Калгари 88. Том 3 (СИ) - "Arladaar". Страница 29

— Ну вот ещё! — презрительно наморщила носик Анька. — Я и сама дойду, без провожатых!

— А ну прекрати! — недовольно нахмурилась Арина. — Тебе помощь предлагают. Никогда не отказывайся от неё!

Выпроводив гостей, Арина осмотрела бумажки со списком домашних заданий, которые они принесли, и тихо вздохнула. Как же неохота всем этим заниматься и тратить время, особенно на то, что давно уже прошла… Решив всё сделать на выходных, Арина убрала со стола, вымыла посуду, поцеловала Дарью Леонидовну и пошла спать. Ещё один день закончен…

…И если у Арины этот день закончился на вполне мажорной ноте, хоть и с некой примесью минора, то у Марины Соколовской случился самый настоящий скандал. И причиной его было как отсутствие её в течение полутора часов, так и то, что она ходила в гости не к кому-нибудь, а к Хмельницкой, которая…

— Марина! Это что такое? — Соколовский довёл тон своего голоса до начальственных нот, которыми он привык разговаривать с подчинёнными. — Я промолчу насчёт твоего отсутствия дома в назначенное время! Но я решительно протестую против того, что ты встречаешься с этой Хмельницкой и ходишь к ним домой!

— А что такое, папочка? Почему мне нельзя с ней встречаться? — равнодушно спросила Марина и посмотрела на отца. Во взгляде её ничего не отображалось. Вообще ничего. Владимиру Степановичу показалось, что она посмотрела в пустое место. Сквозь него. Соколовский вдруг понял, что дочь повзрослела. И как раньше уже не будет. У неё есть своё мнение, которое она в последнее время высказывала неоднократно.

— Ты пойми, мы… — Владимир Степанович хотел объяснить дочери, что они принадлежат к более привилегированному классу советского общества, чем Хмельницкие, и им по неписанным правилам номенклатуры не положено общаться и знаться с простыми людьми, но тут же прикусил язык. То, что он собирался сказать, было явной антисоветчиной, и…

Соколовский выглянул в коридор из спальни дочери, где пытался её разносить, и внимательно осмотрел его. Вроде всё тихо… Никого нет. Соколовский закрыл дверь и продолжил разговор.

— Просто они… Она… — Соколовский не нашёлся сказать ничего умнее, как упомянуть маму Хмельницкой, которая была так добра. — У неё мать — обычный бухгалтер!

— Это плохо? Это нечто незаконное? — Соколовская внимательно посмотрела отцу в глаза, и он опять не нашёлся, что сказать. Остался один-единственный козырь. Причём самого дурного характера, если поразмыслить.

— Хорошо… Раз ты так… Тогда я лишаю тебя машины! — возвысил голос Соколовский. — Будешь на тренировки ездить на автобусе, как все!

— Хорошо, папа, — пожала плечами Марина. — Я не против. Это всё?

Соколовский, поняв, что проиграл и этот раунд, гневно посмотрел на своевольную дочь и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Нутром он чувствовал, что сделал самый идиотский поступок в своей жизни…

На следующее утро Марина действительно отказалась ехать в школу на служебной машине. Николай Егорович обычно забирал сразу всю троицу Соколовских и развозил их на учёбу и работу. Но в этот раз Марина вышла из подъезда, прошла мимо тарахтящей «Волги» и отправилась в школу пешком. Идти недалеко, с километр. От школы до ДЮСШОР было подальше, но тоже ничего критического. Это не Хмельницкой, которой 40 минут ехать на автобусе.

Соколовский что-то кричал вслед, просил не дурить, а вернуться, но Марина упрямо шла по тропинке к школе. Она словно видела какую-то цель, ведомую только ей.

После уроков у школы привычно ждала «Волга» с Николаем Егоровичем за рулём, и Соколовская сначала хотела проигнорировать её, исходя из-за конфронтации с отцом, но тут же подумала, что водитель не замешан в семейный конфликт, ни в чём не виноват и недостоин унижения. Поэтому села в машину и попросила отвезти её на тренировку. Егорович вздохнул, глядя на в салонное зеркало на сумрачное лицо Марины, покачал головой и поехал к ДЮСШОР.

