Зачарованное озеро (СИ) - Бушков Александр Александрович. Страница 31

Сначала староста недоуменно пожимал плечами и клялся всем, что считал святым: отвечавшая описанию старуха никогда в деревне не жила, кого хотите спросите, ваше сиятельство... Потом все обернулось еще любопытнее: староста словно бы понял, в чем тут дело — полное впечатление, что осенило его, — и замкнулся. Вроде бы перепугавшись, стал отделываться односложными ответами, повторяя все сказанное. Зная мужицкое упрямство, граф не настаивал, тем более что вокруг избы стали, к изумлению сельчан, собираться собаки и кошки, а кобылка старосты вырвалась из конюшни и, как ни пытался ее загнать назад Старостин батрак, стояла у крыльца, ржала словно бы призывно, тоскующе...

Граф побыстрее уехал. Осененный догадкой, он остановился на ночь на том самом постоялом дворе, благо близился вечер, — и к нему, едва стали отходить ко сну, с превеликой охотой пришла молодая хозяйка (она была крестьянской дочкой из этих мест, к тому же по роду занятий знала об округе и ее делах гораздо больше простых землеробов).

Пришлось сначала потратить немало времени на ублажение охваченной самой пылкой страстью красотки — впервые в жизни графу это, на его взгляд, самое подобающее и приятное мужчине занятие не доставило ни малейшего удовольствия, впервые в жизни он нетерпеливо ждал, когда все кончится, — а красотка, наоборот, была неутомима и требовала все новых ласк...

Наконец угомонилась, и граф приступил к осторожным расспросам, обиняками, словно бы скучающе: рассказал ему, дескать, кто-то, что есть в здешних местах такая колдовка, вот ему и стало любопытно — а вдруг попадется навстречу, когда он в очередной раз будет блуждать по лесам? И чего от нее тогда ждать?

Ничуть не удивившись, красотка поведала: ну как же, есть в здешних местах такая добрейшая на вид старушка, о коей она слышала с детских лет. С незапамятных времен попадается навстречу одиноким путникам обоего пола и всех сословий на лесных тропинках и, если кто окажет ей услугу или просто приглянется, исполняет его самое заветное желание — одно-единственное. И нисколечко не меняются с бегом лет ни сама она, ни ее наряд, ни гусь в корзинке. Имени ее никто не знает, она его никому не сказывала, а в качестве местожительства всякий раз называет ближайшую к месту встречи деревушку, каждый раз другую. Поскольку люди с давних пор привыкли давать названия всему на свете, старуху кто-то в те самые незапамятные времена прозвал Бродячей Гусятницей, так и прижилось.

Знающие люди говорят, что она не связана ни с нечистой силой, ни с черным колдовством, но иным от этого ничуть не легче. То ли предназначение у нее в нашем мире такое, то ли любит она пошутить жестоко. Ежели облагодетельствованный сумел свое желание выразить в виде, не допускающем двойного толкования, простом и недвусмысленном (скажем, найти горшок с монетным кладом или сделать так, чтобы за него пошла отвергавшая его прежде девушка), — так и выйдет, человеку не будет ровным счетом никакого вреда, одна радость: и монеты окажутся не фальшивыми,

и супружеская жизнь будет протекать гладко (ну, а если и случатся какие невзгоды, то не чаще, чем это бывает в обычных браках).

А вот если человек свое желание высказал как-то не так, упустил что-то очень существенное, не обговорил иных важных подробностей — жди беды. Заветное желание исполнится совсем не так, как мечталось пожелавшему, отчего получатся одни напасти, заставляющие иных кончать с собой, не в силах вынести череды сюрпризов, иногда самых жутких. И ничего тут не переделаешь — как ни бродили иные по лесу днями, неделями, месяцами и даже годами, никому и никогда не удавалось встретить Бродячую Гусятницу вторично, раз в жизни она показывается...

И красотка рассказала два не особенно давних случая. Один смотрелся, пожалуй что, откровенно смешно, а вот второй оказался настолько осложнившим жизнь, что «облагодетельствованный», не сумевший подыскать нужные слова, в конце концов повесился на вожжах в собственной конюшне, не в силах больше выносить того, что на него обрушилось...

