Семь чудес (ЛП) - Сэйлор Стивен. Страница 35

— Где, о Коринф, теперь твоя легендарная красота?

Где зубчатые стены и валы…

— О, право, это уже выше моих сил, чтобы вынести! — сказал Антипатр, повернувшись и зашагал прочь. Я последовал за ним. Смех и остроты римлян, типа: «Глупый старый грек!», звенели в моих ушах.

— Учитель! — воскликнул я, но Антипатр не остановился, а ускорил шаг. Путь становился все круче и круче, когда мы начали подниматься к Акрокоринфу, а он все спешил и спешил. Мы, казалось, шли по тому, что когда-то было ухоженной дорогой, которая огибала крутой склон горы и закруглялась по ее дальнему склону, прежде чем достичь вершины. Дорога превратилась в плохо ухоженную тропинку, петляющую взад и вперед по мере того, как она поднималась вверх по склону. Я начал думать, что Антипатр будет идти до вершины, не останавливаясь, но в конце концов он остановился, чтобы перевести дух. То ли от напряжения, то ли от гнева на римлян, его лицо было ярко-красным.

— Ты знаешь историю о Сизифе? — спросил он меня.

— Имя вроде-бы знакомое…

Он покачал головой, снова встревоженный моим невежеством.

— Сизиф был основателем Коринфа, первым царем города. Каким-то образом он оскорбил Зевса — истории разнятся — и получил ужасное наказание, вынужденный катить валун вверх по крутому склону только для того, чтобы увидеть в конце, как он у него  соскальзывает, и снова катится вниз, так что ему приходится повторять эту бессмысленную задачу снова и снова. Некоторые считают, что это тот самый холм, где Сизиф выполнял невыполнимый труд, заданный ему Зевсом. Вот почему он называется Сизифовым склоном.

Я посмотрел вниз на скалистый склон, затем посмотрел вверх. Мы были на полпути к вершине, но самая крутая его часть была еще впереди. Антипатр возобновил восхождение.

Мы миновали разрушенные стены того, что должно было быть крепостью, и, наконец, достигли вершины и остановились на отвесной скале, возвышавшейся над остатками Коринфа. На севере лежало море. Вдалеке виднелись крохотные пристани Лехея, а рядом с ними пришвартованные крохотные римские галеры; стены берегового гарнизона были укомплектованы римскими солдатами, которые были слишком малы, чтобы их можно было различить. Под нами, у подножия утеса, я мог ясно рассмотреть линию старых стен и планировку Коринфа.

Солнце стояло прямо над головой. Из-за резкого света и отсутствия теней все выглядело суровым и немного нереальным, лишенным красок и выжженным теплым сухим ветром. Мне показалось, что из руин внизу я слышу звук, похожий на множество голосов, что-то шепчущих и стонущих. Сами руины, казалось, мерцали под иллюзией, вызванной поднимающейся жарой и высокой травы, шевелившейся от ветра среди камней. Я вздрогнул и почувствовал головокружение от жары.

— Что здесь произошло на самом деле, Антипатр?

Он вздохнул: — По словам нашего друга Туллия, коринфяне сами навлекли на себя ужас истребления. Типичное римское рассуждение: виноваты жертвы!

— Когда коринфяне и их союзники по Ахейскому союзу восстали, они напали на спартанцев, остававшихся верными Риму. Римляне использовали этот инцидент как предлог для полномасштабного вторжения на Пелопоннес - они утверждали, что просто пришли на защиту союзника. Произошло несколько сражений. Ахейский союз был разгромлен, а его лидеры либо убиты, либо покончили жизнь самоубийством. Кульминация произошла здесь, в Коринфе. Город открыл свои ворота в знак капитуляции, но Луций Муммий получил от Сената приказ покарать Коринф в качестве примера. Его воины ворвались в город и полностью его разрушили.

— Мужчины были схвачены и убиты. Женщин обесчещены; если они выживали, их продавали в рабство. То же самое было сделано с детьми. Дома и храмы были разграблены, а затем сожжены. Солдатам было позволено набить карманы всеми драгоценностями и золотом, которые они могли унести, но лучшие произведения искусства были отобраны Муммием и отправлены в Сенат. Рим обогатился сверх всякой меры. Загляните внутрь любого храма в Риме; все лучшие картины и статуи вывезены из Коринфа. И половина из них неправильно помечены, потому что невежественный Муммий не мог отличить статую Зевса от статуи Посейдона!