… Арина, когда шла на тренировку, раздумывала, с чего её начать. Основное дело она сделала — три тройных лутца в программах были, и это неплохой задел на областной чемпионат. Однако не стоило тешить себя надеждой, что конкурентки будут сидеть ровно. У Левковцева были прошлогодние данные о их прыжковых наборах. Вполне возможно, ситуация изменилась, и сейчас конкурентки тоже усложнились. Да и в жизни приключается форс-мажор, например, падение с прыжка. Поэтому до кучи нужно тренировать и флип. Это будет ещё один плюс.

С мастерами пересекаться не хотелось, особенно с Горинским, но поделать ничего нельзя — начинать тренировку в любом случае надо с разминки, поэтому Арина из раздевалки потащилась в зал общефизической подготовки. Однако, к удивлению, встретила её тишина — в местном ВУЗе начались экзамены, и парни находились там. Вздохнув с облегчением, Арина приступила к разминке в обычном режиме — велодорожка, беговая дорожка, спиннер. Когда соскочила со спиннера, в зале появилась Соколовская. Вид у неё был сумрачный. Арина сразу решила, что Марине попало за вечерние похождения, и ощутила некоторый укор совести, но вопросы задавать не стала.

Марина молча разогревалась в своём обычном стиле, потом, увидев, что Арина достаточно размялась, предложила ей пройти в хореографический зал, потанцевать что-нибудь.

— У меня есть новая кассета! — Соколовская достала из рюкзака и показала 90-минутный Макселл. — Давай что-нибудь такое изобразим… Такое…

Она не нашлась в определении, какое именно надо изобразить, поэтому просто махнула рукой, изобразив некий абстрактный знак.

— Всё ясно! — рассмеялась Арина и схватила магнитофон. — Побежали! Кончай дуться! Всё нормально!

Музыка, которую Соколовская принесла, была довольно оригинальна. Это было ямайское регги, и его идол — Боб Марли! Естественно, Арина знала эту музыку. Да и танцевать под неё было довольно легко. Изображай нечто латинско-карибское, представляя себя на пляжной вечеринке среди пальм и рокота океанского прибоя. Алеющее вечерним светом небо, горящие факела, на голове дреды. Правда, Арина привыкла к более современным и напористым мелодиям этого стиля. То, что поставила Соколовская, считалось классикой этого стиля, и если для Марины это была популярная зарубежная музыка, то Арина слышала и получше, и поинтереснее.

Танцевать под регги несложно. Музыка неспешна и довольно однообразна, легко импровизировать зажигательные движения. Естественно, при латинских и карибских танцах главными были качания попой и грудью. Поэтому акцент сделали на них. Тон задавала Арина.

— Делай, как я! — крикнула она, станцевав нечто вроде румбы.

Новый танец походил на некую разновидность латины. Сначала шло небольшое виляние попой из стороны в сторону с небольшими вращательными движениями. Естественно, никакой развратной подоплёки под этими движениями не просматривалось — это была лишь копия тех же движений, которые делают при танцах африканские народы, культура которых и легла в основу ямайского танца. Постепенно поднимающиеся и опускающиеся руки, движения бёдер, выступающих вперёд и тут же в стороны, повороты головы из стороны в сторону.

Через десяток минут структура танца наладилась и стала получаться синхронно. Движения стали более направленными и точными. Арина уже представляла себя не на пляже, а в каком-нибудь элитном танцполе с равномерно мигающими разноцветными огнями, наползающим дымом из сухого льда, в котором тонут силуэты танцоров, и дорогим диджеем, зарплата которого как у миллионера.

Пока разучивали танец, не заметили, как мимо пробежала малышня. К хореозалу опять подошёл Левковцев, тихо открывший дверь. В очередной раз он был сильно удивлён, услышав необычную музыку. У девчонок определённо был вкус. И к танцу в том числе. Тренер сразу определил необычность того, что танцуют воспитанницы. В СССР рэгги был популярен, считался танцем борьбы угнетённых народов, и некоторые советские группы пытались ему подражать.

Когда музыка закончилась, фигуристки закончили танец и тут же увидели наставника, зашедшего в зал.