Зачарованное озеро (СИ) - Бушков Александр Александрович. Страница 77

— А то, — бледно усмехнулась Ялина. — Слуги завсегда о господах больше знают, чем те сами о себе... Давно служу, насмотрелась и наслушалась, в людской о чем только не говорят!

— Тогда, может быть, слышала, что она... — Тарик затаил дыхание и не сразу овладел голосом. — Что она насчет меня решила?

— Слышала кое-что, — безо всякого удивления ответила Ялина. — Велела эту твою комнату содержать в порядке и еду подавать отныне по часам, как положено. Сказала: «Этот красавчик у меня долго прогостит, и Лекарь его обработает». Значит, ты у нее

задержишься не на недельку-другую, а подольше, будешь при ней состоять, все равно как покоевые служанки...

— А если я сбегу? — спросил Тарик.

Пожалуй, никого он таким вопросом не мог насторожить — любой узник только и думает что о побеге...

— Ничего не получится, — уверенно сказала Ялина. — Рассказать, как у нас с этим обстоит?

— Валяй, — сказал Тарик с превеликой охотой.

— Сначала она «опоенных» пользовала — тех, кого поили тем же зельем, что нынче тебя. Только их ненадолго хватает. Ежели поить этим зельем мужика две недели, у него торчок повиснет, как белье на заборе, и это насовсем, нипочем не поднимешь. А когда с ними такое приключалось, отсылала назад в деревню и даже денежку давала, хоть и небольшенькую, да по нашим меркам хорошую. Только жизнь им была не в радость, сам понимаешь. Молодому бы жениться и детей завести, так он же не способен... А женатикам и того хуже. Трое таких даже руки на себя наложили, а остальные ничего, притерпелись. Ну вот, а потом ей скучно стало «двухнедельные торчки» пользовать, как она их называла. Возжелала, чтобы жулькатель при ней подольше пребывал, как покоевая служанка или кухарь, чтобы с ним можно было время провести и в забавах навроде всяких игр, и в разговорах. А если зелье ему и давать, то редко, чтобы стояк сохранял. Деревенские ей для этого не подходили: и господских игр вроде клетчатой доски не знают, и поговорить с ними не особенно о чем, и не знают эти, как их... верши?

— Вирши, — подсказал Тарик.

— Они самые. Как песни: складные, только на бумаге писаны. Вот ты такие знаешь? И грамоте учен?

— Немножечко, — осторожно сказал Тарик.

— Тогда надолго задержишься, радуйся. Угоди ты в «опоенные» — в лучшем случае прислуживал бы в замке с повисшим навсегда торчком, а так выйдет счастливее. Ну вот, она и начала через хозяина постоялого двора во Фрыжаке ловить проезжающих —

таких, чтоб были и молодые, и пригожие, и в грамоте и виршах разбирались...

Вот оно! Когда Тарик с Бальдером расположились за столом, хозяин, не зная, чем еще услужить, приволок с полдюжины голых книжек и виршей, пытался их Тарику продать по невысокой цене — мол, ради скоротания дорожной скуки пригодятся. Оказалось, одни книжки давно читаны, другие не привлекают, а вирши корявые. Так он и сказал хозяину, и тот, не навязывая свой товар, все унес. А сам, выходит, сообразил, что заезжий путник разбирается в книжках и виршах, а значит, годится...

— А самое главное — чтобы были из таких, за кого некому заступиться и кого искать особо не будут, — продолжала Ялина, явно увлекшись (ну да, наверняка ей впервые выпал случай рассказать так много и откровенно). — С первым у нее сладилось — лучше не надо. Он был бродячий лудильщик, ходил по деревням, маленьким городкам, лудил медную посуду. И грамоте знал, и вирши любил, распевал их в дороге, как, говорят, все пешеходные путники делают. Он в замке прижился, весельчак был, балагур, порой молодых служанок прижимал, что маркизу только забавляло. В первый месяц к нему подослали наушника, и тот стал уверять, что бежать поможет. Только лудильщик ему расхохотался в лицо и сказал, что от такой жизни только помешанный сбежит, а он в ясном рассудке. Ремесло у него тяжелое, не особенно и сытно кормит, а здесь он ест и пьет, что твой барон, спит на пуховиках да еще красотку жулькает всяко, как не в каждом веселом доме и удастся парню с тощим кошельком. Помаленьку убедились, что он не врет, и надзор за ним стал нестрогий. Прожил он у нас месяцев... сколько пальцев на одной руке и еще один. Потом прискучил маркизе, она сама говорила. И что ты думаешь? Отпустила его маркиза подобру-поздорову и даже денежек дала не скупо. Он напоследок пил с кухарем и говорил: с одной стороны, жалко расставаться с такой беспечальной жизнью, а с другой — грядущее удалось. Осядет в губернском городе, лавку мастерскую откроет с Подмастерьями, к тамошнему Цеху припишется, а там путнюю девку найдет в жены. Видимо, не поскупилась