Антипатр надолго задумался: — Есть картина художника по имени Аристид, потрясающая работа. Геракл в агонии пытается сорвать отравленную рубашку, подаренную ему женой, которая думала, что волшебное одеяние просто сделает его верным супругом. На заднем плане Деянира в ужасе от того, что она сделала. Коварный кентавр Несс наблюдает за происходящим из своего укрытия в лесу и смеется. Когда я был мальчишкой, мой отец взял меня с собой посмотреть на эту картину здесь, в Коринфе. Как очаровал и в то же время испугал меня этот образ! Я никогда этого не забывал. А уже потом, несколько лет назад, мне довелось зайти в один из храмов в Риме, и там, в притворе, я снова увидел ее, не копию или подражание, а саму картину Аристида! Именно тогда нахлынули мои детские воспоминания о Коринфе. Именно тогда я и написал это стихотворение.

Антипатр подошел к самому краю пропасти. Я затаил дыхание, опасаясь, что, порыв ветра может сбить его с ног, но не осмелился его прервать. Слова, которые звучали напыщенно и пусто в устах Туллия, зазвучали совершенно иначе из уст Антипатра.

— Где, о Коринф, теперь твоя легендарная красота?

Где зубчатые стены и валы, храмы и башни?

Где те люди, жившие в твоих стенах?

Где те матроны, молящиеся в твоих священных беседках?

Город Сизифа, от тебя не осталось и следа.

Война захватывает, пожирает и отнимает все.

Только дочери Океана оплакивают тебя.

Соленые слезы нереид захлестывают одинокий берег.

Я подошел к Антипатру. Вместе мы смотрели на исчезнувший Коринф, а в ушах у нас стонал ветер.   Мое внимание привлекло какое-то движение среди руин. Это была компания Туллия - по крайней мере, я так полагал. Крошечные фигурки были слишком далеко, чтобы их можно было разглядеть отчетливо, но среди них мне показалось, что я узнал Туллия по его рыжим волосам и взъерошенной бороде. Они больше не стояли отдельной группой, слушая Туллия или переходя за ним с места на место. Казалось, они копаются в щебне и ворочают камни, но с какой целью я не мог себе представить. Я хотел спросить Антипатра, но мысли его был в другом месте, и я не хотел отрывать его от них, обращая его внимание на Туллия.

Ветер продолжал усиливаться. Антипатр, наконец, отступил от пропасти, и мы начали спускаться вниз по склону.

По пути вниз, немного в стороне от тропы, я заметил какие-то развалины, ускользнувшие от моего взора при подъеме. Их увидел и Антипатр, и мы сошли с тропы, чтобы рассмотреть их поближе.

Самые большие из руин когда-то были небольшим храмом или святилищем. Барабаны упавшей колонны валялись среди рухнувших камней, а в сильно потертой картине на фрагменте стены Антипатр утверждал, что узнал образ Персефоны, жены Аида и царицы подземного царства.

— Неужели ты не видишь ее царственной повязки, Гордиан, и веялки в ее руках? Крестьяне используют такое орудие для просеивания зерна. Персефона использует его, чтобы отсеивать мертвых, когда они спускаются в Аид, определяя, что одни души являются пшеницей, а другие — плевелами. Подобные церемониальные веера используются в ритуалах в священных местах по всей Греции.

— Что происходит на этих ритуалах?

— Ни один мужчина не знает этого, поскольку все там делают женщины. Считается, что они взывают к силам подземного мира.

— Но это же колдовство, а не поклонение.

Антипатр пожал плечами: — Кто скажет, где кончается одно и начинается другое?

Рядом были остатки нескольких других небольших построек. Антипатр предположил, что они могли использоваться в качестве столовых и залов для собраний женщинами, поклонявшимися в святилище Персефоны. Все здания рухнули, кроме одного, наполовину заваленного щебнем, но с крышей, оставшейся целой. Оно было не больше, чем лачуга с дверью и окном. Антипатр толкнул дверь, и мы вошли внутрь.