Шань - ван Ластбадер Эрик. Страница 139

— Я еще пока не давал тебе своего согласия, — возразил Симбал. — Я здесь из-за Беннетта и Каррена. Ты хочешь, чтобы я еще раз повторил, что я больше не работаю на тебя?

— Все здесь. — Треноди постучал пальцем по запечатанному конверту. — Роджер Донован грязный предатель, Тони. По его вине погибло немало людей. — Взгляд Треноди вдруг стал жестким. Симбалу было хорошо известно это выражение глаз Макса. — Прикончи Беннетта и Каррена. Бог свидетель, они это заслужили. Однако сейчас меня и президента в первую очередь волнует Донован. Мы хотим, чтобы его не стало.

Выражение, застывшее в глазах Треноди, было таким, каким оно бывало всегда, когда, отстегнув поводок своего бульдога, он отдавал ему хлесткую, отрывистую команду: Взять!

* * *

Кожа старика имела золотистый оттенок. Солнце и ветер на высокогорном плато Шань отполировали ее, подобно тому как он сам полировал свои изделия.

Он был мастером старой школы, традиции которой быстро угасали даже в отдаленных уголках Бирмы. Он занимался лаковыми покрытиями. Он родился в Пагане, на родине этого искусства, откуда оно в первом столетии нашей эры распространилось по Поднебесной Империи и достигло Бирмы. С тех пор это древнее ремесло пережило свой расцвет в этой стране и теперь постепенно приходило в упадок. Однако этот старик по-прежнему работал так, как работал когда-то его прадед.

Джейк сидел рядом с ним на корточках и наблюдал за уверенными и точными движениями его рук. Он молчал, лишь изредка задавая вопросы, зато старик говорил почти все время. Между ног его стояли две бутылки “Джонни Уокера” и четыре блока американских сигарет, привезенных Джейком.

Небо, загроможденное гигантскими скоплениями облаков, имело цвет кошачьих глаз. Должно быть, тучи пыли, поднятые с поверхности плато пронизывающими ветрами, придавали небу этот необычный, желтоватый оттенок, словно рожденный кистью художника.

Вскоре Джейк поднялся и прошел в глубину открытого базара, где торговали преимущественно традиционными шелковыми шалями и платками, а также опиумом.

Весь товар открыто лежал на всеобщем обозрении. В тени под деревом Джейк дожидался Блисс.

— Нам повезло, — обратился к ней Джейк. — Он слышал про Чень Чжу, хотя тут его под этим именем и не знают. В здешних местах он известен как Нага. Очень эффектно: он хочет казаться не менее могущественным, чем этот сказочный змей.

— Джейк...

— Дядя Томми знает, где найти Нагу, — продолжал Джейк. — Это недалеко. Всего один минь.

Джейк. — Блисс взяла его за руку и завела за дерево, чтобы укрыться от любопытных взглядов крестьян. — В чем дело? С той самой ночи на борту джонки моего отца ты не говоришь ни о ком и ни о чем, кроме Чень Чжу. Ты не спишь сутками и почти ничего не ешь. В твоих глазах появилось нечто такое, что путает меня.

— Пустяки.

— И то, что произошло в доме у Маккены, тоже пустяки?

— Что ты имеешь в виду?

— Я никогда не видела тебя таким грубым и бессердечным, как тогда. Не знаю, может, правильнее сказать, что я видела перед собой садиста.

— Мне не доставляло удовольствия то, что я делал.

— Может, и нет. Однако тебе не мешало бы рассмотреть и другой вариант.

— Вариантов никаких не было. Кроме одного. Я уже говорил тебе, что Белоглазого Гао готовил мастер.

— Если так, то он скорее бы умер, чем сказал тебе что-либо.

Джейк уставился на нее и некоторое время молчал.

— Что ты говоришь? — спросил он наконец.

— Я не говорю, — твердо ответила Блисс, — я только прошу тебя рассмотреть вариант, при котором Белоглазый Гао рассказал тебе столько, сколько ему приказали рассказать.

— Чень Чжу хотел, чтобы я приехал сюда?

— Возможно.

— Но зачем? — осведомился он. — Какой смысл в том, чтобы зазывать меня сюда? Для него гораздо проще было бы завладеть “Общеазиатской” через подставных лиц, как он это и делает сейчас.

— Он боится тебя, — возразила она. — И здесь ему гораздо легче уничтожить тебя, чем в Гонконге. К тому же тут будет некому проводить расследование.

