1730 год. Август. Переэкзаменовка (СИ) - Кучер Павел Алексеевич. Страница 30

– Да-с… Прикольно! А как к вашим вещевым потребляторам тут массы относятся? Небось, завидуют?

– Ненавидят, всеми фибрами души! И купчишки, и дворянство, и ремеслуха. По той же самой причине.

– Так это же… даже здесь, даже у нас там (Земля-1 это "там"?) – считай скатерть самобранка. Почему?

– Потреблятор отменяет престиж обладания. Шлепает вещи по цене сырья… Грубо говоря – рубль за килограмм… Вдобавок, любая шмотка – эксклюзив, точно по мерке. Ни подарить, ни продать, ни перешить, сразу всем видно, что перешито. Если есть швы-разрезы, значит с чужого плеча одежка. Тут за это убивают.

– Не понял… Чем, им всем, хорошие красивые вещи задаром не угодили? Аня, хоть ты мне объясни…

– Дима, – а сама нехорошо напряглась, вроде обидел, – Ты чужой… Привык каждый день есть досыта и носить штаны без заплаток… Тебе, через ум, не объяснить, что красивая одежка – это символ, знак… А за знак отвечать надо… Мужик ходит в лаптях-валенках, барин – в туфлях-сапогах. Каждому своё. Если дать мужику сапоги по цене лаптей – барин обидится. Если мужик увидит, что сапоги не кожа, а кирза – он ещё сильнее обидится. Обманули! А если хоть раз их, – кивает на Петьку, – одежку наденет, так всем чужой…

– Ещё и боятся, наверное, что вы этим даровым добром однажды вразнос и оптом торговать начнете…

– Боятся! Все боятся. Даже когда даром раздаем – от страха трясутся. В святой воде полощат… И при первом же случае – снова своё напялить норовят, – это снова Петр подписался, – чужое, оно завсегда пугает.

– Не чужое, а непонятное, – Анка немного расслабилась, – Вас же до сих пор за умрунов почитают. Что душу живую из людей тащат и свою натуру вставляют. Вот и боятся-шарахаются… раз деваться некуда. Я помню, когда к вам в воспитание попала – чуть жива осталась, со страху себя не помнила… И как через три года, на каникулы, приехала, меня никто из родни на порог дома не пустил. Шепчут – не живая, подменили! Обидно, – всхлипывает, – До сих пор! Дурни суеверные… Выдумали, тоже – "красивая, как утопленница"…

– Угу, – бурчит под нос Петька, – Так везде… раз потреблятор нельзя ни украсть, ни отнять, ни купить, ни сделать самим – значит, он гадость. Тут и думать не надо – "колдовство умрунов", всё сказано. Хоть кол на голове теши… Но, зато так вроде бы самим не обидно… "Зелен виноград, сука, зелен!"

– Весело вы тут живете…

– Не то слово… Зато интересно!

– А что мешает спрятать такой потреблятор, где-нибудь в тихом месте и спокойно клепать барахло на продажу, в промышленных масштабах? Ковать звонкую монету, так сказать, не посвящая в подробности?

– Всё мешает! В первую очередь – идея агрегата. Он же рассчитан на штучные вещи! Как в рассказе Шекли. Даже 5 раз подряд сделать одно и то же трудновато. Функции "массовое производство" просто нет!

– Так это же – полная дурь! – сорвалось… но Анка уже весело прыскает в кулак, – Я разве не то сказал?

– Дима, ты не обижайся, индустрия готового платья – это ваш ХХ век. А здесь, и тысячи лет до нас, все всегда кроили на заказ, по фигуре. Что может быть иначе, никто не представляет. Что можно снять размеры и ввести их дистанционно, не стоя перед сканером самому, воображения не хватает. А и хватит – не выйдет, нет в потребляторе такой функции. Специально нет. Во избежание проблем… Мы же честные! – опять смех, заливается серебряный колокольчик, – Надо штаны – приходи, сними мерку и получи. Надо рубаху – тоже… Даром! А продать… Если новое, готовое, но ни разу не надеванное – значит краденное, или грабленое…

– Я ещё они уверены, кто добровольно на себя из потреблятора вещи надевает, хоть один раз, он за них продает "зеркальнику" свою душу. – Петр криво усмехается, – Таких в церковь не пускают, святых таинств лишают и хоронят, как самоубийц, за оградой кладбища. А если в дом приносит – нечисть у себя привечает. Оно народу надо? Запугали сами себя, до потери чувства реальности, а мы отдувайся… Деньги, монетами, правда, берут охотно. Типа "к серебру не пристает"… Так что бы монету прямо ковать, торговать не надо – серебра у нас навалом. И золота… Какую хочешь чеканку сделаем… деньги выходят лучше настоящих.

