Студент 2 (СИ) - Советский Всеволод. Страница 35

Саша охотно тему подхватил, поскольку сам увлекался, как выяснилось, современным пятиборьем, несколько странноватым, на мой взгляд, видом спорта… Но тут явился чистый, мытый-бритый Толик, и дела понеслись галопом. Новоиспеченный староста вспомнил, что у него в деканате остались какие-то нерешенные вопросы — словом, все завертелось.

Предчувствие встречи с Ларисой и прежде волнительно блуждало во мне, а тут прорвалось на первый план, оттеснив все прочее. Конечно, я старался виду не подавать, был как всегда в меру приподнятый, удачно шутил в разговорах, а в глубине души уже клокотал незримый гейзер, и как в таких случаях бывает, время тянулось нестерпимо медленно… Но, конечно, я не только переживал эмоции. Старался продумать тактику, построить разговор. Правда, здесь все свелось к невеликому: «встретимся, заговорим, а там видно будет».

Тем не менее, время ползло, ползло и доползло до половины шестого. Витька с Толиком рассеялись по своим делам, я начал собираться, стараясь растянуть минуты, и все равно растянул их только пятнадцать. Без четверти шесть я был уже при параде, с удовольствием обозрел себя в зеркале — ну, моднейший элегантный парень, все со вкусом, одновременно и с юной миловидностью и с изысканной брутальностью во внешности… Короче говоря, можно быть собой довольным.

Пока! — предусмотрительно отметил я. Пока!.. И с тем отбыл.

Договорились мы с Ларисой Юрьевной встретиться у главного корпуса, но не возле входа. На задворках: с тыльной стороны здания к нему примыкал хозяйственный двор. Склады, гаражи, можно сказать, технопарк в миниатюре. Тоже ворота, проходная. Бог знает почему моей визави взбрело в голову выбрать такую точку рандеву… а впрочем, понятно: поменьше посторонних глаз. И здесь вдоль стены здания и склада тянулся ряд посаженных в какие-то дальние времена лип, они вымахали и создали собой почти полноценную аллею. По итогу, место получилось малолюдное, тенистое и романтичное. Вот там.

Понятно, я не полетел туда ясным соколом, а выждал, хоть было и невтерпеж. Заставил себя пройтись немного, хотя понимал, что и тянуть тут не след. Все точно в меру. И когда я ступил в «аллею», то увидел, что задумчивая Лариса Юрьевна прохаживается туда-сюда у ворот хоздвора.

Опять же странно! Я смотрел на нее как будто из разных эпох и мужчин. И как зрелый поживший мужик, и как мальчишка, по прихоти судьбы в семнадцать лет ставший мужчиной. И виделась она мне как молодой во цвете лет женщиной, так и кем-то вроде старшей сестры, умудренной житейским опытом, от которой исходит что-то приятное, теплое… Да, по возрасту она мне могла и в матери сгодиться, но психологически я так ее совершенно не воспринимал.

Увидев меня издалека, она явно обрадовалась. Во всяком случае, улыбнулась искренне. И слово:

— Привет! — прозвучало по-дружески, будто никакой разницы в возрасте.

— Привет, — откликнулся я тем же тоном. — Прогуляемся?

— Идем, — согласилась она. И мы пошли неспешным прогулочным шагом. Я решил: тянуть нечего, надо брать дело в руки.

— Слушай! Вот эти наши встречи… Ты их как рассматриваешь? Это для тебя отдушина такая?

Она прямо-таки встрепенулась:

— Как ты сказал⁈ Отдушина?

— Ну да. А что?

Она странно помолчала. Лицо изменилось, вернее взгляд. Как будто она вдруг взглянула в некую немыслимую даль. И что увидела там?..

— Вот что, — сказала она так решительно, точно оборвала что-то в себе. — Пойдем ко мне домой? Приглашаю в гости! Можно считать, официально.

Вот это поворот! Но ладно.

— От таких приглашений не отказываются. Почту за честь, — гламурно выразился я.

— Это совсем недалеко, — обронила Лариса, предвосхищая мой следующий вопрос. И мы сразу забыли о вальяжном шаге, то есть она. Понеслась как пришпоренная, я едва не схватил ее за руку:

— Лариса Юрьевна! Куда помча… лась?

Она рассмеялась:

— Это верно! Но потом объясню.

Дом ее оказался в самом деле недалеко, в глубине квартала. Как многое тут в округе, переходного типа от сталинки к хрущевке. Третий этаж.

