Семь чудес (ЛП) - Сэйлор Стивен. Страница 2

Катул поднял бровь: — Конечно нет. Я оставил свою свиту снаружи, чтобы провести минутку наедине со своим старым другом, так сказать, лицом к лицу. Но, увы, его лицо закрыто. —   Катул указал на восковую маску, закрывавшую лицо трупа. — Правда ли, что его черты были сильно повреждены при падении?

— Боюсь, что да, — сказал отец. — Гробовщики сделали все, что могли, чтобы привести его в презентабельный вид, но повреждения были таковы, что я решил, что предпочтительнее скрыть травмы. Обычно посмертная маска делается по прямому отпечатку лица в состоянии покоя. Но в данном случае я нанял скульптора для создания подобия. Маска будет использоваться в похоронной процессии, как обычно, но до тех пор я поместил ее на его лицо. Я думаю, что гример проделал очень хорошую работу, не так ли? Это действительно похоже на Антипатра, лежащего с закрытыми глазами, как будто он спит. И все же, если вы хотите взглянуть на его лицо...

Катул мрачно кивнул? — Я военный человек, Искатель. Я видел самые ужасные вещи, которые только можно сделать с человеческой плотью. Покажи мне его.

Отец подошел к носилкам и поднял посмертную маску.

Резкий девичий крик степенного консула, прижатый кулаком ко рту, был так нелеп, что я чуть не расхохотался. За стеной я услышал шум, похожий на падающую штукатурку, и представил, как Антипатр трясется от смеха.

Катул взглянул на стену. Отец пожал плечами, выглядел смущенным, словно извиняясь за присутствие крыс.

— Но как простое падение могло привести к таким ужасным увечьям? — Катул все еще держал кулак у рта. Он выглядел слегка побледневшим.

— Это было неудачное падение, — объяснил мой отец, — с самого верхнего этажа квартиры в Субуре, с пятого этажа. Он упал головой вниз. Как я уже сказал, гробовщики сделали все, что могли…

— Да, я понимаю. Пусть маска пока лежит на нем.

— Конечно, консул.

Не в первый раз я задавался вопросом о подлинной личности трупа на носилках. Мой отец отказался рассказать мне, следуя своей давней практике держать в тайне любой аспект своей работы, который он считал для меня излишним. Когда мне исполнилось семнадцать, я подумал, что мой отец сочтет нужным поделиться со мной всеми своими секретами, но, если уж на, то пошло, за последний год он стал более осторожным, чем когда-либо. Я знал, что в Риме, должно быть, происходит что-то очень опасное, раз Антипатр инсценировал собственную смерть, а мой отец помогал ему в таком диком замысле, но что касается подробностей, то меня держали в неведении.

Пожилое тело, лежавшее на носилках, по-видимому, идеально подходило Антипатру; ни один из многочисленных посетителей не выразил ни малейшего сомнения. Конечно, единственными частями трупа, которые были видны, были длинные белые волосы и борода и морщинистые, покрытые возрастными пятнами руки, скрещенные на груди, остальное было прикрыто одной из любимых одежд Антипатра и маской. Человек действительно умер от падения в Сабуре, как и описал мой отец, сломав себе череп и раздробив лицо. Был ли он рабом, тайно приобретенным у его хозяина? Или какой-нибудь подлый преступник, на которого никто не хотел претендовать? Или просто какой-то древний гражданин Сабуры, у которого не было ни семьи, ни друзей, которые бы его оплакивали? Кем бы он ни был, он умер в нужное время и таким образом, что его можно было смело выдать за Антипатра. В каком-то смысле мой отец оказал бедняге услугу;

— Как печально, — сказал Катул, — что Антипатр умер в свой день рождения — единственный день в году, когда он позволил себе напиться до беспамятства. «Моя ежегодная лихорадка дня рождения», — называл он это — как будто такая болезнь существовала на самом деле! — и не хотел видеть рядом с собой никого из друзей, притворяясь, что весь день прикован к постели из-за болезни. Я предполагаю, что это пьянство привело его к такой смерти?

-- Похоже, Антипатр действительно был сильно пьян, -- сказал мой отец. — Тело все еще источает запах вина. Если вы уткнетесь носом в его плоть…

— В этом нет необходимости, — отрезал Катул, все еще слегка бледный. — Правда ли, что он был в гостях у проститутки?

