Небо в кармане 2! (СИ) - Малыгин Владимир. Страница 30

— Позже. Вечером перед приёмом. Рассказывайте дальше.

— А дальше ещё интереснее. Мо́лодец мало того, что принялся усердно учиться, так он ещё и изобретательством занялся. Построил один планер, потом вот этот самолёт…

— Как же, помню доклад о пожаре в усадьбе, — кивнул император. — Поджог?

— Да, поджог. Из зависти.

— Разобрались?

— Так точно. Полицейские отработали грамотно, нашли поджигателя. Ничего особенного, но за ним подстрекатель стоял. Тут-то и всплыл тот кончик ниточки Удомских. Там сложнее, но мы присматриваем.

— Да, не выпускайте из вида это дело и докладывайте мне обо всём. Вы правы, странного в нём хватает. С патентами что? На самом деле всё сам придумал, или помог кто?

— На самом деле, сам.

— Александр Ильич, я вам всецело доверяю, но чтобы настолько молодой человек без должного инженерного образования придумал все эти вещи… И, даже более того, построил один летающий аэроплан, потом другой, лучше первого. И даже перелетел на нём сюда… Быть этого не может, даже если у него и было отличное общее образование. Откуда? Кто его всему этому учил, в какой гимназии? Не напомните, что вам ответил Жуковский? Самородок? Снова на те же грабли наступим? Один гений, другой… Мне одного Сандро хватило с его изобретениями на всю жизнь! Все только денег просят, а их нет! — Александр Александрович замолчал, отдышался, оглянулся на замершую в отдалению свиту. Нашёл взглядом Александра Михайловича, тот как раз увлечённо рассматривал стоящий на поле аэроплан, и, уже остывая, хмыкнул. — Самородок, надо же. Не оскудела земля русская талантами…

Мария Фёдоровна едва заметно погладила кончиками пальцев предплечье мужа, и император благодарно улыбнулся супруге, вздохнул и прикрыл на мгновение глаза.

— А из Берлина что говорят? Этот, как там его? — тут император замялся, снова скосил глаза на супругу, ожидая подсказки. И императрица не подвела, тут же что-то шепнула мужу на ухо. — Благодарю, дорогая. Конечно же, Луцкий! Вы же связывались с ним для консультации? Что он там сказал по этому поводу? То же, что и я? Невозможно? А аэроплан — вот, прямо перед нами! И он превосходно, как оказалось, летает. Настолько превосходно, что за границей просто обзавидуются. С мотором Яковлева, между прочим. Хорошо хоть не заграничным. Кстати, вы закончили расследование происшествия в Пскове?

— К сожалению, ничего нового доложить не могу. Или это досадная случайность, или действовал специалист высокого класса.

— Полагаете, наши добрые друзья начали суетиться?

— Кто, если не они? У них там нет ничего подобного. Да вы, Ваше Императорское Величество, и сами видели, какие у них аэропланы. Они все и сотой доли того не могут проделать, что мы сегодня своими глазами наблюдали. А если учесть результаты испытаний, о которых докладывал Степан Прокопьевич Валевачев, то…

— То придётся вам обеспечить постоянный присмотр за этим молодым человеком!

— Будет сделано, Ваше императорское величество.

— Заодно и понятно станет, охотится ли кто-то за ним на самом деле, или все эти происшествия сиречь досадная случайность.

— Так точно, Ваше Императорское Величество.

— Кстати, ГАУ уже выкупило этот аэроплан? Или они уже успели «положить под сукно» ваше требование о выкупе?

— Тянут, Ваше Императорское Величество.

— Ничего, сегодня же им напомню…

Журналисты с блокнотами наседают, карандашами своими чуть ли не в лицо тычут. Да ещё и вопят сильно, стараются друг друга перекричать. Перед работодателями выслуживаются, понятно. Фотографы с камерами наседают, то в одну сторону повернуться просят, то в другую. То им вид героический прими, то рядом с самолётом встань, то за пропеллер подержись. А у меня от запахов сгоревшего магния в горле першит. Да ещё и зажмуриваться при вспышке не моги! Кошмар-р…

И ни одна зараза водички не удосужилась предложить. А ведь кроме как попить нам с Паньшиным и ещё одно важное дело сделать необходимо. Всё-таки столько часов в небе, а отлить некуда.

