Рыцари былого и грядущего. Том I (СИ) - Катканов Сергей Юрьевич. Страница 145

Несколько арвильцев рядом с ним встали на колени и вскоре большинство последовали их примеру. Из коленоприклонной толпы раздавались возгласы:

— Прости нас, грешных, прости!

— У меня ли вы должны просить прощенья? Просите прощения у Христа, против которого вы враждовали, подняв руку на имущество Ордена Храма. Тамплиеры в Святой Земле крови своей не щадят, охраняя Гроб Господень, отстаивая стены Святого Града. Рабочие-христиане, которые день и ночь трудятся над восстановлением поруганных святынь, не всегда имеют хлеб. Мы выращиваем хлеб здесь и посылаем туда, чтобы не умерли с голода славные труженики Христовы. Мы торгуем на рынке, чтобы потом купить коней, доспехи и мечи для славных рыцарей-храмовников, которые тоже порой голодают, но просят нас лишь об одном — дайте нам оружие. Не будет у тамплиеров здесь торговли — не будет у тамплиеров там мечей. Сколько славных рыцарей вы оставили безоружными перед лицом врага?

— Мы отдадим всё своё имущество во искупление своей вины! Мы готовы понести любое наказание! — покаянная экзальтация в толпе достигла высшей степени. Эмери, разрывавший своё сердце перед толпой, всё же не терял хладнокровия, так же как никогда не терял его в горячке боя. Он всем нутром почувствовал, что пора «понижать градус» кипения толпы.

— Господь видит искренность вашего раскаянья. Вы получили прощение. Наказания не будет. Не надо отдавать всё своё имущество. Но вы не позднее, чем завтра своими руками должны полностью восстановить разрушенные лавки тамплиеров. Если кто-то захочет сделать пожертвование Ордену — воля ваша, но это не обязательно. Главное — живите в мире с Господом, с Церковью, с Орденом. И Господь не оставит вас, и Орден всегда защитит.

Эмери хотел уже заканчивать, но услышал дикий смех. Посмотрев в ту сторону, откуда он раздавался, командор увидел наглую, самодовольную морду, не усомнившись в том, что это и есть сеньор Мондубло — главный подстрекатель. Мондубло, похоже, был очень глупым, если не понял, что сегодня — не его день и ему лучше не соваться на рынок. И всё же его появление создало большую проблему. Эмери испугался, что толпа сейчас разорвёт на части бесноватого сеньора, после чего тамплиеры никак не смогут предотвратить репрессий против арвильцев и вся ответственность за это падёт на Орден. Эмери без труда мог заткнуть зловонную пасть Мондубло, но к чему это приведёт?

Сеньор де Мондубло, между тем, почувствовал себя хозяином положения:

— Ну и дураки же вы все, если верите вракам этого проходимца. Тамплиеры сами — враги Церкви. Все знают, что командорство укрывает колдуна.

К этому выпаду Эмери был готов:

— Ты кто такой, чтобы судить об этом? Думаю, ты сам продал душу дьяволу. Кто нас рассудит? Лекаря мы не укрывали в командорстве, а задержали для суда инквизиции. Я сам отвезу его в Париж, где он даст объяснения инквизиторам, и если лекарь окажется виновным, я своей рукой подожгу костёр, на который он взойдёт. А вот что делать с тобой, шакал, поднявший руку на церковное имущество? Может быть, Господь рассудит нас при помощи стали?

— Как ты будешь сражаться со мной, несчастный калека? — опять расхохотался Мондубло, совершив ещё одну ошибку.

Эмери поднял вверх покалеченную руку, пальцы которой были неестественно скрючены:

— Смотрите, люди Арвиля! Страшный разбойник покалечил мою руку в том бою. Но я, с помощью Божьей, прикончил его одной левой. Бог поможет мне одолеть и этого злодея. Да свершится правосудие Божие!

Эмери соскочил с бочки и выхватил кинжал, меча при нём не было. В сердце своём он взмолился: «Господи, помоги мне повергнуть его, не убив и даже не поранив». Мондубло выхватил двуручный меч, предвкушая лёгкую победу. Все расступились.

