Вознесение к термагантам (рассказ) - ван Ластбадер Эрик. Страница 11
— Нет, ты знал, Билли. — Она подвела меня к картине с изображением лесной поляны, залитой солнечным светом и чем-то неуловимым, что, как только что созданная ею реальность, было чем-то гораздо большим. — Тот день, когда я пустила тебе кровь и ты ударил меня в ответ, был нашим общением, нашим объединением. До того я плавала в приступах отчаяния и суицидальных мыслях. Ты подтвердил мое право на существование, подтвердил, что я — человек. — Она улыбнулась. — Вав, Гимел, Далет — они кусочки моей личности, и все они любят тебя безоглядно.
Я преодолел стыд.
— Боже мой, я даже не представлял себе...
— А как бы ты мог? — ласково спросила она. Казалось, она теперь держала меня, как раньше держал ее я. — Все хорошо, Билли. Потому что я могла заглянуть в душу тебе. Я знала, что там.
— Но я тебя никогда не навещал!
— И все равно мы не теряли связи, правда? Потому что Донателла мне все о тебе рассказывала.
— Она говорила с тобой обо мне?
— Она только о тебе и говорила, Билли. И она так хорошо это делала, что ты будто был со мной в одной комнате. — Темные ее глаза всмотрелись в мои. — Она приходила все время, даже после развода.
— Я не знал.
— Она и сейчас здесь.
Я огляделся:
— В этом доме?
Голос ее гас, как пламя свечи.
— Нет, у моей кровати. Время наступает, Билли. Я умираю.
— Нет! — притянул я ее к себе, крепко обняв. — Я этого не допущу! Я не утрачу тебя, только найдя.
Лили покачала головой:
— У каждого из нас свое время, Билли. Мое пришло и ушло.
— Тогда мы останемся здесь, в фантастическом мире, который ты создала. Я буду тебя защищать. Никто и ничто не причинит тебе вреда.
— Ох, Билли!
Она качала головой, когда я выводил ее в коридор. Но я отпрянул, только заглянув за перила. Там ничего не было. Весь первый этаж скрылся в странном жемчужно-сером тумане.
— Какого черта...
— Этот мир уходит, Билли. Я слабею. Я уже не могу его удержать.
— Тогда научи меня, как построить его снова! Я силен. Я сделаю все, что потребуется. — Туман уже клубился вверх по лестнице, и все, чего он касался, сливалось с ним. Он дошел до второго этажа, и все правое крыло исчезло. Я схватил Лили за руку, и мы побежали по тому, что еще осталось от коридора. — Быстрее! Скажи мне, как это восстановить!
— Это не поможет, Билли. Смерть не обманешь.
— Но я не хочу, чтобы ты умерла!
За нами серый туман одну за другой поглощал дивные картины детства.
— А я не хочу покидать тебя, — сказала Лили, когда мы дошли до главной спальни. — Но я должна.
— Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать! — молил я ее.
Теперь она ввела меня в комнату.
— Закрой дверь и запри, — сказала она. Сделав это, я заметил, что она сильно побледнела. Она упала мне на руки, и я отнес ее под огромный балдахин. Когда я бережно положил ее на кровать, она подняла глаза и сказала: — Всю жизнь я хотела когда-нибудь поспать на такой кровати. — Она поглядела на балдахин; я видел, как ее глаза художницы отмечают все оттенки его цвета, формы, текстуры. — Он как небо, правда? — прошептала она.
— Да, — ответил я. — Именно такой он. Как небо. — У нее на лбу и на верхней губе выступила испарина. — Лили...
Она повернула глаза ко мне.
— Что?
— Я люблю тебя.
— Я знаю, Билли. Знаю.
Я уронил голову ей на живот, и мы долго обнимали друг друга. Потом она очень слабо позвала меня по имени. Дрожь прошла по моему телу.
— Не надо хотеть от Донателлы, чтобы она тебя любила больше, чем любит, — шепнула Лили. — Не жалей о том, что у вас с ней было.
— Но это все кончено.
— Да. — Она вздохнула. — Кончено. Но ты смотри вперед.
— Я не знаю, что ждет впереди.
— Да, — шепнула она исчезающим голосом. — Но ведь в этом-то и смысл?
И тут я заплакал, о ней и о себе — но еще и о нас, потому что то, что было у нас краткий миг, исчезло. И меня не было при ней в момент ее конца. Как я завидовал Донателле! Как я заново оценил ее за дружбу и преданность Лили!
Открыв глаза, я увидел, что стою в переулке за «Геликоном». В руке у меня был цветок лотоса чистейшей белизны. Касаясь тонких лепестков, я знал, что это Лили оставила мне доказательством, что наше время с ней не было галлюцинацией, вызванной временным помешательством или мескалем.
Вдруг я вспомнил о Майке. Дернув дверь, я влетел в бар, готовый звонить 911.
— Ну, друг, — заметил Майк со своего обычного места за стойкой, — ты отливал, как пьяный слон!
Ошеломленный, я только мигнул.
— Чего?
Где разбитые бутылки и зеркало, где дыры от пуль и кровь? Кровь Майка?
— Слушай, черт побери! Ты... ничего с тобой не случилось?
— Если не считать свалившейся горы счетов для оплаты, ничего, — ответил Майк. — А что могло?
— Но ты же погиб, вот что! — Я дико осмотрелся. — Где тот псих с пистолетом?
— Единственный псих, которого я сегодня видел, это ты. Кроме тебя, сегодня утром тут вообще никого не было. — Майк поглядел на меня с каменной мордой. — Слушай, ты ведь уже два мескаля принял. Может, сделаешь перерыв и поешь? Я тебе яичницу сделаю.
Я заглянул в свою излюбленную кабинку, высматривая оставленные мной пустые бокалы, но не увидел на столе ничего, кроме кругов от стаканов, следов былых разгулов.
— Но я же выпил три!
— Да? — Майк почерневшей лопаткой выложил на сковородку жир. Разбил туда же пару яиц, и они зашипели. — Тогда, сын мой, ты начал еще дома, потому что здесь ты выпил только два.
— Погоди минутку. — Я все вертел в руках цветок лотоса, думая о Лили и той силе, которой смог достичь ее разум. — Который час?
Майк все с тем же озадаченным лицом посмотрел на часы на стене.
— Десять двадцать восемь.
— Утро понедельника, так?
Бедный Майк посмотрел на меня так, будто не знал, то ли следить за яичницей, то ли звать ребят из дурдома.
— Да, а что?
— Не знаю, — сказал я ему. Но я, наверное, знал. Звонок от Германа был в десять тридцать. Кажется, я оказался перед тем моментом, когда это все началось. Было ли это последнее необычное действие, выполненное Лили силой ее разума, чтобы дать нам шанс оказаться вместе еще раз до ее смерти? — Но у меня есть такое забавное чувство, что сейчас зазвонит телефон.
— Ага! — огрызнулся он. — А меня зовут Рудольф В. Джулиани [2].
Телефон зазвонил, и Майк подпрыгнул.
— Ну и ну! — произнес он, пялясь на меня.
— Наверное, мне стоит снять трубку. — Я взял трубку и услышал голос Германа. Ага, именно так Лили и сделала. Я подмигнул Майку. — Это меня.
2
Мэр Нью-Йорка.