Шань - ван Ластбадер Эрик. Страница 58
— Да, все обговорено, Хуайшань Хан, — согласился он. — Однако, по счастливому стечению обстоятельств, Ши Чжилиня больше нет в живых. Надо ли нам в самом деле идти дальше?
— Что значит надо ли? Разве Ши Чжилинь не продолжает жить?
При этих словах в мозгу Чжинь Канши мелькнуло: Ну, вот и приехали наконец. Он окончательно спятил.
Между тем старик запальчиво продолжал:
— Разве жизнь Ши Чжилиня не продолжается в его сыне Ши Джейке?
Сморщенная голова Хана мелко тряслась от ярости. Он судорожно комкал рукой скатерть.
Чжинь Канши промолчал: всякие комментарии были излишни.
Хуайшань Хан сердито посмотрел на собеседника.
— Я так долго ждал в тени своего часа, Чжинь тон ши. Слишком долго. Власть Ши Чжилиня была настолько велика, что я в течение многих лет не мог вернуться в Пекин. Однако он не мог воспрепятствовать моим набегам, совершавшимся с помощью выбранных мной людей, стоявших у власти, министров. Иногда я выступал под своим именем, в других случаях под чужим, исключительно для того, чтобы Чжилинь не узнал о моей деятельности. Теперь вы и другие люди называете меня самого министром, но это вовсе не так. Я, скорее, отношусь к числу природных ресурсов Китая. Моя власть отлична от правительственной и лежит вне пределов последней. И все из-за Ши Чжилиня. Его жизнь оказалась непомерно долгой, и в результате мне отпущено слишком мало времени на мои труды. Однако наконец это время наступило, Чжинь тон ши. Моя звезда подходит к зениту. Все мои приготовления делались ради достижения одной цели, и теперь эта цель близка. После того как десять месяцев назад Ши Чжилинь покинул Пекин, давние друзья тепло встретили меня здесь. Моя личная армия в сборе и ожидает последнего приказа. И сейчас, обладая возможностью стереть с лица земли саму линию рода Ши Чжилиня, чтобы он умер окончательно, я смогу отдать этот приказ.
Словно очнувшись от сна, Хуайшань Хан увидел еду на столике. На его лице появилось удивительное выражение: казалось, что он вспомнил, что сидит в ресторане и для чего вообще предназначены подобные заведения.
— Я проголодался, — заметил он.
Сделав это заявление, он принялся за клецки, предварительно обильно полив их соевым и острым томатным соусами.
До окончания трапезы они не промолвили больше ни слова. Хуайшань Хан быстро расправился с тем, что лежало у него на тарелке и, отложив в сторону палочки, задумчиво уставился куда-то в пространство перед собой. Он не обращал никакого внимания на собеседника, точно тот внезапно исчез, растаяв в воздухе, или, того больше, вовсе не существовал.
Тем не менее, когда Чжинь Канши закончил есть, и официант принес чай, Хуайшань Хан промолвил:
— Где вы служили, когда были в армии, Чжинь тон ши?
— По большей части в Камбодже, — ответил Чжинь Канши. — Так же, как и полковник Ху.
— А, наш друг Ху... Общение с красными кхмерами не прошло для него даром, не правда ли? Он перенял у них кое-какие довольно мрачные трюки. — Хуайшань Хан зловеще рассмеялся. — Его душа черна, словно опаленное огнем дерево.
— Можно сказать, что и так, — задумчиво согласился Чжинь. — Полковник был дважды ранен. Первое ранение оказалось пустяковым. Однако во второй раз ему повезло меньше. Трассирующая пуля угодила ему в живот. Он нуждался в сложной операции. Ему вырезали кишку длиной в метр. С тех пор боли в животе преследуют его. — Чжинь пожал плечами. — Надо думать, поэтому он с такой горечью вспоминает наше наступление в Камбодже. Собственные страдания заставили его забыть о насущных интересах Китая.
— Русские поддерживали Северный Вьетнам. Американцы, сменив французов, по примеру последних соблазняли сладкозвучными посулами принца Сианука.
— Китай выбрал наиболее простое, с моей точки зрения, решение. Он принял сторону восставших красных кхмеров. Их варварство и жестокость в сложившихся тогда обстоятельствах были вполне оправданны, вы не находите? Они были вынуждены каленым железом выжигать все остатки политического и морального растления, составлявшего прошлое целого народа. После чего им предстояло соорудить на пепелище новый режим, новое государство, новое общество.
