Изгой (СИ) - Шатров Дмитрий. Страница 34
К горлу подкатил ком, на сердце заскребли кошки, кулаки сжались так, что ногти впились в ладонь. Верить отчаянно не хотелось, но факты — упрямая вещь. Я только что потерял вторую семью. Тех, кто меня любил, оберегал… заботился обо мне. Хорошо, пусть не обо мне — о Мишеньке, но сути дел это никак не меняло. Там погибли близкие люди, которых я знал и к кому мог обратиться за помощью. Единственные близкие люди…
Меня заколотило от новой боли утраты, но больше от гнева. Кто-то должен за это ответить. И мне срочно надо туда. Чтобы на месте со всем разобраться.
«Конечно… Едемте, — поддержал меня Мишенька, со скрытым рыданием в голосе. — Быстрее… такси… Ой что это?»
«Ты тоже их видишь?», — удивился я.
Ответа не дождался. Похоже, мелкий просто кивнул.
В голове появилась трёхмерная картинка весов — две прозрачные чаши, подвешенные на цепях на одном коромысле. С похожими обычно изображают Фемиду — богиню законности и правосудия — но у меня они про другое. Одна чаша была заполнена красным раствором до самых краёв и сильно перевешивала вторую, где на донышке зеленела узкая лужица.
Это открылась новая суб-способность «Инсайта». «Весы шансов».
«И что они означают?» — продолжал недоумевать Мишенька, на время отвлёкшись от переживаний.
«Сигнализируют, что решение мы приняли хреновое. Видишь, отрицательная чаша, как перевесила? И она красная. Девяносто семь процентов, что возвращение вылезет нам сильно боком».
«Это всего лишь глупая картинка у нас в голове! — неожиданно вспылил он. — А там мои родители! Мёртвые! Мы просто не можем не ехать!»
Мишенька держался лучше, чем ожидалось, но сейчас почти истерил. Его чувства я разделял и понимал, как никто. Поэтому не стал огрызаться. Но и своим Дарам привык доверять.
«Погоди. Дай подумать», — практически попросил я, стараясь придать интонациям мягкость, чтобы его успокоить.
Не помогло.
«Это всё из-за вас! Если бы не вы, родители были бы живы! Ненавижу вас! Ненавижу!», — в сердцах выкрикнул Мишенька и ушёл в себя. Горевать.
Я же, с камнем на сердце, принялся качать ситуацию дальше.
Внимание привлёк ещё один снимок в газете. Поменьше и похуже качеством — его сделали со стороны въезда в поместье и разместили ближе к концу статьи. Крупное зерно мешало разобрать детали, но кое-что удалось рассмотреть. Ворота с цветочным рисунком, вывороченные внутрь. У кромки леса — силуэт бронехода, с гербом моего Рода и дырами пробоин на корпусе. Участок дороги с воронками, как после бомбёжки. Всё это — явные последствия боя с применением тяжёлой техники и крупных калибров.
«И после такого они подозревают в убийстве меня⁈ Да тут не меньше взвода работало!»
Похоже, последнюю фразу я сказал вслух.
— Прими мои соболезнования, Мишель, — раздался над ухом баритон Менделеева. — И прости, что влезаю, но здесь одиночка с боевой магией вполне мог бы управиться.
Я воспринял последнюю фразу, как обвинение, поднял на него пустой взгляд и процедил, печатая каждое слово:
— Меня изгнали, потому что магией не владею.
— Ох, прости, Мишель. Не подумал, что говорю. Язык мой, враг мой, — зачастил Менделеев слова извинений, но в конце всё же добавил. — Но в любом случае не советую сейчас туда ехать.
— Почему?
Не то чтобы я сам не понимал очевидных причин, просто хотел послушать стороннюю точку зрения.
— Смотри, здесь даже по первому фото понятно. Пожар ещё тушат, медики не все трупы собрали, и жандармские следователи даже не приступили к работе…
— Где ты тут их увидел?
— А вон те трое, рядом с фургоном. Это они. Так вот, ещё никто ни ухом, ни рылом, а выводы уже сделали и отдали в печать. Ни на какие мысли тебя не наводит?
— Статью могли позже написать? — неуверенно предположил я. — Когда уже всё закончилось…
— Вряд ли. Скандал громкий, поэтому, скорее всего, сдали в печать вместе со снимками. Плюс тебя объявили убийцей, причём, до окончания следствия, хотя там и дураку ясно, что это не ты. Награду за твою голову объявили в тот же день, это с нашей-то бюрократией. Отсюда следует что?