— Это кажется вполне возможным. Комната, из которой он выпал, как известно, использовалась для таких свиданий.

— В его возрасте! — Катул покачал головой, но слабо улыбнулся. — Но не было никаких признаков преступления?

— Ничего из того, что я смог найти, — сказал отец.

— А находить гадости - твоя профессия, как я понимаю. Мужчина или женщина?

— Прошу прощения, консул?

— Проститутка, у которой Антипатр была в гостях — мужчина или женщина?

Никто больше не задавал этот конкретный вопрос, и я увидел, что мой отец старался придумать ответ на месте. Катул, насколько я помню, был известен благосклонностью к молодым людям и даже сочинял стихи на греческом языке, чтобы польстить своим любовницам, что было довольно смело для римского аристократа старшего поколения.

Отец поджал губы: — Компаньон Антипатра, очевидно, сбежал после несчастного случая со смертельным исходом, ничего не оставив после себя, но я полагаю, что посетитель в таверне внизу видел ранее тем вечером красивого молодого человека в компании Антипатра. —  Мой отец умел бессовестно лгать, но это умение он так и не смог передать мне. Внутри стены я услышал, как снова падает штукатурка. То ли Антипатр снова затрясся от смеха, то ли в негодовании пнул стену?

— Ах! — Катул понимающе кивнул. — Антипатр был осторожен в своих любовных делах — настолько молчалив в таких вещах, что я решил, что старик уже прошел через все это, освободившись от цепей Эроса, как сумасшедший Софокл в старости. Но я всегда подозревал, что у него была способность оценить красивого юношу. Как же еще он мог бы сочинить такую прекрасную эпитафию Анакреону?

Консул приложил руку к сердцу и продекламировал:

Вот здесь покоится Анакреон-поэт, певец, игравший нам на лире.

Услышьте песню вы его о пламени любви

Анакреона к прекрасному танцору Батиллеусу,

Кому он задавал вопросы эти, отчаянно ища ответа…

Катул вздохнул и вытер слезу с глаза. До этого момента он почти не замечал моего присутствия, но теперь его взгляд упал на меня.

— Значит, этот мальчик — твой тезка, а, Искатель? Молодой Гордиан.

— Да. Но, как видно по его мужской тоге, мой сын уже не мальчик. На самом деле сегодня исполняется его восемнадцатый день рождения.

— Это правда? — Катул вопросительно поднял бровь. — Что ж, я должен посоветовать тебе не следовать примеру Антипатра, когда дело доходит до празднования твоего дня рождения, а во всем остальном тебе не мешало бы подражать ему. Ты был его учеником, не так ли?

— Я был горд назвать его Учителем, — сказал я.

— Так и должно быть. Он очень избирательно относился к тому, кого брать в ученики. Должно быть, он увидел в тебе что-то особенное, молодой человек, — сказал Катул.

Я пожал плечами, немного обескураженный пристальным взглядом консула. В самом деле, с моей стороны было несколько самонадеянно представлять себя учеником великого Антипатра Сидонского; мой отец никогда бы не позволил себе нанять такого выдающегося поэта в качестве моего наставника. Наши отношения учителя и ученика всегда были неформальными; тем не менее, во время своих регулярных визитов в дом моего отца на протяжении многих лет, Антипатр никогда не уходил без того, чтобы не вдолбить мне в голову несколько строчек греческой поэзии, или имена полководцев Александра, или какую-нибудь другую крупицу знаний. От отца я научился взламывать любые замки, десяткам способам узнать, лжет ли женщина, и как незаметно проследить за кем-нибудь; но всему, что я знал о литературе, истории, математике и особенно языке греков, научил меня Антипатр.

— Может быть, вы хотели бы увидеть погребальную стелу? предложил мой отец.

— Ее уже вырезали? — спросил Катул.

— Ее доставили меньше часа назад. Поскольку Антипатр очень гордился своим греческим происхождением, я подумал, что было бы уместно следовать греческим обычаям. Согласно древнему правилу, установленному Солоном Афинским, ни один памятник не должен быть настолько экстравагантным, чтобы его не могла вырезать мастерская из десяти человек за три дня. Сегодня утром доставили мраморную табличку; краска едва высохла. Следуйте за мной, консул.