Игры Эн Ро Гримм (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна. Страница 26

И – зашагал в сторону города.

Глава 8. ЗОВ СКРИПКИ

Дорога оказалась оживлённой.

Время от времени Джека заставляли глотать пыль быстрые повозки и всадники – а то и целые кавалькады; сам он, в свою очередь, обгонял тех, кто шёл пешком, не так торопливо и размашисто. Иногда на пути встречались места, где можно сделать передышку: то трактир с подворьем, то старое раскидистое дерево, а близ него – родник, обложенный камнями… Остановившись попить воды из такого источника, Джек зацепился языками с одной болтливой кумушкой, возвращавшейся в родной город с двумя дочерями и слепым отцом, у которого на шее болтался затёртый мешочек с землёй; дальше они шли все вместе. Женщина оказалась вдовой, но отнюдь не печальной: смолоду муж бил её и потаскивал за рыжие косы и, когда он помер наконец, упившись зелёного вина, горевать она не стала. Отослала весточку сестре, у которой в городе была ткацкая мастерская, и, быстро собравшись, двинулась в путь вместе с семейством. Вниманию молодого и, что уж греха таить, смазливого попутчика она только обрадовалась, а последние крохи недоверия исчезли, когда в трактире Джек заплатил не только за свой обед, но и за лишних четыре миски похлёбки.

Вдовушка оказалась неистощимым источником сплетен о людях, которых он никогда не встречал и вряд ли бы встретил; но, так или иначе, вместе идти было веселее – и безопаснее.

Путь до города занял почти два дня. На телеге, разумеется, вышло бы быстрее, но торговец Сайко, скорее всего, с самого начала не собирался ему помогать. Иначе с чего бы он обрадовался появлению подозрительного незнакомца? Гораздо более естественной выглядела реакция охранницы: снести голову топором на всякий случай, а если не выйдет, так поскорее убежать… Поразмыслив немного, Джек решил, что торговец действовал слишком уж ловко. Возможно, он проворачивал фокус с договором не впервые – и не обязательно с игроками.

«Нести проклятие до того, как исполнит три службы у ведьм – или до своей смерти, – мысленно повторил Джек про себя последний пункт. – М-да, видимо, люди, как правило, вскоре помирали, не от самого проклятия, так из-за ведьм».

Оптимизма это всё, увы, не внушало.

Город близ Гиблого ущелья назывался Рог-на-Меже – или просто Рог, для краткости. Как гласила местная легенда, однажды в незапамятные времена охотники загнали тут прекрасного оленя, и каждый считал, что добыча принадлежит ему. Один тянул в одну сторону, а другой – в другую, пока рог, за который держали спорщики, не обломился. Олень убежал, живой и невредимый; а старший охотник так разгневался, что расколол ближайшую гору надвое, а спорщиков обратил в гончих собак.

Так появилось Гиблое ущелье – совершенно безопасное во все дни, кроме полнолуния, когда по дну его смертельной волной прокатывалась свора призрачных гончих.

О том, что стало с отломившимся рогом, история умалчивала, но на гербе города гордо красовался олень.

В профиль, для пущей загадочности.

Джек прошёл в город вместе с временными попутчиками, прямо через главные ворота, но почти сразу же сослался на вымышленные дела и сбежал. На въезде с него взяли пошлину – мелкую медную монетку; присовокупив к ней ещё одну, он получил от стражницы пару дельных советов: где можно перекусить, а где – переночевать за разумную плату, куда лучше не соваться и чего не делать, чтоб не нарваться на неприятности; в частности, запрещалось торговать без особого дозволения, попрошайничать и ещё почему-то брехать на площади по-собачьи.

– А по-лисьи? – спросил Джек из чистого озорства.

Стражница, немолодая женщина с раскосыми глазами, уставилась на него как на идиота.

– Лисы тявкают, – произнесла она наконец и вернулась к своим обязанностям.

