Рыцари былого и грядущего. Том I (СИ) - Катканов Сергей Юрьевич. Страница 89

Роланд не пытался прервать молчание друга, не желая мешать его внутренней работе. Наконец, Гуго заговорил сам и, как всегда, от него можно было ждать каких угодно слов, только не тех, которые он произнёс:

— Как мне нравится, брат Роланд, ваша цистерианская сутана — белоснежная, с чёрным оплечьем и капюшоном.

— Да, мне она тоже очень нравится. Раньше я любил белые плащи, а когда стал монахом — охотно принял это чёрное дополнение.

— Белые плащи. Белые плащи. А ты слышал, брат Роланд, про белых всадников под Антиохией?

— Эта история известна любому христианину на Святой Земле. Наши не смогли бы тогда победить без помощи Небес. В самый тяжёлый момент боя, когда, казалось, всё было потеряно, крестоносцы увидели неведомых белых всадников в белых одеждах, которые сражались на их стороне. Благодаря им, наши победили.

— Так вот и хотелось бы мне, брат Роланд, — мечтательно вымолвил Гуго, — чтобы мы с тобой были, как те белые всадники. Не в том, конечно, смысле, что мы должны стать ангелами, но мы должны стать земным подобием небесных ангельских воинств. А это значит — всегда приходить на помощь братьям-христианам в самую тяжёлую для них минуту. Подражать ангелам — что может быть лучше! Пусть антиохийское чудо станет на Святой земле привычным и ежедневным! Давай носить белые плащи!

— Давай. Тем более, что воевать в цистерианской сутане будет явно несподручно.

— О, ваша сутана не будет забыта. Мы сделаем из неё флаг.

— Как это?

— Ну, не в буквальном смысле, конечно. Но флаг нашего Ордена будет напоминать цистерианскую сутану — белые с чёрной полоской сверху.

— Гуго, я вижу, ты уже немало всего напридумывал. О каком Ордене ты говоришь? Ты решил стать госпитальером?

— Нет, я никогда не стану госпитальером, потому что я буду воевать. Я много думал об Ордене всадников святого Иоанна. Интереснейшее начинание — рыцари создали монашеский Орден. Они стали монахами, но остались при этом рыцарями. Это значит, они создали рыцарский Орден, а таковых христианский мир ещё не знал. Их чёрные плащи с былыми крестами — не сутаны. Это рыцарские плащи, хотя и не вызывает сомнений, что госпитальеры — хорошие монахи.

Очарование Ордена братьев-иоанитов с тем как раз и связано, что де Торн и де Пюи с друзьями — боевые герои.

— Боевые герои, возненавидевшие войну.

— Вот-вот. Вместо того, чтобы очистить войну за веру от бесовской грязи, они вообще отвергли войну, как слишком грязное для них дело. А поскольку из войска ушли самые чистые рыцари — война стала ещё грязнее. При этом Орден госпитальеров существует в Иерусалиме лишь благодаря тому, что кто-то за них эту грязь всё-таки разгребает.

— Только, ради Бога, друг мой, не говори больше об этом де Пюи. Ты его в могилу сведёшь своей логикой.

— Не буду, не буду. Де Пюи — славный рыцарь, и в душе он всегда останется рыцарем. Но омерзительная резня после иерусалимского штурма сломала его. Его дальнейшие поступки продиктованы не здравым смыслом и не религиозным рвением, а этим сломом. Но мы создадим друзой Орден. Орден рыцарей, которых не сломить.

— А не слишком ли много мы на себя в этом случае возьмём?

— Давай возьмём ровно столько, сколько сможем унести. Ты проследи, от чего я отталкиваюсь и к чему прихожу. Крестоносцы порой ведут себя недостойно и не благородно, не по-рыцарски и не по-христиански. Ни нам, ни госпитальерам это не нравится. Ни мы, ни госпитальеры не можем переделать всё крестоносное войско так, чтобы оно нам нравилось. Даже добрые христиане среди крестоносцев, это порою психопаты, пьянеющие от крови, не говоря уже о том, что среди крестоносцев далеко не все — добрые христиане. Многие пришли сюда не для того, чтобы служить Христу, а для того, чтобы грабить. Нам это не изменить. Войско всегда будет состоять из людей очень разных. До такой степени разных, что, порою, стыдно к этому войску принадлежать. Но на этом наше согласие с госпитальерами заканчивается, потому что их путь — уйти из войска, а наш путь — создать свой отряд, не повреждённый обычным пороком воинов, утопающих в крови.

