Соловьи не поют зимой (СИ) - Кравцова Марина Валерьевна. Страница 16

Он встал и, взглянув драконьим зрением на действие жемчужины, увидел, как над ними во все стороны раскинулся купол защиты.

— Я отойду, поймаю что-нибудь в лесу и соберу хворост для костра. А заодно проверю, не пошла ли по нашему следу другая нечисть. Скоро вернусь, — Инчэн коснулся носа Нади невесомым поцелуем, осмотрелся и пошёл к лесу через заснеженное поле. Его тело сияло, охваченное согревающей духовной силой с алым оттенком.

В лесу Инчэн обернулся небольшим драконом. В этом облике он всё чувствовал намного острее и потому сразу различил притаившихся за деревьями существ, а ещё — какую-то опасную могущественную силу, но не различил её владельца. В любом случае они не посмеют выходить к ним до заката, и им с Надей лучше бы тоже убраться от реки до этого времени. Затем он поймал пару крупных птиц, зимующих тут, наломал подмороженной древесной коры, вернулся к Наде и развёл огонь. Перед дорогой нужно хотя бы поесть.

Птиц Инчэн зажарил на костре, неподалёку обнаружил небольшой незамерзающий источник и, создав с помощью драконьей магии две чаши из добытой коры, набрал воды. Конечно, можно вернуться в город, но это значит упустить время, что равносильно поражению. Инчэн слишком поздно подумал о том, что, поспешив к жемчужине, они ничего с собой не взяли.

— Ты уверена, что сможешь пойти со мной? — спросил он Надю, выкладывая мясо птиц на самый большой кусок коры и протягивая ей. — Я беспокоюсь за тебя и… — он поднял на неё взгляд, — боюсь тебя потерять.

— Этот страх теперь и во мне, — серьезно ответила девушка. — Так боюсь, что ты… даже не знаю… Испаришься как сон? Оставишь меня? Что враги тебя отнимут? Даже не верится — ещё несколько дней назад я и не подозревала о твоем существовании. Какой счастливый Новый год! Он подарил мне тебя…

Надя приняла у Инчэна еду с благодарностью. Она была неприхотлива и спокойно ела обычных птиц. Соловушка действительно уже оправилась от нападения нежити, её глаза снова тихо засияли. С каждым разом дракон всё чудесней раскрывался перед ней — он был надёжным, сильным, заботливым и любящим. Неудивительно, что чувства переполняли девушку до головокружения.

— Но почему ты спрашиваешь, могу ли я пойти с тобой? — продолжила Надя, немного подкрепившись. — Я не лучшим образом проявила себя, но обязательно исправлюсь! И дам отпор любой нежити, вот увидишь… Я не слабачка. Всё сделаю, чтобы не быть тебе обузой.

— Я не считаю тебя слабой, — возразил Инчэн, — но «тебе не нужна защита» и «я хочу тебя защитить» — это не одно и то же. Ты сильная, но я всё равно хочу тебя защитить и потому даю шанс остаться. Но если ты готова, то всё в порядке, — он улыбнулся своим мыслям и подумал, что, наверное, старый Байцзун когда-то давно вот так же смотрел на свою соловушку и не видел ничего, кроме неё, кроме её сияющих глаз, кроме её потрясающе-прекрасной силы.

Каждое слово Инчэна было для Нади капелькой света, его взгляды, полные любви, помогли открыться второму дыханию, исцеляли раненую гордость.

— Знаешь, я, наверное, всё же не такая уж сильная, — наконец призналась девушка. — Но хочу быть сильной рядом с тобой. Спасибо, что веришь в меня. И защищаешь… Инчэн, я не смогла бы остаться, даже если б едва дышала и дрожала от страха. Потому что страшнее всего теперь — быть без тебя. Кто хотя бы раз пережил потерю, всегда будет бояться за любимых… бояться разлуки… Ох, а папа же…

Она покопалась в кармане куртки, выудила из его глубины телефон. Долго думала, потом написала:

«Папочка! Пришёл день, когда мне пора начинать взрослую жизнь. Я лечу за своей любовью, а ещё меня призывает долг. Знаю, это звучит ужасно пафосно, но всё так и есть. Прости, что не смогла поговорить с тобой, просто нам с Инчэном срочно нужно кое-что сделать. Не волнуйся, он очень меня любит, он сильный и добрый, и заботится обо мне от всего сердца. Я остаюсь с ним, надеюсь — навсегда. Пока что не звони, позвоню сама, и как смогу — вернусь повидаться. Я очень люблю тебя, папа! Но я птица, и лечу в свое личное сияющее небо, я счастлива. Ах да… с Новым годом!»