— Что?
— Статья заказная, это совершенно понятно. Ещё раз соболезную твоему горю, Мишель, но тебя крепко подставили. И подставил кто-то очень влиятельный. Не догадываешься, кто бы мог это быть?
«Догадываешься…»
На ум приходила только одна фамилия, у кого есть и возможности, и мотивы. Несвицкий.
«Весы» подтвердили предположение на девяносто девять процентов.
Да тут и без весов всё понятно. Логическая цепочка выстраивалась простая. Насколько я понял, князь ещё до моего появления копал под отца. Потом на суде пытался опустить наш Род в статусе и урезать в правах. Баранынский тоже намекал на его нездоровый интерес к должности Хранителя Регалий… Но самое грустное, в обвинениях Мишеньки была доля истины. Не откажись я от Рода, Несвицкий бы получил желаемое, и не пошёл бы на крайние меры… Вот так оно и бывает. Хочешь, как лучше, а получается, как всегда.
Я скрипнул зубами и оставил самокопания. Сейчас не до этого. Я определился, кто виноват, теперь осталось решить, что делать.
Не ехать — неправильно.
Ехать — глупо и, я бы даже сказал, безрассудно.
Чем я им там помогу? Постою на пепелище? В образе скорбящего Мишеньки сопли на кулак помотаю? Вот то-то и оно. К тому же, я в розыске, и меня возьмут в оборот, едва появлюсь на пороге имения. Повесят всех собак, каких смогут, потом доказывай что не верблюд. И если всё так серьёзно, как кажется, меня завалят ещё в КПЗ, или где тут подследственных держат. Уверен, Несвицкий шанс не упустит.
«Весы»? Дали за подобный исход девяносто восемь процентов.
«Ёкарный бабай, вот ведь дерьмовая ситуация, — выругался я про себя. — Похоже, быстро вопрос не решу».
Нужен план и план долгосрочный. Но с какой стороны подступиться, я пока не совсем представлял.
Пока понятно было одно: Несвицкий перешёл черту и его однозначно надо наказывать. Причём, публично, с доказательствами вины и по местным правилам. И для начала нужно снять с себя обвинения. Вернуть статус и титул тоже не помешало бы. У простолюдина, тем более у изгоя, против князя шансов практически нет. Если выступать в открытую, разумеется. Плюс, нужно где то раздобыть деньги для свободы манёвра. Нет, грохнуть его по-тихому я и так мог, но, боюсь, в среде щепетильных аристо такую выходку не оценят…
— Тебе сейчас адвокат нужен… — отвлёк меня от размышлений Дмитрий и тут же сам себя перебил. — Слушай, ты же Смолокуров!
— И что?
— Даже странно, что ты спрашиваешь. У вас в роду должен быть целый штат юристов.
— Я изгнан. Забыл? Мне нельзя пользоваться возможностями Рода.
Ну не рассказывать же ему, что я всего месяц, как здесь очутился, из которого недели две проболел. Мелкий мог знать, но он не ответил. Я специально спросил.
— Тогда хороший знакомый из полицейских чинов, — продолжал накидывать варианты Дмитрий. — Желательно с большими погонами и тот, которому доверяешь. Есть такой?
— У меня? Смеёшься? Откуда? Хотя погоди…
В памяти всплыл городовой с бляхой за номером 12545. Не то чтобы сильно знакомый, не говоря уже о доверии и погонах, но альтернатив у меня просто не было. Он единственный мой знакомый из полиции, с кем я хоть как-то контачил.
— Всё, давай, береги себя, — попрощался я с Менделеевым, пряча газету за пазуху. — Я побежал.
— Я с тобой, — шагнул он следом, ни секунды не сомневавшись.
— У тебя своих проблем не хватает? — обернулся я с удивлением.
— Ну, знаешь ли, у тебя их тоже, как оказалось, немало. И тем не менее ты вмешался, когда меня похищали, — спокойно возразил он.
— Смотри сам, — не стал разубеждать я. — Решение за тобой.
— Я уже всё решил. Погоди, только за обед расплачусь. И вещи наши возьму.
Такси брать не стали — до Спасской горки было недалеко.
Нам повезло. Городовой, бляха номер 12545, оказался на месте.
Он лениво прохаживался по своему обычному маршруту на границе с нехорошим районом. Меня он заметил ещё на подходе, остановился и застыл в выжидательной позе, наблюдая за моим приближением сквозь зеркальный щиток.