Изгой (СИ) - Шатров Дмитрий. Страница 5

— А что за Совет, перед которым надо отчитываться? — осторожно спросил я.

— Совет Высших Родов, — ещё больше погрустнел Мишенька.

— И чем он так страшен?

— Судом Чистой Крови. Судить теперь меня будут. Меня, папеньку и весь наш Род.

— Судить? — удивился я, не понимая к тому причины. — Но за что?

— Не хочу обсуждать это с первым встречным, — замкнулся вдруг Мишенька. — И вообще, мне надо побыть с собою наедине.

Смешно. Особенно если учесть, что мы в одной голове. И тем не менее ощущение чужого присутствия пропало.

Я пожал плечами: как хочешь. Только я не первый встречный. И расхлёбывать это дерьмо придётся нам вместе. Хотя с подходом моего визави, скорее всего, мне одному.

Полежав так ещё минут десять, я расслабился и присоединился разумом к спящему телу.

— Мишенька, сынок, доброе утро! — разбудил меня мамин голос.

Шурша юбками, она ворвалась в мою комнату, отдёрнула шторы и распахнула окна, впуская внутрь свежесть утра, соловьиные трели и аромат сосновой хвои.

— Утро добрым не бывает, — буркнул я и накрылся с головой одеялом.

Не потому, что вставать не хотел. Просто знать, что матушка умерла и видеть её вот так в новом обличии, то ещё испытание. Должно пройти время, чтобы смириться с потерей родных. И привыкнуть к обретению новых.

— Вставай, милый, пора завтракать. Тебе нужно поскорее набраться сил!

Это да, здесь она права полностью. Силы мне очень скоро понадобятся. Хотя завтрак я представлял себе немного иначе. В комнату просеменила Аглая в прежнем наряде и поставила поднос на специальных ножках прямо на одеяло. Я даже руки вытащить не успел.

На подносе обнаружилась тарелка с бульоном, блюдце с сухариками, травяной чай в фарфоровой чашке и хрустальная розетка с брусничным вареньем.

— Это что? Вся еда? — возмутился я, готовый сожрать как минимум поросёнка.

— Это диета такая. Пётр Петрович назначил, — извиняющимся тоном объяснила маменька.

— Так пусть переназначит, ваш Пётр Петрович, — капризно потребовал я. — Не хочу суп. Хочу мяса!

Судя по всему, я верно отыгрывал обычное Мишенькино поведение. Ни у кого не возникло даже тени сомнений, что я это он. Глаза Аглаи беспокойно забегали. Маменька же, для вида нахмурив брови, принялась меня уговаривать нарочито строгим голосом:

— Не озорничайте, молодой человек. Не в вашем положении с лекарем спорить. Аглая, не слушай его. Приступай.

«Ещё не хватало, чтобы меня с ложечки кормили, как маленького», — мысленно возмутился я.

Но только открыл рот, чтобы высказаться, по зубам стукнула ложка и на язык плеснул горячий бульон. С сухариками. В принципе, для начала сойдёт. Я выхлебал всю тарелку и доел, запивая чаем, варенье в аккурат до прихода доктора.

— Как самочувствие нашего выздоравливающего? — вкатился в комнату Пётр Петрович, сияя очками, улыбкой и отблесками солнца на лысине.

— Вашими молитвами, — невежливо буркнул я, кивком отгоняя Аглаю, что утирала мне рот шитой салфеточкой.

Хорошего настроения доктора ничто не могло омрачить, и я бы непременно заразился его позитивом, если бы не случилось всё то, что случилось. Собственная смерть, перенос в другой мир, да и чужое тело, не сильно располагало к хорошим манерам.

— Ну-тес, юноша, посмотрим, — пропустил он моё замечание мимо ушей и отодвинув служанку за талию, сменил её у изголовья кровати. — Так-с, вверх посмотрите… За пальчиком, за пальчиком… да-с… язычок высунем, высунем язычок… скажем: «а-а-а-а»… Прелестно, прелестно…

Он сопровождал своё бормотание действием. Оттянул поочерёдно мне веки. Поводил перед глазами толстым, как венская сарделька, пальцем, заставил вывалить язык. Я послушно делал всё, что он говорил. Закончив с лицом, док откинул одеяло и приступил к осмотру непосредственно организма. Мял мышцы, живот, простукивал грудь, заставил сжимать его руку. В оконцовке прошёлся резиновым молоточком по всем суставам и остался доволен рефлексами.

