пекина и Шанхая, среди общин Кантона и Хунаня, среди бесконечных рисовых полей, бамбуковых рощ, вдоль берегов извилистой Янцзы — по всему Китаю — был слышен топот ног, обутых в форменные сапоги.

Ночи наполнились зловещими звуками. Шарканье металлических подков о полы прихожих, резкий стук в двери, командные выкрики. В душах людей царили смятение и страх, когда их соседей вытаскивали из постелей и без объяснений уводили куда-то в густой туман.