Хуайшань Хан пристально всматривался в лицо собеседника.
— Расскажите мне, Чжинь тон ши, какой была Камбоджа в то время? — попросил он.
Чжинь Канши резким движением отодвинул от себя пустую тарелку. От целой рыбины на ней не осталось ничего, даже костей.
— Вам приходилось бывать в аду? — осведомился он. Впервые за все время своего знакомства с Хуайшань Ханом он увидел такое выражение. Выражение, запечатлевшее нечто совсем иное, чем внутренняя боль и всепоглощающая жажда чести, к которой, несмотря на постоянные заявления Хана о его озабоченности будущим Китая, казалось, сводился для него смысл жизни.
— Ад, — сказал старик, — это место, в котором я провел последние тридцать восемь лет.
— Уехал? Куда? — спросила Блисс.
— В Японию.
— Куда? В какое место?
— Об этом знает только он, боу-сек, —ласково промолвил Цунь. — Не нам спрашивать о том, куда и зачем держит путь великий Чжуань.
Блисс уловила в его тоне какие-то настораживающие нотки, но была слишком расстроена и сбита с толку, чтобы обратить на них более пристальное внимание.
— Почему его нет? — вновь удрученно воскликнула она.
Блисс только что приехала из больницы, где ее мозг подвергли всем тестам и анализам, какие только существовали в медицинской науке. Так и не обнаружив ничего, что позволило бы вынести окончательное заключение, врачи предложили Блисс пробыть в больнице еще несколько дней: им очень хотелось продолжить обследование, но она отказалась.
— Что у меня не так? — спросила она их.
— Мы не знаем, — последовал ответ. У нее перед носом очутились белью полосы бумаги, исчерченные волнистыми линиями. — Мы предлагаем вам остаться у нас еще на некоторое время.
—Зачем?
— Чтобы мы смогли разобраться.
— В чем разобраться?
— В том, почему все наши тесты дают отрицательный результат.
— Значит, что-то все-таки не так?
— Нам ничего не удалось обнаружить. Пока.
— А ЭКГ? — Всякий раз разговор возвращался к энцефалограмме, не дававшей им покоя.
— На ней ясно выражены пики, один или два из которых имеют некоторое расхождение с нормой.
— Стало быть, по вашему мнению, какая-то проблема все же есть?
— Нам пока об этом ничего не известно. Пока. Если бы вы согласились остаться еще на...
Блисс уехала оттуда, порядком устав от загадочных ответов врачей. Эти люди походили на древнегреческих оракулов: они не говорили пациентам ничего определенного, оставляя их наедине со своими страхами.
Три бригады рабочих трудились в поте лица, ремонтируя судно ее отца. Сам Цунь Три Клятвы, выбрав из своей обширной флотилии другую джонку, поставил ее на якорь возле первой и разместился там вместе с семьей. Туда он и отвез Блисс, забрав ее из больницы.
Он ни словом не обмолвился о Джейке и его отъезде в Японию до тех пор, пока они не взошли на борт. Блисс неоднократно пыталась расспрашивать его о своем возлюбленном еще в больнице, но ему всякий раз удавалось уходить от ответа. У нее хватало поводов для тревог, так что незачем было добавлять новые.
— Так куда же в Японии он отправился? — повторила она свой вопрос.
— Этого я не знаю, боу-сек. —Он пожал плечами. — Скорее всего в Токио. Там, кажется, живет его друг из якудзы?
—Микио Комото? Да.
— Якудзаимеет непосредственное отношение к убийству Цзяна. Джейк поехал в Японию, чтобы самому на месте разобраться во всем.
Только теперь Блисс почувствовала, в каком необычно напряженном состоянии пребывает ее отец. Так и должно быть, —подумала она. — Ведь Ши Чжилинь был для него всем.
С того самого момента, когда Блисс пришла в сознание, она изо всех сил старалась не думать о Чжуане. Впрочем, в больнице она большую часть времени спала, Напичканная до бесчувствия снотворным. Случалось, у нее бывали видения, полные света и чудесных ощущений. Ей снилось, будто она плывет или летит. Ей снились облака, такие близкие и реальные, что ей хотелось дотронуться до них рукой. Иногда она видела во сне гигантские сферы, такие огромные, что в ее воображении могла бы поместиться только небольшая часть любой из них. Эти сферы величественно вращались в необъятном пространстве мрака, расцвеченного яркими блестками.