Небо в кармане 2! (СИ) - Малыгин Владимир. Страница 42

«Бред сивой кобылы! Рано мне ещё к тебе!» — вспышка ярости разгоняет сумерки в моей голове, и я уже не ангел, и Александровскую колонну во всей её красе наблюдаю перед собой. И если тотчас не отверну в сторону, то не видать мне больше ни…

А ничего не видать! Ну, кроме ангелов на небесах, само собой. Да и насчёт «рано» тогда я точно ошибся! И следом ещё одна мыслишка проскользнула. И заставила хмыкнуть и мгновенно прийти в себя. А всего-то и подумалось — упадёт колонна или нет, если я в неё врежусь? И почему ангел золотой? Серый же вроде бы должен быть? Или это у нас серый…

Рву ручку резко изо всех сил на себя, ударившая перегрузка заставляет взвыть от боли в боку и в… Да всё тело моё сейчас одна сплошная болючая рана! Эта боль, а, может быть, и кровопотеря, здорово туманит сознание, отчего становится всё равно и совсем не страшно, и приближающаяся брусчатка не вызывает никакой паники. Какой может быть страх при такой боли? Стоп! Это уже было со мной совсем недавно. Только вместо брусчатки ТАМ в лобовое стекло летели зелёные сосны…

А ведь я так и падаю правым крылом вниз. И у меня пассажир в кабине!

Как только осознал этот факт, так сразу и толкнул левую педаль, да ещё и крен постарался выправить, убрать. Боли нет! Ничего нет, кроме самолёта и надвигающейся брусчатки. Эх, сейчас бы вывести обороты мотора на максимал, и был бы шанс уйти от столкновения с землёй!

Высоты не хватит… Не успею я вывести самолёт из падения. Не пикирования и не планирования, а именно что падения осенним листом вниз.

Мне повезло, что тяги не перебило, что конструкция самолёта получилась удачной, что рули слушаются, что удалось в последние мгновения перед ударом о землю выровнять аппарат по горизонту. Удалось, но не спасло. Так ровненько и шмякнулись брюхом о брусчатку! Почти. По крайней мере, в первый момент именно так показалось.

Но первый и основной удар приняла на себя стойка шасси!

Застонала от удара, но самортизировала калёная дуга, выполнила своё основное предназначение, погасила остаточную вертикальную. Правда, при этом здорово просела и почти выпрямилась в ровную линию, самолёт лишь слегка коснулся брюхом каменной мостовой, как она тут же распрямилась, спружинила и подбросила аппарат вверх. И не выдержала, лопнула. Жалобный звон настрадавшегося, но с честью выполнившего своё основное предназначение металла в кабине услышал.

И плоскости чуть ли не до брусчатки опустились, в центроплане подозрительный треск ломающегося дерева раздался. Отвалятся или нет?

Не отвалились, хрустнули, но на месте остались! Вот когда в очередной раз помянул добрым словом усадебных мастеров, кузнеца и плотника, Прокопыча и Емельяна Федотыча.

Подпрыгнули хорошо, зависли, а ещё горизонтальная скорость никуда не делась, плюс разворачивающий момент появился. И закружились мы над мостовой подобно карусели. Какие педали? Самому бы на сиденье удержаться! Нет, педаль в противоположную вращению сторону двинул, не без того, да толку-то!

В разбитый лобовик то Зимний вижу, то Главный штаб, то Дворцовую площадь с замершими на месте конными экипажами вокруг колонны, то Штаб Гвардейского Корпуса.

И поступательная никуда не делась, несёмся мы по инерции прямо на… А куда? Вроде бы как на угол Корпуса? Или на угол Главштаба? Ничего, осталось совсем немного, сейчас и узнаю, куда именно…

Эх, мне бы в проезд между этими двумя зданиями попасть! Он же широкий! Должен проскочить, просто обязан. Там два таких самолётика на встречных курсах разойдутся бортами. Вращение замедляется, скорость падает, и я хорошо вижу, как разбегаются в испуге прохожие, как со всех ног улепётывают прочь с моего пути испуганные лошади, запряжённые в коляски и экипажи. Работаю педалями, шевелю ручкой управления в попытках выровнять самолёт и направить его в этот проезд. Нам в него обязательно попасть нужно! Иначе ждёт меня лобовой удар о каменную гвардейскую стену, и он явно не будет способствовать остаткам нашего с Карловичем здоровья. Лошади же… Разбегутся!

Конструкция самолёта благополучно выдержала и разрушительный обстрел, и даже столкновение с земной поверхностью. Но судьба-злодейка решила на этом не останавливаться, ухмыльнулась в ответ на мою преждевременную радость и в очередной раз развернулась ко мне своей филейной частью.