— Входи! — в голосе прозвучало нетерпение.

Вошел. Первый взор: чисто, почти стерильно. Однушка, но комната большая, потолки высокие.

— Разувайся, проходи. Не стесняйся, — пригласила она, сама скинула туфельки, босиком промаршировала в комнату. Конечно, я не мог при этом не заметить, какие у нее прехорошенькие, изящные, ухоженные ножки. Большой ценитель этого добра А. С. Пушкин, увидав такое, думаю, немедля катанул какой-нибудь бы мадригал увиденному.

— Руки мыть, — распорядилась хозяйка, что мы и сделали. После этого она пригласила меня сесть в комнате за стол, накрытый нарядной скатертью, а сама временно скрылась в кухне, зазвякала там, забренчала чем-то.

Все это в таком стремительном темпе, что я несколько оторопел. Моргнул пару раз — а Лариса уже тут как тут, и в руках у нее небольшой подносик, расписанный «под Хохлому». А на нем…

А на нем бутылка грузинского коньяка, две рюмки, блюдце с четко нарезанными на ломтики яблоками.

— Лариса Юрьевна, — сказал я с чувством. — Что это все значит?..

— Объясню, — сказала она, присаживаясь. Взглянула на меня. Я вмиг смекнул. Раскупорил бутылку, галантно разлил коньяк по рюмкам, попутно ощутив благородно-рыцарский запах этого напитка.

Она сделала заметное усилие, шагнула через душевный барьер:

— Василий! Вот ты сказал: отдушина. Это настолько меткое попадание… Точнее не бывает. Мне именно нужна отдушина. Вот просто говорить и говорить! Выговориться. Я… я настолько одинокий человек, что ты представить себе не можешь… Извини, я выпью, и речь легче польется. Ты тоже, если хочешь. А не хочешь, не надо. Без церемоний!

И запрокинула рюмку. Медленно, с напряженным лицом выдохнула, взяла яблочную дольку, чуть погрызла ее.

— Ты не думай, — сказала она. — Я вообще-то не пью…

— Я так и понял, — кивнул я, — по вашему виду…

— По твоему, — твердо сказала она. — Давай по-дружески!

— Давай.

— Так вот. Примерно раз в сезон я позволяю себе выпить. Разрядиться. Не бойся, не упиваюсь до безобразия. Так, чтобы предохранительный клапан сорвало. Иногда реву в подушку. И никто о том не знает! Ни одна живая душа. То есть, до этой минуты не знала.

Я хмыкнул:

— Ну, тогда и я чуть-чуть себе позволю.

Она кивнула, и я налил ей чуть-чуть меньше полной. Взял свою:

— Четыре раза в год, значит…

— Да. Весна, лето, осень, зима.

Я с удовольствием опустошил рюмку и позволил себе легкую подколку:

— А сейчас — лето или осень?

— Считай, что осень, — спокойно ответила она. — Последний раз это было в июне. Теперь до зимы не прикоснусь.

И бахнула вторую дозу.

Тут, видимо, клапан начало срывать, поскольку красотку понесло. Она закинула одну голую загорелую ногу на другую, пустилась горячо болтать с пятого на десятое — о сложных взаимоотношениях с коллегами, что ей завидуют, за глаза чихвостят всяко, почему-то упорно считают распутной разведенкой, которую муж выгнал из дому за б…ство, и никто знать не хочет, что она вдова морского офицера…

— Понимаешь⁈ Мне-то на них всех наплевать, конечно, но ведь одна! Одна на всем белом свете, ни единой родной души!..

Голос задрожал, в глазах блеснули слезы, но она справилась. Сглотнула, с силой поморгала. Уже на спрашивая меня, схватила бутылку, но налила аккуратно, немногим больше половины. Выпила. Подняла голову, глядя мне прямо в глаза.

Я смотрел, не отводя взор. И сказал негромко:

— Лариса! Можно вопрос?

Глава 19

Она помолчала. Потом сказала твердо:

— Тебе можно все.

Интонация ответа не оставляла ни малейших сомнений в том, что она имеет в виду под словом «все». И она не отводила взгляда, ставшего уже заметно хмельным.

— Хорошо, — сказал я очень многозначительно. — Тогда заранее прошу прощения…

И я потянулся к бутылке, налил себе пол-рюмки, выпил. Лариса терпеливо ждала. Выпивать не стала.