Задача Эмери оказалась не очень сложной. Он легко уходил от неуклюжих и совершенно дурацких ударов жирного и неповоротливого Мондубло. Улучив момент, Эмери что было сил пнул его в грудь. Туша противника завалилась на спину. С проворством пантеры командор вскочил на него, одну ногу поставив на грудь, а другую — на кисть правой руки. Кажется, под ногой хрустнуло несколько рёбер. «Не беда, — подумал Эмери, — крови не будет».

Со всех сторон неслись восторженные возгласы:

— Правосудие Божие свершилось! Слава Ордену Храма! Слава доблестному тамплиеру! Слава герою Святой Земли!

Эмери восстановил дыхание и громко, на весь рынок, воскликнул:

— Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу!

Эсташ встречал Эмери, с распростёртыми объятьями:

— В Тампле только и горят, что про битву под Арвилем.

— Должно быть, преувеличивают. Мондубло оказался очень слабым противником, и опрокинуть его не составило никакого труда.

— Я не про эту битву. Мондубло — пустяк. Любой наш сержант без труда завалил бы его в случае официально назначенного Божьего суда. Но не известно, как восприняли бы арвильцы такой поединок. Про нас и так уже поговаривают, что тамплиеры склонны все свои финансовые проблемы решать с помощью меча. Мы проигрываем войну на сердца христиан. Отношение к Ордену становится всё более напряжённым. А ты завоевал сердца арвильцев, и это была победа воистину славная. В этом высший смысл существования Ордена — завоёвывать сердца для Христа.

— И в Святой Земле — тоже?

— Конечно.

— Там мы просто пронзаем сердца острой сталью. Про тамплиеров говорят, что мы чаще моемся в крови, чем другие — в воде. Я вспоминаю убитого мной предводителя бандитов — Ходжу. Это был великий человек. Хотел бы иметь такого друга. Но как, интересно, я мог завоевать его сердце? Был только один вариант — убить.

— Битва за сердце Ходжи была проиграна задолго до того, как ты с ним встретился. Я знаю про этого человека достаточно. В детстве он был рабом у христиан в Триполи. Его били и морили голодом, обращались хуже, чем со скотиной. Как, по-твоему, он должен был после этого относиться ко всем христианам?

— Он отказывался принять христианство?

— А ты думаешь, ему предлагали? Если бы раб принял христианство, его пришлось бы освободить. Выбор между имуществом и Христом хозяева мальчика сделали в пользу имущества. Кто-то когда-то проиграл битву за их сердца, а, вероятнее всего, никто за них и не сражался. Ты понимаешь теперь суть и смысл той работы, которую тебе предстоит делать? Либо Орден приобретает сердца, либо теряет всё.

— Значит, мои противники — не люди, а драконы.

— Разумеется, — отрезал Эсташ, похоже нисколько не удивлённый такой постановкой вопроса.

— Вы были в Святой Земле? — Эмери перескочил на другую тему, пожалуй, слишком резко, но Эсташ не удивился:

— Только в Аскалоне. А потом… южнее Аскалона. Гораздо южнее.

— Но южнее Аскалона ничего нет, точнее — там уже сарацинские земли — Аравия, Египет.

— А что южнее Египта?

— Не знаю. Наверное, пустыня.

— Верно. А за той пустыней — великое христианское государство.

— Быть не может! Я слышал про царство пресвитера Иоанна, но думал, что это сказка. Ещё слышал, что там — земной рай.

— Если перед тобой — ангел, значит, там — рай. Однако, перед тобой — великий грешник.

— А пресвитер Иоанн — тоже выдумка?

— Да как тебе сказать. Оставь за финансистом право на тайну. Скажу только, что там правит могучий христианский император. Об этом тоже много не болтай. А то у нас народ впечатлительный.

— Что же вы делали при дворе этого императора? Занимались финансами?

— Не без этого, но это, как всегда, не главное, а главное везде одно и тоже — битва за сердца. Негус, таков титул императора, вёл войну с сарацинами. Он укрылся в горах, а сарацины захватили побережье. Надо было пробудить в прибрежных племенах дух сопротивления, зажечь пламя веры в их сердцах. Мне пришлось это делать чуть ли не в одиночку.

— Значит, вы служили негусу?

— Я всегда служил только Ордену. Благодаря восстанию прибрежных племён, мы сковали огромные силы сарацин, которые иначе могли быть переброшены в Святую Землю и тогда уже сейчас в Палестине не было бы ни одного христианского государства.