– Выходит, вы тут со своими достижениями – не пришей к пи… (ой, чуть не вырвалось, тоже окосел!) рукав? Свой собственный, автономный, параллельный мир… Без точек соприкосновения с окружением?

– Если бы! – Петька досадливо машет рукой, пошатывается и хватается за стол, – Вон она, наша "точка касания" – на тахте. И никому от этого не легче – злобы вокруг ещё больше… Пополам с завистью. Поняли?

Ничего я ещё не понял. Пока хоть запомнить пытаюсь. Благо, что поддатый (двух банок довольно таки крепкого пива "гомонукулу" хватило с головой) Петька ораторствует с жаром. Нашел себе "свежие уши"… Ну и внимание от неприятной ему самому темы отвлекает… не без того. Ладно, так и быть, послушаю. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке…

– Дядь Дим, вы всего пол дня с нами, но уже четко заметили, как меня Анка по всем статьям забивает. Чего стесняться? Факт! Хотя я читаю с шести годов, и школу кончил, и ремеслуху, и в "политехе" заочно. А она из крестьянской курной избы к нам попала. В десять лет! Неграмотная, больная и зашуганная. А иначе, лета через три, её бы уже замуж отдали… или как ведьму уморили… Глаз у неё дурной… и языкатая больно!

– В зеркало глянь, трепло несчастное! – объект обсуждения перевернулся на живот, уютно подложив руки под подбородок, – Если я вижу, что человек скотина – так ему и говорю. Всегда! На правду обижаться?

– Видели? Она не может иначе! По-другому, ей "крышу рвет"… Наш человек, однозначно! Алмаз без огранки. Ай-кю – за сто девяносто, эйдетическая память, способности к анализу ситуаций – как у чемпиона мира по шахматам и абсолютный слух… был. До менингита… За пять лет книжек прочла больше, чем я за пятнадцать… и первый "диссер", скорее всего, в этом году защитит, экстерном… Играючи! Слышали, что Василий Иванович на обеде рассказывал? Неделю в архиве поработала и два дня по Версалю пошаталась… Людей, насквозь видит! Таких девок рождается – одна на миллион. Раз в сто лет. Был у неё в деревне шанс?

– Шанс есть всегда! – Анка встала на четвереньки, потягивается всем телом, как кошка, – Например, в омут с головой. Раз такая судьба… Всё равно родня считают и будут считать, что в меня беса подсадили…

– Ещё и фаталистка!

– Фильтруй базар, чемпион…

– Её "на карандаш" совсем мелкой взяли, на медосмотре. Между делом ментоскопом "пощупали" – так стрелка на ограничитель легла… Видно, как у ребятенка голова варит. И что? Потом 3 года по уезду искали. Спрятали! Нам сказали, что умерла. К дальней-предальней родне отправили, под страшным секретом… как только в селах скрывать умеют… Общинники, блин! От упырей родную кровиночку спасали! Если бы она не простудилась, да почти при смерти, к случайной медицинской бригаде не попала – кранты. Без памяти её привезли. В коме. Откачали. А свои похоронили! С попом и гробом. Крест на кладбище стоит… Все заодно!

– Попа я потом навестила, – голос с кровати звучит потрясающе спокойно, – Метрику выправлять – мне запись из церковной книги понадобилась. Слабачок! Пусть уж себе живет… заикой… Одну бабушку жалко. Обижали они её – теперь боятся… Собственный дом заведу – сразу к себе заберу, жить. Внуков нянчить…

– А как в тот раз за тобой, всей деревней, в ночь, с топорами и осиновыми кольями гнались – забыла?

– А как от меня, той же толпой, бежали и по погребам прятались? "Марголин" с ноктовизором рулят!

– Ребята, а оно вам вообще надо? Неужели так трудно, по-хорошему, с людьми договориться?