— Вы знаете, любезная Лизавета Григорьевна, — обернулся к матушке он, вытирая руки влажной салфеткой, — Всё гораздо лучше, чем я мог ожидать. Мишенька семимильными шагами идёт на поправку.

— Дай-то бог, Пётр Петрович, дай-то бог, — покивала головой она, сложив руки в молитвенном жесте.

Я же его оптимизма не разделял.

Вчера не успел, а сегодня в подробностях рассмотрел своё новое тело, и увиденное мне не понравилось. Тонкие ноги, слабые руки, кожа бледная, словно его (Мишеньку, я имею в виду) месяцами в подвале держали. Живот дряблый, без малейшего намёка на кубики пресса. Силы в пальцах практически нет… Как он себя до такого довёл? Даже странно, при таком-то отце. Неудивительно, что батюшка его не жаловал. Хотя… может, это болезнь так сказалась. Я же ничего не знал про инициацию…

Тем временем Пётр Петрович открыл саквояж, погремел там склянками-инструментами, достал пузырёк и пакетик из вощёной бумаги.

— Это принимать по столовой ложке два раз в день. А порошочки — трижды после еды. Лизавета Григорьевна, будьте добры, проследите. Порошочки горькие, Мишеньке не понравится, — попросил матушку док, выставив лекарства на край комода.

— Не извольте сомневаться, Пётр Петрович, — заверила его матушка. — Сделаем всё, что прикажете.

— Ну-тес, полноте, Лизавета Григорьевна, — деланно засмущался он. — Мне ли приказывать…

«Ну, ёкарный бабай, сколько можно-то» — скривился я. Подобная манера общения начала вызывать у меня тошноту.

— Слышь, док, — бесцеремонно прервал я их расшаркивания. — А нельзя ли как-то побыстрее. Ну типа магию применить, чтоб я здесь полудохлым бревном не валялся.

— Фи, Мишенька, где твоё воспитание? Нельзя же так грубо… — охнула маменька и всплеснула руками.

— Ничего страшного, Лизавета Григорьевна. Это последствия кризиса, скорее всего, вызванные частичным отёком мозга, — успокоил её Пётр Петрович и перевёл внимательный взгляд на меня. — Безусловно, юноша прав, и магию мы тоже подключим. Но всему своё время.

Я заткнулся, соображая, не ляпнул ли чего лишнего. Он же приступил к манипуляциям, которые проделывал накануне: поменял благовония и активировал кристалл-яйцо. Единственно в сон меня погружать не стал. После чего попросил всех удалиться из комнаты и, пообещав наведаться вечером, вышел сам.

Оставшись один, я первым делом решил выяснить, что с моими Дарами. Пусть щегол-Мишенька экзамены провалил, но я-то — не Мишенька. И опыт подсказывал, что способности мне ох как понадобятся. Не зря же мой визави погрустнел при упоминании Совета Высших Родов. А Суд Чистой Крови — даже название страшное и говорило само за себя. Суд — это всегда неприятности. А неприятности лучше встретить во всеоружии.

Со всеоружием была полная жопа.

Это я понял, едва активировал умение «Визора».

Глава 3

Из арсенала «Визора», конкретно у меня, была единственная суб-способность — «Панорама».

Способность простенькая, но и она сейчас не далась. Ощущение полёта прервалось виртуальным ударом макушкой о потолок, и я увидел комнату с высоты люстры. Вообще-то рассчитывал рассмотреть дом и окрестности, но все попытки подняться выше закончились крахом. Меня словно за ноги кто-то держал, не давая взлететь.

— Да чтоб тебя, — ругнулся я и активировал «Сдвиг» из набора «Кинетика».

Склянка, оставленная доктором на комоде, должна была проехаться по столешнице и разбиться о стену. Ну, или как минимум упасть с другой стороны. Та дрогнула… и всех эффектов. «Метатель» и «Взлом» — способности из той же оперы — я даже трогать не стал, чтобы лишнего не расстраиваться. Смысла нет, раз уж с первой не получилось.

— Эй! Как там тебя… Аглая! Зайди! — позвал я, испытывая прилив панических настроений.

Дверь приоткрылась, в щель заглянула перепуганная служанка.

— Чего изволите, барин?

«Чего изволю? Сиськи пусть, что ли, покажет… Да ладно, шучу я так, на нервной почве. Мне сейчас её сиськи в хрен не впились. Мне сейчас надо способности Псионика испытать. Для начала… пусть нос, скажем, почешет… — я вперился в глаза девушки гипнотическим взглядом и мысленно повторил приказ, ясно и чётко: — 'Почеши. Нос».