— Чистой воды глупость, — продолжал стоять на своем Джейк. — Чень Чжу далеко не глуп. — Тем не менее, он не сводил глаз с Блисс, пока наконец не уловил в выражении ее лица некое странное выражение, заставившее его призадуматься. — Впрочем, возможно, тебе известно что-то такое, чего не знаю я.

Блисс отвернулась. Как рассказать ему о том, что на самом деле случилось с его отцом? —подумала она. — Как подготовить его к да-хэй?

— Я... — начала было она, но тут же осеклась. Ужасное, тоскливое чувство навалилось на Блисс, ибо она вдруг поняла, что невозможно подготовить Джейка к тому, что она собиралась сказать. Однако это не означало, что он обязательно не поймет ее. С чего она взяла, что будет именно так? Сколько раз она наблюдала за тем, как Джейк погружался в ба-маак.Быть может, это было сродни ее собственным путешествиям по великому мраку да-хэй?

Ты изменилась, — неожиданно заметил он.

— Так же,как и ты. Надеюсь, что ты все же помнишь то время, когда мы были вместе.

Слова Блисс, словно стрела, пронзили сердце Джейку, и он, выпустив ее руку, бессильно опустился на корточки и замер, прислонясь спиной к дереву.

Блисс встала на колени рядом с ним.

— Джейк, — позвала она. — Джейк, что с тобой?

— Не знаю.

Она видела, что он говорит неправду, и опрометчиво сказала об этом, даже не подумав о возможных последствиях.

— Похоже, тебе теперь известно вообще все, да? — вспыхнул он. — Ты знала, когда Белоглазый Гао врет, а когда нет. Сейчас ты проникла в мою душу и обнаружила перемены, произошедшие со мной. Что еще ты знаешь и не говоришь мне?

Блисс была готова проглотить язык, раскаиваясь в своих словах.

— Мне кажется, что ты видишь все в искаженном свете, — мягко промолвила она. — Ведь это ты умеешь обнаруживать истину даже там, где она тщательно скрыта. С помощью ба-маакаты...

— Нет!..

—Что?

— Я больше не обладаю способностью погружаться в ба-маак.

Блисс не могла разглядеть выражение лица Джейка из-за густой тени, отбрасываемой деревом. Впрочем, ей это и не было нужно. Горечь, разлитая в его голосе, говорила сама за себя.

— Значит, в этом все дело? Джейк повернулся к ней.

— А что, этого мало? Блисс нежно обняла его.

— Сейчас ты похож на маленького мальчика, потерявшего своего любимого плющевого медвежонка.

— Да? А вот сам я чувствую себя человеком, который внезапно ослеп на оба глаза.

Блисс взяла его за руку, и какое-то время они сидели молча, глядя на бесконечные стаи серых облаков, постепенно затягивавших все небо. Ветер донес издалека гулкий отзвук грома, долго не умолкавший в ушах.

— Джейк, а ты когда-нибудь испытывал страх перед ним?

— Перед чем?

— Перед ба-мааком.

Ты имеешь в виду — перед силой?

— Нет, не совсем. Скорее, перед теми откровениями, на которые там наталкиваешься. Перед связью с иным миром.

— Я всегда видел в ба-маакетолько силу. В этом разница между нами, —промелькнуло в ее голове.

— Может быть, — осторожно заметила она, — именно поэтому ты так переживаешь из-за своей утраты.

— Что ты хочешь сказать?

— Ба-маакпредставляется мне чем-то гораздо большим, чем просто неисчерпаемым резервуаром сил.

Джейк, отстранившись от нее, вытянул руки перед собой.

— Взгляни, — сказал он. — Они трясутся. Лишь благодаря ба-мааку явыходил целым и невредимым из Бог знает каких передряг и разгадывал замыслы противников. Я знал, какой шаг мне следует предпринять и где меня ожидает опасность.

— А сейчас?

— Сейчас я потерял все. — Джейк запустил пальцы в свои густые волосы. — Стена, стоящая между мной и смертью, рухнула.

Блисс мысленно порадовалась тому, что не успела рассказать ему правду о смерти отца. Ее вера в Ши Чжилиня была настолько сильна, что Блисс сумела убедить себя, будто старик знал об утрате, постигшей Джейка, и слил свое кис ее, чтобы помочь единственному оставшемуся в живых сыну.