Было ещё раннее утро. Густой туман, неизменный спутник последних недель, наконец рассеялся. В разрывах серых облаков всё чаще мелькало небо, ярко-голубое, но уже по-зимнему далёкое и холодное; пахло близким дождём. Булыжные мостовые блестели, как отполированные с воском, а крыши из разноцветной черепицы – красные и оранжевые, зелёные, чёрные, серые и синие – напоминали почему-то о детских кукольных домиках или о передвижных цирковых шатрах. На главной площади бушевала ярмарка: там готовились к какому-то празднику и бойко сколачивали не то сцену для уличного театра, не то помост для публичной казни… Джек собрался было заглянуть туда и разузнать, что к чему, а заодно и позавтракать пирожком с передвижного прилавка и кружкой пунша, но тут издали услышал пронзительные, будоражащие звуки скрипки – да так и замер.

– Ну его, этот завтрак, – пробормотал он, рефлекторно набрасывая капюшон на голову, хотя роскошный рыжий мех был куда приметней, чем немытая рыжая шевелюра. – Не такой уж я голодный. А вот привести себя в порядок не помешало бы.

К собственному огромному удивлению, на лавку брадобрея он наткнулся почти сразу же. За ростовой стеклянной витриной – стекло было таким же чистым и прозрачным, как и где-нибудь в Йоркшире, но гораздо более толстым – кудрявый и румяный мастер с двумя подмастерьями порхал вокруг высоких деревянных кресел, обитых красным бархатом. В креслах возлежали клиенты, со всем возможным комфортом водрузив ноги на специальные приступки. Один, уже побритый и напомаженный, читал газету, самую настоящую, и пил что-то из тонкой белой чашки.

«Хоть бы кофе», – с тоской загадал Джек.

Увы, в лавке пахло только мылом, одеколоном – и травами.

Побриться у подмастерья с серой мыльной пеной стоило две медные монетки. У мастера с тёплым полотенцем, с душистой лавандовой водой и увлажняющим лосьоном – уже одну серебряную. Джек поскрёб изрядно отросшую бороду, которая, к сожалению, не стала гуще и красивее, только завилась дурацкими кудряшками… и полез за серебром.

– Может, укрепляющего здоровье чаю? Домашнего печенья тётушки Лу? Газету? – засуетился мастер, почуяв лёгкие деньги. – Массаж ушей?

Джек окинул взглядом фарфоровые чаши и кувшины, крохотные ароматные банки и склянки, блестящие ножницы и бритвы, помазки, выстроенные по размеру, и обречённо кивнул:

– Давайте всё! Только, это… – засомневался он, заметив, как радостно схватился за бритву мастер. – Уши не трогайте.

«Чай» оказался густым, чуть маслянистым даже, крепким, терпким, с землистым запахом, немного напоминающим пуэр. Бодрило это странное зелье на славу, а в печенье загадочная «тётушка Лу» не пожалела сахара, так что срочно бежать и искать завтрак расхотелось. Мастер трещал без умолку; время летело незаметно. Так что из лавки Джек вышел только через час с лишним – чисто выбритый, с вымытыми волосами, благоухающий лавандой и розмарином. Вдобавок удалось разжиться адресом толкового сапожника, который не только шил обувь на заказ, но и продавал готовое, трёх «весьма достойных» трактиров и одной «совершенно исключительной» швеи.

– Ей малый народец помогает, – доверительным шёпотом на ухо, всё-таки осчастливленное массажем, сообщил мастер-брадобрей. – Потому она рубашку или сюртук за одну ночь пошить может… Правда, и берёт дорого, но разве это беда для благородного господина?

Ждать неделю, перебираясь из одной гостиницы в другую, пока ему не отошьют запасные трусы, Джек не хотел, но денег было жалко. Он и так изрядно потратился, выкупив у брадобрея пару бритв, расчёску и мыло, да и к тому же не представлял, сколько стоят хорошие сапоги, так что визит к швее оставил на самый конец.

«Ещё бы раздобыть что-то типа рюкзака или сумки… Интересно, где их продают?»

К обеду он обошёл почти весь Рог, сторонясь только базарной площади, где утром слышал скрипку. Новые сапоги обошлись ему в дюжину серебряных монет и немного жали, хотя мастер клялся, что они разносятся; в любом случае, ботинки, не приспособленные к тому, чтоб карабкаться по горам или идти через буераки, уже запросили каши. Удалось раздобыть и заплечный мешок на завязках, чем-то напоминающий рюкзак, и потайной кошель, крепящийся на пояс… Наскоро перекусив в одном из трактиров, рекомендованных брадобреем, Джек прикинул свои финансовые возможности – и двинулся в сторону швейной мастерской.