маркиза, ублажил он ее... А вскоре второго поймали во Фрыжаке, вроде тебя такой, только постарше, купеческий Приказчик, но жилось ему у купца не особенно сладко. Вот этот утворил! Начал всех уверять, как тот лудильщик, что он такой вольготной жизни только рад. А когда надзор за ним ослаб, не просто сбежал грозовой ночью, а прихватил золотой посуды изрядно. И не поймали! Ни следочка его, ни золота — будто в воздухе растаял. Ох, бесилась маркиза и лютовала! Двух сторожей чуть не до смерти запороли и в дальнюю деревню на телеге отвезли. Главного егеря маркиза самолично плетью била... это ее прихвостней она поименовала егерями, хоть никакие они не егеря... Через неделю поймали третьего — взаправдашнего студиозера, как они зовутся (Тарик не видел смысла ее поправлять). Говорят, студиозеров много из богатых, но этот был хоть и дворянин, но из захудалых, даже не было денег на этот, как его, далижан (Тарик снова не стал поправлять), пешком шел. Только теперь маркиза предусмотрительнее стала. Кроме всего, устроила ему еще «ленивые ноги». Это один из егерей, что раньше воевал в солдатах, где-то в далеких землях видел, посоветовал ей, и маркизе понравилось. Надрезают человеку пятки и насыпают туда мелко резанного конского волоса. Когда заживет, человек ковыляет так, что его самая ленивая улитка перегонит. Лекарь такое делал впервые, но справился хорошо. Только студиозер оказался хитрее. Прикинулся, будто смирился, а сам ненастной ночью докултыхал до конюшни и вывел неоседланного коня — он на коне ездить умел, как все дворяне, и захудалые тоже. Только далеко не ускакал... Говорили потом: если б он сторожа при конюшне убил или оглушил, хватились бы не сразу. А так сторож поднял сполох, подхватились егеря, быстро его догнали, с коня сшибли, в замок привели. Он в злости наговорил маркизе таких поносных слов, что она его велела сразу убить, не потешась и не мучая. Это две недели назад было, маркиза скучала и совсем остервенела — никого не попадалось подходящего. А тут ты подвернулся... Я не слышала, чтобы об этом говорилось, но маркиза, к бабке не ходи, велит и тебе «ленивые ноги» заделать...

Все это говорилось равнодушно, безучастно, даже скучающе, и оттого стало еще жутче. Тарика холодный пот прошиб, он не сразу смог говорить — и поразился, как убито и потерянно звучит его голос:

— А ты не врешь?

— Очень мне нужно тебе врать, с какой выгоды? — пожала Ялина плечами с тем же смертельно равнодушным видом, и ее тон убеждал лучше любых пылких клятв. — Мне тебя, красавчик, самую чуточку жалко, вот и хочу, чтобы ты сразу свое положение уяснил и пожил подольше. Ты пойми: что захочет маркиза, то с тобой и сотворят незамедлительно. Так что привыкай, коли уж судьба твоя такая! А то будет тебе Кровавое озеро...

— Это еще что такое?

— А это такое озеро, неподалеку отсюда, посреди горушек, на маркизиной земле. Маленькое, но глубоченное. В старину ходили сказки, будто оно вовсе бездонное и ведет в бескрайнее море, что землю омывает, потому вода вглубь и не уходит, а новый писарь говорил, что так оно и есть, только море — на другой стороне нашего мира, который круглый как арбуз. Мужики ему не поверили и посмеялись: говорят, иные бывали и в дальних деревнях, и в губернском городе, а один даже в столице. И везде едешь-едешь, а земля плоская, как доска, и никакой круглости, только горушки, а они опять-таки не круглые. А я в сомнении. Когда еще нежульканной девчонкой начала убирать этот... как-бы-нет маркиза, у него там стоял такой громаднющий шар, и мне стало любопытно. Маркиз со слугами был прост. Он мне рассказал, что это маленькое подобие нашего мира, круглого как арбуз. Я тогда решила, что он потешается над глупой девчонкой, но и потом, когда вошла в девичьи года, от него то же слышала, и другие тоже. Маркиз не имел такой привычки — шутки выдумывать. И все же сомнительно мне: если мир круглый, почему реки вниз не стекают? И как на той стороне люди держатся, не падают? И вниз головой ходят? Вот ты грамотный столичный житель, объясни, как так получается?