Надя убрала телефон, удержав вздох. Конечно, отец теперь места себе не найдёт, но такова уж жизнь… Любимый ведёт её за собой, и она действительно должна быть сильной.

Зимой солнце садится быстро, так что, когда они доели, оно уже коснулось края горизонта над полем. Инчэн встал. С Надей, здесь, в окружении снежных пейзажей, его имя ощущалось теперь таким родным и близким. Он больше не испытывал недовольства, когда его так называли, тем более, что это делала она. Своим волшебным голосом.

— Пора идти, — он взмахнул рукой, и костёр засыпало снегом, а вместе с тем и следы их присутствия. Инчэн подал Наде руку, подхватил с камня своё пальто и посмотрел девушке в глаза. — Мы сейчас сделаем довольно большое перемещение. Твоё состояние стабильно, и ты не слабее меня, но в первый раз от этого может стать нехорошо. На счёт «три» закрой глаза и сделай шаг вперёд, не отпуская моей руки.

Он задержал взгляд на губах Нади, затем склонился к ней, нежно поцеловал и начал считать:

— Один, два, три… — и переместился.

Соловушка шагнула следом, и дракона порадовало, с какой лёгкостью она преодолела столько километров вместе с ним. Но радость быстро ушла. Он почувствовал след имуги, а ещё тех, кто шёл за ней по пятам.

Глава 12

Пан Чжэнь ощущала, как слабеет её духовное тело, но девчонка, в которую она вселилась, действительно превосходила силой многих мастеров. Имуги была поначалу уверена, что сможет добраться до отца вовремя, но за полпути до Китайской границы начала сомневаться. Она не знала существ этой страны, не знала, какие миры скрываются по ту сторону грани, только чувствовала, как жемчужина, которую она так трепетно несёт домой, привлекает тьму, мрак, несравнимый ни с чем, что встречалось ей раньше. Будто само мироздание обретало структуру и собиралось ей мстить.

Пан Чжэнь остановилась передохнуть в небольшом городке, когда чувство опасности стало ускользать от неё. Её смертное тело устало, и она должна была отдохнуть.

Яника лежала на снегу, раскинув в стороны руки, как сломанные крылья. Опять… это опять случилось. Снова для воистину прекрасного мужчины она оказалась… даже не врагом, так, пустым местом. Что такое вонзил ей в грудь дракон, мавка не поняла. Какая-то чужая, но очень мощная сила.

Вот же нелепица… здесь, на Руси драконы — недруги людей, страшные и опасные создания. Но этот, как и его давний предок, несёт в себе что-то совсем иное…

Клинок, поразивший её, горел в груди. Он как будто создал пустоту внутри Яники, в которую извне втягивалось нечто, делавшее её… живой. На чуть-чуть… ненадолго… но мавка ощутила давно забытое — боль. Боль билась ритмичным гулким колоколом именно там, где когда-то у неё было пусть недоброе, но человеческое сердце…

«Тяжело тебе…»

Этот голос пролился раскалённым оловом по неживому телу мавки. Что сделал с ней проклятый дракон своей магией?

— Ты, Григорий? — прошептала Яника. — Убирайся!

Но в ответ услышала лишь сочувственный вздох.

«Напрасно ты меня убила. И другим горе принесла, и самой несладко теперь».

Веки сомкнулись, скрывая от вновь потемневших глаз чистейшее зимнее небо. Еще немного — и польются слёзы. Из той, другой, жизни. Где она ещё видела, как золотятся одуванчики, слышала, как поют соловьи… Где, несмотря на мрак, злобу и гордыню, сердце ещё ощущалось и горело, и проросло однажды яркими надеждами на светлое, нежное счастье…

— Убирайся.

«Яника… врёт народ. Не год, не два, не четыре дано на то, чтобы вернуться… Нет для этого срока. Пока ты ходишь по земле — всегда сможешь по доброй воле отказаться от зла…»

Яника расхохоталась воистину бесовским смехом.

— Куда вернуться⁈ Нежить я, понимаешь? Да где тебе, ангелу, понять, чем я стала? А ведь я любила тебя, Гриша… Уж как умела… потому и убила. Хватит мучить меня. Убирайся!