— Но как же мы его создадим?

— Скажи мне, мы с тобой никогда не будем убивать безоружных?

— Конечно, не будем.

— А неужели ты думаешь, что нас с тобой таких лишь двое на всю Палестину? Постепенно к нам присоединятся рыцари, родственные нам по духу. Это будет особая порода рыцарей. Если другие убивают безоружных, то наша главная задача, напротив — защищать безоружных. Если другие грабят — мы берём себе лишь скромное пропитание. И чтобы никто из нас ничего себе не брал, у нас, как у монахов, будет всё общее. Если другие берут себе женщин, как военную добычу — мы храним монашеское целомудрие. Скажи мне, что тут невозможного? Ведь такие рыцари есть, их надо только объединить под нашим чёрно-белым знаменем. На эту мысль меня натолкнул де Пюи. Его бурный протест против крестоносных бесчинств очень сильно на меня подействовал и заставил искать выход, но не такой, какой выбрал он.

— Да… Его рассказ о море крови в Соломоновом храме веял инфернальной жутью…

— Мы отмоем Соломонов храм! Отмоем молитвенными слезами и боевым потом. Этот храм не будет символом кровавого безумия. Мы сделаем его символом жертвенного христианского бескорыстия.

— Там сейчас дворец короля Балдуина, который, кажется, не очень-то тебя жалует.

— Да я не в обиде на короля. У него сто забот. Ему не разорваться. Мы всё будем делать сами, ни у кого не испрашивая помощи. Король будет только рад. Мы ещё поймём друг друга.

— Вот ещё загвоздка. Даже Орден иоанитов, идея которого куда более привычна и обычна, Церковь до сих пор не признала. Боевой монашеский Орден — тем более не признают.

— Да какое нам дело до признания? Мы никому ничего не будем доказывать и никакого признания не станем добиваться. Кто нам запретит защищать паломников? Кто нам запретит жить в целомудрии и нестяжании?

— Гуго, ты всё время говоришь «мы». А ты бы хотя бы спросил меня, нравятся ли мне твои идеи?

— Да, брат Роланд, прости, увлёкся.

— Я с тобой, брат Гуго.

Вскоре братья окончательно выздоровели и пришли попрощаться к Раймонду де Пюи.

— Нам совсем не обязательно прощаться, доблестные юноши. Денег у вас нет и, судя по всему — не предвидится. Вам будет трудно найти жильё в Иерусалиме. Вы можете продолжать жить в нашем госпитале. Мы не возьмём с вас денег. Я уже говорил с де Торном.

— Спасибо вам, благороднейший де Пюи, — очень прочувствованно сказал Гуго. — Простите за всё. Мы высоко чтим ваше христолюбие. Но у нас свой путь. Мы будем создавать свой Орден.

Гуго вкратце рассказал госпитальеру о своём замысле. Де Пюи выслушал его молча, потом ещё помолчал некоторое время и медленно, раздельно произнёс:

— Может быть, ваше начинание ожидает великое будущее. А может быть и нет. Не знаю. Ваш благородный порыв в чём-то близок моей душе. Хотя остаются весьма серьёзные сомнения. Я уже не в том возрасте, чтобы спешить с окончательными выводами. Впрочем, моё предложение остаётся в силе. Дело ваше не скорое. Поживите пока в нашем госпитале, а там видно будет.

Гуго и Роланд молча, но горячо обняли госпитальера. Они приняли его предложение, но сейчас им надо было идти. Де Пюи задумался, видимо, решая, стоит ли ему поделиться некоторой мыслью. Роланд вопросительно посмотрел на него и госпитальер решился:

— У меня тоже есть одна идея не из разряда обычных. Сынишка нашего араба Иоанна подрос. Он ревностный христианин, рвётся в бой, мечтает отдать жизнь за Христа. Крестоносцы не примут к себе араба и рыцарем ему не быть. Но, может быть, вы будете брать мальчонку с собой, в ваши рейды? Он прекрасно владеет приёмами восточного боя, великолепно знает местные условия, говорит по-нашему. Он может быть вам очень полезен.

— И как зовут этого доблестного арабского юношу? — Гуго уже внутренне согласился взять его с собой.

— В крещении — Иаков. Мы зовём его просто Жак.