Сначала проваливается в пустоту левая педаль. Волосы на голове встают дыбом в самом буквальном смысле, когда нога не ощущает никакой связи с рулём направления. Аппарат тут же начинает разворачивать вправо, как раз носом на Главштаб. Ещё успеваю компенсировать этот отказ креном, но трещит за спиной хвостовая балка. А крен окончательно добивает центроплан. Правое крыло выламывается вверх, улетает куда-то за спину. Только что и успеваю покрепче вцепиться в ручку управления, как самолёт резко переворачивает на правый бок!

Валюсь раненым боком вниз, насколько позволяют ремни. Прямо на безвольное тело Паньшина, и оно смягчает моё падение.

Так и скользим по камням мостовой на боку прямо в стену, на ходу нещадно обдирая лак, обшивку и снимая стружку с деревянных деталей фюзеляжа. Вдобавок то и дело цепляем мостовую железными стяжками и шпильками центроплана и обломками шасси.

Зато скорость окончательно потеряли, торможение получилось уж очень эффективным. Поэтому и столкновение со стеной вышло не таким критичным. Всего-то сорвало двигатель с опор моторной рамы и отломилось левое крыло, пошло по инерции вперёд. И законцовкой разбило окно на первом этаже Главштаба. Уж это-то я успел сообразить, догадался по характерному звону.

Боль вернулась. Навалилась со всех сторон, да так сильно, что меркнет свет в глазах. Зажмуриваюсь, шиплю что-то матерное сквозь плотно стиснутые зубы, жду, когда хоть чуточку станет легче, что отступит она немного. Жду, да не совсем. Левой расстёгиваю замок ремней и наваливаюсь всем телом на Александра Карловича. Бедолага застонал, вроде бы как попытался даже безуспешно зашевелиться, а я обрадовался — жив мой пассажир!

— Эй⁉ — доносится сбоку мужской обеспокоенный голос. — Вы там живые?

А я в ответ только еле различимый сип из себя смог извлечь! Рёбра болят настолько сильно, что не вздохнуть, ни… Выдохнуть!

— Не слышишь, что ли, как стонут? И даже шевелятся оба, — отвечает кто-то вместо меня. — Сами не вылезут, нет. Вытаскивать обоих нужно…

«Ну, наконец-то! Хоть кто-то сообразил!» — обрадовался услышанному.

— Врач нужен, — тут же авторитетно заявил ещё кто-то. — Они же в крови все. Без доктора я бы не советовал их трогать.

— И что? Так и оставить их внутри без помощи? — а это уже кто-то из женщин решился высказать своё возмущение бездействием зевак. — Они же кровью истекут, пока вы тут рассуждаете!

— Это да, могут и истечь, — согласился с возмущённой женщиной авторитетный. И присоветовал. — Через верх их нужно вытаскивать!

— Ну и чего же вы тогда стоите? Лезьте! — не успокаивается женщина.

«Решительная какая. И настойчивая», — восхитился. От подобной заботы даже как-то легче стало. А выбираться отсюда и впрямь поскорее нужно. Из покорёженного бака бензин капает, уже лужица приличная набежала. Хорошо ещё, что испаряется. Испаряется…

Носом уловил запах сигаретного дыма. Ох, ты! Задёргался поактивнее. Ну, это я так думал, что поактивнее. Зеваки меня тут же просветили насчёт моих заблуждений о собственной подвижности:

— Гляньте-ка, этот вроде бы как шевельнулся!

И тут же активистка обрадовалась:

— Если сам шевелится, значит, можно вытаскивать!

«Можно, можно, приступайте уже к спасательным работам», — матерюсь про себя от бессилия.

Дальше — просто. Набежавшие добровольные помощники под комментарии любопытствующих зевак вытащили нас через единственно доступный выход, через левую дверь. Для этого пришлось вытягивать нас из кабины за руки, иначе бы не пролезли в тесный дверной проём.

В первый момент ещё ничего, когда за запястья ухватили и потянули вверх, даже обрадовался, что смог рассмотреть место ранения. Пуля через мышцу навылет прошла. Сосуды крупные вроде бы как не задела, иначе бы я уже точно того, к ангелам бы отправился. А натекло с меня, как с поросёнка, так раны же! И бок, бок же ещё. Но что с ним я уже не смог разглядеть, потому что меня уже потянули дальше, и стало не до разглядываний себя любимого. Боль была жуткая. Не выдержал подобного издевательства над дорогим моему сердцу организмом и благополучно отключился.