Тут граф мысленно взвыл, понявши свою оплошность. Следовало уточнить, что желание касается лишь человеческих особ женского пола (и, как теперь ясно, добавить, что эти особы должны быть молоды и красивы). Графу не пришло в голову, что кобылы, суки, кошки и голубицы тоже женского пола...

Он не успел подумать ни о чем вытекающем из обретения печальной правды. Дверь распахнулась, и в нумер ворвался хозяин постоялого двора с топором наперевес, растрепанный, пылавший жаждой убийства, — далеко не все рогоносцы смиренно переносят известие о появившемся на лбу невидимом и неощутимом, но позорном украшении, иные в таких случаях обрушивают всю ярость на неверную супругу, а иные — и на того, кто этим украшением наградил...

Судя по выкрикам обманутого мужа, он относился ко второй категории. И первым делом молодецким ударом перерубил пополам, вместе с ножнами, шпагу, оставив графа совершенно

безоружным — тот второпях не захватил с собой ни кинжала, ни, что горестнее, пистолетов. Знал, что есть рукопашная борьба, позволяющая умельцу отбиться даже от вооруженного топором противника, но сам ничем таким не владел.

Тут уж было не до дворянской чести — только бы ноги унести от неминучей смертушки... Прекрасно просто, что окно оказалось за спиной не ревнивца, а графа, к тому же было распахнуто настежь по причине жаркого лета и духоты. Граф в него и выпрыгнул незамедлительно — голый, как вырвавшийся из лап жестокосердных кредиторов должник, если не считать прочно сидевшего на пальце фамильного перстня. И опрометью кинулся в конюшню, чудом не споткнувшись о дворовую собаку, кинувшуюся выразить ему свою горячую любовь. И услышал за спиной жуткий, тут же оборвавшийся женский вопль, не оставивший никаких сомнений, что в нумере произошло. Вмиг отвязал недоуздок, взлетел на спину неоседланного коня и выехал из конюшни в тот самый момент, когда на крыльце показался хозяин с окровавленным топором. Разумеется, не было времени отворять ворота, но забор был невысоким, и великолепный конь легко его преодолел...

Наездником граф был отменным, а потому удержался охлюпкой на спине пущенного карьером горячего коня. Десяток майлов до столицы преодолел быстро. Еще толком не рассвело, и прохожих на улицах не было, если не считать ночных стражников, мимо которых граф пролетал как вихрь, так что они не успевали ничего сообразить. И добрался до своего особняка благополучно...

Решил запереться в доме (предварительно оставшиеся при нем слуги приложили много трудов, чтобы выгнать с дюжину собак и кошек, прорвавшихся в особняк за графом). Легче от этого не стало. Добавились птицы. Неисчислимые стаи голубиц и ворон летали за окнами так, что в комнатах становилось темно как ночью, разгуливали по широким подоконникам, стучали клювами в стекла. Не подлежало сомнению, что все они были женского пола... а вскоре к ним добавились и те птицы, что обычно обитают вдали от города: всевозможные сойки, иволги, дикие утки и даже совы,

как-то долетевшие вслепую при дневном свете. Птиц уже никто не пытался отгонять, слишком много их слетелось...

Граф прекрасно понимал, что по городу уже идут пересуды, и вскоре слухи, как это обычно бывает, разрастутся до невероятных размеров, щедро расцвеченные самыми буйными выдумками. Что ему делать и как спастись от этаких бед, он решительно не представлял. От отчаяния велел принести полдюжины кувшинов вина, вскоре провалился в спасительный пьяный сон, полное забытье, но и это со временем проходит. Все усугубилось еще и тем, что добавились похмельные терзания, неимоверно усиливавшие страхи, тревоги и безнадежность...

Никогда не бывает так плохо, чтобы не стало еще хуже. В бытность студиозусом граф почитывал ученые книги (признаться, главным образом даже не для того, чтобы блеснуть на испытаниях, — хотелось произвести впечатление на иных девиц, любивших вести, хоть и недолго, умные разговоры о «высоких материях»). Тогда ему и встретилась где-то эта фраза среди рассуждений о превратностях судеб человеческих. Граф над ней посмеялся с вершины юношеской самонадеянности — а теперь вспомнил...