Среди спонсоров-мужчин и одна женщина оказалась. Имён я не запомнил, да и не ставил перед собой такой цели, просто зафиксировал, что дама, что знатная, и пока мне этого достаточно. Ещё успею всех запомнить. Мне уже объяснили, что в Гатчину не только мы с адвокатом приглашены, но и все устроители нашего перелёта. Ну и пресса будет обязательно, куда же без неё.

От журналистов отбился, то есть не то, что сам отбрыкался, скорее владельцы газет разогнали своих подчинённых. А там и Паньшин кого-то додумался спросить насчёт туалета и перекуса. Нас с ним сразу сопроводили в здание центральной трибуны, а там уже и столы сервированы. Скатерти белоснежные искрятся крахмальной синевой, от сверкающего в лучах солнца хрусталя в глазах рябит, умопомрачительные запахи с ума сводят, настолько я проголодался. Но, первым делом мужественно прошёл в туалетную комнату и уже потом был приглашён к небольшому столику в углу огромной столовой залы.

Проходя мимо накрытого стола, зацепился взглядом за жареных поросят, споткнулся на осетровых, остановился на красной и чёрной икре горками. Про штофы и графины даже не упоминаю, тут их столько, что и говорить не нужно.

А на маленьком столике сиротливо присутствовали два полных бокала с сельтерской водой, две же накрахмаленные и оттого не желающие складываться, жёсткие салфетки. Полупустую бутылку с остатками воды наготове держал стоящий рядышком услужливый официант.

— Господа, в ложе Император с государыней императрицей присутствуют, публика томится в ожидании продолжения празднества, поэтому предлагаю сейчас быстренько утолить жажду и вернуться на поле. Сам банкет проведём после окончания торжеств. Все согласны? — извинился распорядитель.

Ответом было наше общее с Александром Карловичем молчаливое согласие. Никто из нас ни до чего не дотронулся, взглядов голодных на накрытый стол не бросал, развернулись и направились в сторону выхода из залы. Лишь я задержался на минуту — подхватил ближайший ко мне бокал и осушил его содержимое несколькими большими глотками. Поставил опустевший бокал на стол, подхватил жёсткую салфетку, промокнул губы и поспешил вслед за Паньшиным.

Только сейчас сообразил, что за самолётом никто не присматривает? Выскочил на поле, зажмурил глаза от попавшего в них яркого солнца, через узенькие щелочки умудрился оглядеть поле, целый вроде бы как самолёт и оцепление вокруг него. Пока стоял, в руки сунули букет цветов, нацепили на шею какую-то ленту, шихнули прямо в лицо вспышкой фотоаппарата. Фотографа быстро спровадили прочь, а меня подхватил под руку и потянул дальше по живому коридору распорядитель. Перебирает ножками и на ходу приговаривает:

— Нужно торопиться, ваша светлость, государь ждать не любит.

— А вы распорядились бензин к самолёту доставить? И хорошо бы масло долить, — наконец-то привык к яркому солнцу и открыл глаза. Первым делом осмотрел букет в своих руках, потом на ленту глянул. Разукрасили всего, как новогоднюю ёлку. Хотел снять, а букет отдать восторженным поклонникам, да распорядитель каким-то чудом предугадал моё желание избавиться от лишней обузы и тут же предостерёг:

— Ни в коем случае этого не делайте, Николай Дмитриевич. На вас сейчас весь ипподром смотрит, нельзя поклонникам подобное небрежение выказывать!

Нельзя, так нельзя. Потерплю до самолёта.

Распорядитель тут же приказал кому-то подвезти топливо для нашей летающей коляски, напомнил про масло, и всё это прозвучало как бы между прочим. Основным вопросом было — где плакаты?

Оказалось, они давно уже лежат рядом с кабиной.

Подошли, глянул я на эту кипу бумаги и озадачился. Да мы так сутки провозимся и то всё не разбросаем. Похоже, у меня на лице всё моё сомнение было написано огромными буквами, потому что распорядитель тут же постарался объяснить:

— Сегодня вот эту часть разбросаете, завтра вон ту, послезавтра остальное…

— Сколько в этой части весу? — вздохнул. И тут же уточнил, увидев полное непонимание в глазах распорядителя. — сколько эта кипа бумаги весит? А то вдруг мы с ней взлететь не сможем?